Зимняя коллекция детектива - Устинова Татьяна

– Алла? – предположил Марк.

– Или Сергей Васильевич.

– А Степан?

Кузьмич помотал головой, глотнул и пристроил свою кружку на поленницу.

– Не, не, не. Степан не при делах. Только вот я тоже пока не понял, совсем не при делах или…

– Или?

– Или у него какая-то своя роль. Значит, эта лыжа Володи. Как раз подходит ему… по статусу. Как работнику банка. Они все себе такие покупают в специальных спортивных магазинах для работников банков. Стоит великих денег, красота неземная, дерьмо дерьмом. Крепления опять же.

Марк посмотрел на крепления и засмеялся.

– Это ему в магазине такие поставили, Кузьмич. Сказали, что будет круто.

– Согласен. Ну, эта Женькина, понятно.

Кузьмич быстро и внимательно взглянул на Марка, и тот глаз не отвел.

– Ну, что ты смотришь? – спросил Ледогоров, потому что пауза затягивалась. – Я знаю, что это ее! Я сам выбирал для нее эти лыжи, Паша!

– Ты бы головой подумал, олимпийский чемпиен, – негромко сказал Кузьмич, и Вик, услышав слово «чемпиен», поднял голову и навострил уши. Он знал, что это слово ничего хорошего не предвещает. – Не, ты можешь и дальше молчать, как пень, но ты все-таки подумай.

– Я думаю.

– Медленно ты думаешь! Ты думай, как на трассе, – быстро и толково.

Женькину лыжу он отодвинул почему-то в другую сторону и взял две следующие.

– Вот эти совершенно равнозначные. – Кузьмич посмотрел сначала на ту, что была у него в левой руке, а потом на ту, что в правой. – Вполне профессиональные, надежные, крепы соответствуют. Почему я и не знаю пока, кто из них главнее, мужик или девушка.

– Мужик – это Сергей Васильевич, а девушка – Алла?

Кузьмич кивнул.

– По сравнению с этими лыжами все остальные – фуфло, сам видишь. Женькины не в счет, понятное дело. – Он аккуратно отставил лыжи к стене. – Ну, эта – заморыша, который с телефоном не расстается, последняя модель, раскраска сам видишь, аж глазам больно, в Сети такие рекламируют, он небось из интернет-магазина их и выписал!.. Цена грош, зато красоты много, как раз для него! Во-от, а эта, судя по всему, Степана. Если по лыже смотреть, Степан ни в какие походы по два раза в год не ходит, понятное дело. Или ходит, но на каких-то других лыжах. Эти совершено новые, не опробованные, куплены позавчера. В такой серьезный поход на новых лыжах не идут. Врет Степан.

– А заморыш?

– Не знаю, – сказал Кузьмич с сомнением. – Но он единственный, кто нам брехать не стал, когда мы спросили, кто он и откуда. Не стану, говорит, отвечать на ваши идиотские вопросы!

– То есть или он очень умный, – задумчиво протянул Марк, – и понимает, что врать бессмысленно…

– Или совсем дурак, – подхватил Кузьмич, – и не понимает, что мы и без него все узнаем.

– Кто-то из них зарезал Игоря. Зачем?..

Кузьмич вдруг оскалился, как Вик, почуявший волка.

– Я бы его сам зарезал, Марк. Сволота такая!.. Главное, столько лет вместе, а тут – на тебе!..

– Чего ты сейчас-то бесишься?

– А ты не бесишься?! У нас Олимпиада на носу, нам выступать, и Виноградов вдруг нарисовался! Я ему чуть в рожу не засветил, полночи не спал!

– Ты как раз все проспал, – перебил Марк. – Как это вышло? Почему ты все проспал?! Я знаю тебя сто лет, ты всегда просыпаешься секунда в секунду! Почему именно сегодня ты проспал?

– Сам не пойму, – вдруг обмякнув, сказал Кузьмич. – Вот честно, не пойму, Марк. А Зоя Петровна? Как она могла не услышать, что в доме кто-то ходит? Она за три километра винтовочный выстрел от двустволки отличает!

Они помолчали.

– Скандал будет на весь мир, – произнес Марк задумчиво. – В моем доме председателя союза биатлонистов зарезали.

– Будет, это точно, – согласился Кузьмич. – Ничего, прорвемся как-нибудь, узнать бы только, кто и за что убил. Чтоб не затаскали нас с тобой по инстанциям перед самой Олимпиадой.

– А последняя? – Марк кивнул на единственную оставшуюся лыжу.

– Эта как раз интересней всех.

