Киммерийская крепость - Вадим Давыдов

Крепость показалось ему большой. Или, точнее, просторной. Стены и башни – как продолжение скал, на которых они были выстроены, — и странная, развернутая в открытое море фортификация. Нет, наверное, рисунок береговой линии в период постройки всё-таки существенно отличался от нынешнего, подумал Гурьев. А места тут и вправду навалом. Для всего. Так и назовём местечко – «Старая Крепость», решил он. Очень романтично. Соколиное гнездо. Он вышел на оконечность далеко выступающего над водой мыса, похожего на нос огромного корабля, и долго стоял, подставив лицо чувствительному морскому ветру и разглядывая округу в бинокль. А может, это нарочно так и было задумано, промелькнула у Гурьева крамольная мысль. Весь полуостров – как корабль, а тут – капитанский мостик. С мифологией у пращуров было всё в полном ажуре. Могло, могло ведь и так оказаться.

Он обошёл стену по периметру, кое-где ощупал пальцами могучую кладку, рассчитанную даже не на века – на тысячелетия. Сделал несколько снимков «миноксом»,[29] чтобы переслать их Городецкому. Съёмки с самолёта, рисунки, — всё это замечательно, но живые снимки куда более интересны. Да ещё цветные. Легенда гласила: крепость выстроили сыновья Орея – Кий, Щек и Хорив, потом она была заброшена, потом её приспособили для своих нужд основатели города – греки, после греков – генуэзцы. Строили её точно не генуэзцы, для понимания этого даже поверхностных знаний в области фортификационного искусства было более чем достаточно. И не греки. Город-то вроде бы греки основывали, а назывался он почему-то Сурожеск, Сурожск, подумал Гурьев. Не греческое какое-то названьице, однако. Это вам не Сталиноморск какой-нибудь. Советы, комбеды, пятилетку в четыре года. Русская это земля, усмехнулся он. Гостям мы рады, гости нам не мешают, наоборот, просторно у нас, места всем хватит, но земля эта русская, от века русская, и море это недаром Русским от века звалось. Русская земля. И такой навсегда останется. Уж мы постараемся.

Это здесь, понял он окончательно. Это здесь.

Он вернулся в гостиницу, ополоснулся холодной водой, переоделся и позвонил в Москву.

— Ну, как? Посмотрел, потрогал?

— И посмотрел, и потрогал. Картинки сделал, отошлю фельдъегерской через час.

— Вот и молодец. И я взгляну.

— Это здесь, Варяг.

— Ты уверен, всё совпадает?

— Даже самому не верится, — криво усмехнулся Гурьев. — Совпадает. Можем приступать.

— Добро. Строителей уже подрядили, скоро будешь гостей принимать.

— Ты мне человека нашёл?

— Быстрый какой. Подождёшь, других дел по горло. Занимаемся.

— Ладно. Новости?

— Какие у нас новости, — Гурьев почувствовал усмешку друга. — Собираемся.

— Значит, всё по плану, — он вздохнул.

— По плану, по плану. У нас плановое хозяйство. С жильём определился?

— Угу. Очень даже неплохо устроился.

— Рад слышать.

— Людей можешь высылать, — Гурьев назвал адрес.

— Срисовал, Гур. Завтра отправлю.

— Голос твой мне не очень нравится. Что там с «Вратами» у тебя?

— С «Вратами» хорошо, Гур. Без «Врат» – плохо.

— Я серьёзно спрашиваю.

— А я серьёзно тебе отвечаю. Они работают, как проклятые. И Капица, и все. Но ты же понимаешь, что это такое. А ещё – столько расчётов, просто не справляются люди. Надо думать, как эту махину, вычислитель английский, хотя бы в корабль запихнуть.

— А наладка? Ты не выдумывай ерунды. Надо свой строить. Документация же есть?

— Есть, — Городецкий тяжко вздохнул. — Есть, а культуры – нет. Ладно, решаем эту проблему, ты голову себе пока не забивай. Если что, я тебе задам все вопросы.

— Варяг, я могу прилететь на пару дней.

— Пара дней ничего не решит.

— Нам нужны «Врата».

— Я знаю. Всё мы сделаем – и ворота, и калитку. И ключик, и замочек, и шпингалет. Вопрос – когда. Добро, Гур. Будь.

— Буду. Взаимно.

В двенадцать он был на пристани – катер в Алушту уходил через десять минут. В Алуште Гурьев зашёл в горком партии и, предъявив документы на имя сотрудника аппарата ЦК Кириллова, прошёл в кабинет начальника отделения фельдъегерской почты, отдал пакет. Тот проверил – сургуч, печати. Всё, как полагается. Несколько недоумённо смерив посетителя опытным взглядом, вопросов задавать, разумеется, не стал:

— Сейчас отправим, товарищ Кириллов.

— Отлично, — Гурьев кивнул, расписался в книге сдачи корреспонденции и распрощался.

