Бесстыжее лето - Элли Лартер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она многодетная мать и роскошная женщина, — говорю я неуверенно. — И тоже играла в кино, кстати, с Джонатаном Риз-Майерсом.
— Вот и все. К тому же, нам наверняка дадут вопросы для интервью.
Я вздыхаю, чувствуя, как начинают подрагивать кончики пальцев на руках. Если я переживу этот день — можно будет ставить себе памятник.
24 глава. Новые неприятности
Артем оказывается прав: нам действительно выдают вопросы для интервью — но всего за полчаса до самой встречи с Миллой и Натальей. Перед этим приходится потратить кучу времени на приведение себя в «божеский вид»: так выражается Софья Кирилловна Котик, отправляя меня и мужчину к стилистам, визажистам и парикмахерам. Ну что же, божеский вид, значит божеский вид. И это она еще нас пару часов назад не видела, сразу после лифта. То еще было зрелище. От этой мысли мне почему-то становится смешно, и это немного сбивает общий градус напряжения.
Неожиданно выясняется, что образ, специально созданный вчера для приема, не подходит, он должен появиться только вечером, в свете направленных на меня софитов, а значит, срочно нужны другой вариант прически, новый макияж и еще одно платье. Благо, в агентстве большая костюмерная, так что наряд мне находят быстро. Потом я провожу мучительные полтора часа, пока колдуют над моими волосами и лицом. Где в это время Артем, я не знаю, но подозреваю, что у него примерно та же ситуация, и стилисты терроризируют его терпение, выбирая между двумя совершенно одинаковыми галстуками, а парикмахер не может определиться, зачесать ему волосы направо или налево. Вездесущие детали — такие важные, но такие раздражающие, когда голова занята совсем другим.
— Анна Алексеевна, вы готовы к встрече? — отрывает меня от мыслей Софья Кирилловна, и я поднимаю на нее глаза. Визажист и парикмахер почтительно отходят в сторону, а я улыбаюсь, чувствуя, что губы немного подрагивают:
— Конечно, Софья Кирилловна, — как будто у меня есть выбор, и я могу сказать «нет, не готова»!
— Отлично. Помните, — начинает она, а я договариваю мысленно: «налажает один — вылетите оба». Но женщина неожиданно говорит совершенно другое: — Мы гордимся вами и держим за вас кулаки. Ни пуха ни пера.
— К черту! — я киваю, явно приободренная ее словами, и поднимаюсь с места, сжимая крепко список вопросов. Я успела по нему пробежаться, там нет ничего необычного, так что главная моя задача — это хорошо выглядеть, широко улыбаться и быть милой. В принципе, ничего сверхъестественного, особенно если рядом не будет придурка. Рядом с ним быть милой невозможно. А в остальном… Если я не упаду в обморок от волнения — все пройдет нормально.
По пути к студии на меня надевают петличку, закрепляя устройство за спиной на поясе платья. Его вес почему-то придает уверенности, а вот софиты и видеокамеры — нет. Но я все равно послушно усаживаюсь в кресло, сразу чувствуя на лице непривычный жар осветительных приборов. Кожи касается кисточка с пудрой, я прикрываю глаза, а когда открываю их, в студию уже входит Наталья. Красивая и эффектная, в брючном костюме и на высоченных шпильках, она как будто только сошла с обложки модного журнала. Ну да, она же супермодель! Одергивая себя, я тут же поднимаюсь с места, чтобы протянуть девушке руку и поздороваться с ней:
— Здравствуйте, Наталья, как я рада вас видеть!
— Здравствуйте, — гостья широко улыбается, и я сразу немного успокаиваюсь, пожимая теплую ладонь и улыбаясь в ответ. В конце концов, Наталья такой же человек. Кроме того, она в совершенстве владеет русским языком, в отличии от Миллы, которая хоть и болтает на нем с удовольствием, но периодически путается или переходит на английский, так что мне повезло. Мы садимся друг напротив друга, операторы дают знак включить камеры, и интервью начинается.
Так оно обычно и бывает: ты ждешь, готовишься, переживаешь, а потом — раз! — и все закончилось. Съемка длится от силы полчаса, и под конец диалога я уже совсем расслабляюсь. Водянова оказывается приветливой и смешливой, она легко ведет разговор и совсем не давит на меня своим авторитетом и известностью.
Зато неожиданно меня начинает подводить тело: странное тяжелое ощущение скапливается в районе желудка и постепенно ползет вверх по пищеводу, отравляя горло горечью. Переносица чешется, подступает тошнота, на лбу появляется испарина. Операторы дважды останавливают съемку, чтобы припудрить мне кожу.
— Все нормально, не нервничайте, — говорит мне Наталья, но я только улыбаюсь, понимая, что будет бессмысленно объясняться перед ней. Интервью заканчивается, мы прощаемся, и я выхожу в коридор, чтобы там прислониться спиной к прохладной стене и ощутить уже отчетливую острую боль в районе солнечного сплетения. Я стою так несколько минут, пытаясь унять ее и искренне не понимая — что это? Волнение? Неужели нервы сдали?
— Ты в порядке? — взволнованный голос Артема вырывает меня из оцепенения, и я открываю глаза, фокусируя на нем мутный взгляд:
— Немного устала, — киваю и неожиданно для себя самой цепляюсь пальцами за его плечо. Мужчина тут же подхватывает меня за локоть:
— Ты совсем бледная. Налить тебе воды?
— Да, пожалуйста.
Артем усаживает меня прямо на прохладный пол и уже через минуту приносит стакан воды. Рядом появляются и другие люди, спрашивающие обеспокоенно, не нужно ли вызвать скорую помощь, но мужчина уверенно отмахивается от них, и за это я ему благодарна: мне просто нужна минута покоя. Болеть никак нельзя. Сегодня важный день, во многом решающий для моей карьеры.
Я пью воду и возвращаю Артему пустой стакан. Он кладет ладонь на мой лоб:
— Ты горишь.
— Это потому что ты рядом, — шучу я, но боль не утихает, и еще через минуту я с прискорбием сообщаю: — Мне нужен унитаз. Или раковина. Срочно.
— Вставай. Дойти сможешь? — Артем помогает мне закинуть руку ему на шею, а сам подхватывает за талию и ведет в сторону уборной, где я тут же сгибаюсь напополам над унитазом, выплескивая горечь из своего желудка.
— Пиздец какой-то, — вытирая губы, я смотрю пустым взглядом в кафельную стену над баком унитаза, пока Артем держит мои волосы:
— Ты же не беременна?
— Если ты трахал меня в презервативах — то не должна.
— Ладно, — он фыркает, но невесело. — Тебе полегче?