Кузьмич взял лыжу, покрутил из стороны в сторону и сунул Марку.

– Сам погляди.

Марк взял, посмотрел так и эдак, поднялся и подошел под свет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Да, – согласился он и еще посмотрел. – Интересно.

Кузьмич сопел у него за спиной, тоже рассматривал:

– А эти не ты выбирал, нет?

Марк отрицательно покачал головой.

– А такое впечатление, что ты. Или я. Я бы, например, для зимнего похода только такие выбрал. И вот вопрос у меня к тебе – откуда такие лыжи у толстого чувака, который утверждает, что он программист на складе?

– Не на складе, а в логистической компании!

– Это одно и то же.

Свет мигнул, померк, но не погас.

– У нас солярки-то хватит, Кузьмич?

– Хватит у нас всего. Если б я тебя слушал, то без света бы и сидели! А я запасливый. У нас еще угля полно, брикетов топливных.

О некоторых дополнительных запасах в ангаре, про которые Марку уж совсем не следовало знать, он умолчал.

Марк допил кофе и прошелся перед голландской печкой туда-сюда, закинув руки на шею. Остановился и провел ладонью по Женькиной лыже.

Вик поднял голову, замер на секунду, а потом часто и жизнерадостно задышал. Хвост шевельнулся туда-сюда.

– Идет кто-то, – сказал Кузьмич.

– Я не убивал, – выговорил Марк медленно. – А ты?

– Я тоже не убивал.

– Остаются чужие, Женька, Зоя Петровна и Антон.

– Антону зачем? Он у Игорька как сыр в масле катался! Тот его везде за собой таскал – и на острова, и на яхты, и на курорты разные! Игорек без вертолета жить не мог, ты же знаешь!.. Где это Антон себе другого такого золотого шефа найдет?

– А Зое Петровне зачем?

– И ей незачем. А про Женьку сам думай. Я тебе не помощник.

На крыльце стукнуло, Вик вскочил и потрусил к двери. Белый хвост мотался из стороны в сторону.

– Здорово, мужики, – произнесла с порога фигура, замотанная от метели почти до глаз.

– Проходите, Зоя Петровна.

Она расстегнула пуховик, стащила его и в несколько приемов старательно отряхнула снег.

– В «оружейной» охотничий нож, – проинформировала Зоя Петровна безразлично. – Не наш, чужой чей-то. Я его оставила где был, дверь заперла от греха. В шкафу медицинском ампулы одной не хватает. Звериное снотворное, что по весне заряжаем, когда медведи голодные. В медицинской врачиха была, этот с растяжением и Алла. Больше никто не заходил.

Марк и Кузьмич переглянулись. Зоя Петровна продолжала без выражения:

– Толстый ихний до смерти перепугался за свой рюкзак. Я велела вещи разобрать, так он рюкзак вырвал и понес. А потом оказалось, не его рюкзак-то. Так он сразу успокоился и повинился, не люблю, мол, когда в моих вещах копаются.

Зоя Петровна помедлила, потом подложила полено в чугунный зев «голландки» и стала ловко заметать щепки.

– Женька плачет, – добавила она как ни в чем не бывало и ссыпала щепки туда же. – Ужин скоро. Приходите, мужики.

Потрепала Вика по загривку, надела пуховик и ушла в метель.

Спали плохо – решили дежурить по очереди, но от Женьки не было никакого толку. Вечером она почему-то рыдала, правда, быстро успокоилась и читала на диване «Похождения бравого солдата Швейка», а потом завалилась на свою кушетку в «комнате девочек», накрылась с головой лоскутным одеялом и заснула.

– Я ее разбужу, – сказала Алла Марине, – немного подежурю, потом разбужу ее. А после уж ты.

Спать по очереди было очень правильным решением, но невыполнимым. Алла долго прислушивалась к тишине дома, к метели, которая все терлась о стены, к Женькиному дыханию, задремывала, просыпалась в ужасе и опять задремывала.

…Спать нельзя! В доме человек, убивший другого человека. Скорее всего, он тоже не спит и прислушивается к тишине и всматривается в темноту. Как вообще можно спать после… убийства?.. Алла пыталась себе представить и не могла. Вчера в это самое время Игорь Виноградов был жив, а тот человек только готовился его убить. Собирался и прикидывал, как он это сделает – как войдет в комнату спящего крепким сном человека, подождет, пока глаза привыкнут, прикинет, как ловчее всадить нож. Потом он поднимается, неслышно идет по дому… убивать. Он знает, зачем идет, знает, что будет делать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})