Покинув здание, Гурьев посмотрел на часы. Через сорок минут рейсовый катер отвезёт его назад, в Сталиноморск. Плёнка из «Минокса» была слайдовой, это позволяло смотреть её через проектор сразу, без печати снимков. Хорошая штука техника, особенно – в нужных руках. Домой, подумал Гурьев. Домой.

К Макаровой он возвратился уже к шести вечера. Хозяйка вместе с Дашей встретили его в гостиной, где по всем правилам был накрыт стол:

— Гур! Как здорово! Мы уже волновались!

— Гостей не было? Незваных?

— Нет, — улыбнулась и покачала головой хозяйка. — Покорнейше прошу отужинать, Яков Кириллыч.

Опять жрать, тоскливо подумал Гурьев. Без этого никак в здешнем раю, что ли?! Он лучезарно улыбнулся:

— С превеликим удовольствием, Нина Петровна. Вы меня постоянно собираетесь кормить, или как?

— Отчего же не покормить, — улыбнулась Макарова. — Я готовить люблю, а если есть для кого – так и ещё лучше.

— И я люблю, — Даша посмотрела на Нину Петровну. — А то я так не могу – просто сидеть, как засватанная.

— А рынок далеко?

— Нет. Меня не затруднит, Яков Кириллович.

— Нас, — поправила её Даша и улыбнулась, заправляя за ухо непослушную прядку.

— Я понимаю. Давайте, в самом деле, отужинаем, а потом всё и обсудим.

Покончив с трапезой и отодвинув тарелку, Гурьев просиял:

— Просто невероятно вкусно. В Сурожске все так готовят?

— В Сурожске? — выпрямилась Макарова и посмотрела на Гурьева. — Вы интересуетесь историей?

— И историей в том числе, — улыбка Гурьева оставалась по-детски безмятежной.

— У нас очень спокойный город, — негромко заговорила после недолгого молчания Макарова и с беспокойством посмотрела на притихшую Дашу. — Спокойный, тихий, курортный город. Флот ведь не так давно здесь поставили, и полусотни лет нет ещё… И готовят здесь хорошо, и живут степенно, не по-московски, мне кажется. Всё у нас тут другое… В Сурожске.

— Мне нравится, — кивнул Гурьев.

— Мне тоже.

— И мне.

— Вот только так уплетать ваши, прекрасные мои государыни, кулинарные изыски за обе щёки – этак я через месячишко ни в одни двери не войду, ни анфас, ни в профиль.

— Вы преувеличиваете, — потупилась Макарова.

— Отнюдь. Ещё раз такой пир устроите – я вот возьму да квартирную плату на сто рублёв-то в месяц и преувеличу.

Сказано это было с улыбкой и вроде как в шутку – но в серьёзности угрозы, похоже, никто не усомнился. Компаньонка и дебютантка переглянулись и дружно прыснули.

— Между прочим, я и сам неплохо готовлю, — притворно обиделся Гурьев.

— А сутки растягивать умеете? — улыбнулась Макарова. — Если уж Вы такой щепетильный, выдавайте, в самом деле, деньги на хозяйство. Чем-то же и мне нужно на старости лет заниматься. Вот съеду к внукам, тогда и будете справляться сами.

— Вы просто сокровище, Нина Петровна, — вздохнул Гурьев. — Что бы я без вас делал?

— Да уж. Давайте ваш паспорт, я вам прописку оформлю.

— Это лишнее. Быстрее, чем у меня, у вас вряд ли выйдет. Я такие, очень волшебные, слова знаю.

— Ох, Яков Кириллыч! Столичные молодые люди все теперь такие?

— К счастью, нет. Всеобщее падение нравов так далеко пока не простирается.

Он сослался на необходимость посидеть над бумагами и, оставив прекрасных дам дальше секретничать и чаёвничать, в чём у обеих, похоже, обнаружилась насущнейшая необходимость, проследовал на свою половину.

Сталиноморск. 30 августа 1940

Парадный вход был, разумеется, закрыт, — Гурьев намеренно выбрал такое время. Он вошёл в помещение, где располагался паспортный отдел милиции, с чёрного хода, просквозил тенью через полуподвальный коридор, вынырнув уже в рабочем вестибюле. Радостно поздоровался, как ни в чём не бывало, с попавшейся ему по дороге паспортисткой, растерянно уставившейся ему вслед, подошёл к двери начальника службы. Табличка на двери гордо известила Гурьева: в кабинете заседает капитан милиции Курылёва Г.А. О, так всё будет несложно, порадовался про себя Гурьев и без стука, по-хозяйски, шагнул внутрь. Сидевшая за столом дама с перманентом и в милицейской форме со шпалой вытаращилась на Гурьева:

— Гражданин?!.

— Здравствуй, голуба, — широко улыбнулся Гурьев, взял за спинку стоявший у стены стул, перенёс его прямо к самому столу, и, усевшись на него верхом, по-наполеоновски, вынул из нагрудного кармана пиджака красную сафьяновую книжечку и положил в раскрытом виде перед глазами дамочки. — Читай, голуба. Не отрываясь.