Лишь шаг до тебя - Элис Петерсон

– Я рад за тебя, поверь…

– Но?

– Я беспокоюсь. – Хьюго закусывает губу. – Ведь ты не хочешь признать много лет…

– Что я не хочу признать?

– Твое пристрастие к алкоголю.

– Хьюго, я не пила три дня, – говорю я, и это верно, вплоть до этого вечера. – А сегодня выпила один бокал, – продолжаю я лгать, – перед твоим приходом и один за ужином. Много женщин пьет во время беременности, это…

– Я находил пустые бутылки у тебя под кроватью и в твоем гардеробе.

– Ты следишь теперь за мной?

Он берет меня за плечи.

– Я тревожусь. Я в самом деле тревожусь за тебя.

– Все в порядке. Я счастлива! У меня будет ребенок, – говорю я, направляясь к раковине. Мне нужно лечь. – Я не верю, что ты хочешь, чтобы я убила моего ребенка.

– Я не хочу! И говорю я вовсе не об этом! Я люблю тебя и никогда не заставлю это сделать!

Повернувшись спиной к нему, я чуть не плачу. Милый, добрый Хьюго. Как мне хочется обнять его. Я вспоминаю, как мы в детстве, надев ярко-желтые спасательные жилеты, плывем по озеру к затонувшей лодке. Я вижу его лицо, когда мы привезли его в школу, испуганного мальчика, вцепившегося в Фидо, игрушечную собаку. Мы с ним были неразлучными. Спали в одной комнате, держались за руки, когда смотрели «Челюсти» по телевизору. Я не люблю, когда мы спорим, но…

– Пожалуйста, порадуйся за меня. Ты мне нужен, Хьюго.

– Послушай меня! Я пришел сюда ради тебя. Я хочу сказать только одно – раз ты станешь матерью, тебе нужна помощь. Полли, у тебя не жизнь, а непонятно что.

– Нет, у меня все хорошо, я…

– Будь честной перед самой собой! Помню, тетя Вив говорила, что алкоголизм – это как весы…

– Что?

– …и тебе нужно защелкнуть их, справиться с болезнью, нажать на тормоза, пока не поздно.

– Мне странно слышать это от тебя. Мне нравится вино, я люблю вечеринки, компании. Но теперь я знаю о своей беременности. Я перестану.

Он качает головой.

– Нет, не перестанешь.

– Я люблю Мэтью и я рожу ему ребенка, нравится это тебе или нет.

Не говоря ни слова, он встает из-за стола.

– Хьюго! – кричу я вслед. Через несколько секунд он возвращается и протягивает мне несколько брошюр.

«Акция против Алкоголизма! Анонимные Алкоголики! АА!» – Я мысленно представляю себе группу доходяг, сидящих в круговую.

– Полли, тебе нужно показаться специалисту, – умоляет он. – Тем более теперь. Я стану тебе помогать. Я люблю тебя. Вот если бы ты пошла к своему терапевту…

Я швыряю ему брошюры.

– Полли, когда ты станешь взрослой! – говорит он, разозлившись.

Я надеваю пальто.

– Куда ты идешь?

Я хватаюсь за дверную ручку и поворачиваю к нему лицо.

– Не смей подходить ко мне. Я не хочу тебя видеть, понятно?

Через несколько часов я возвращаюсь в квартиру и вижу на кухонном столе листовку. «Алкоголизм – главный убийца в нашей стране. Он губит жизни, разрушает семьи…» Я рву бумагу в клочки, слезы льются по моим щекам.

Среди ночи я просыпаюсь, мокрая от пота, и слышу голос Хьюго. Я обнимаю подушку, я уже скучаю без брата. «Тебе нужна помощь, Полли. Тетя Вив говорила, что алкоголизм – это как весы, тебе нужно защелкнуть их, справиться с болезнью, нажать на тормоза, пока не поздно».

19

@Гато-о-Шоколад.

Еще одна рыбная пятница & рыбная похлебка от Мэри-Джейн, рыбный пирог от Жана и шоколадные пирожные с арахисом от Полли!

– Слава кранчи-хрустику, сегодня пятница! – сказали мы с Луи этим утром[5]. Мы всегда так говорим в пятницу. Мой сын ждет выходные, я жду собрания в АА.

Я беру с полки формы для пирожных. Мэри-Джейн помешивает похлебку. Тетя Вив присоединяется ко мне на кухне и готовит себе кофе. Она выглядит изысканно даже в черных брюках палаццо; каштановые волосы завязаны на затылке и подчеркивают ее высокие скулы и темно-карие глаза. Тетя Вив каждое утро занимается йогой, такую привычку она приобрела в Лос-Анджелесе. Она утверждает, что йога помогает ей сохранять душевное равновесие.

– Жан меня удивляет, честное слово, – говорит она, прочитав написанное на доске меню. – Рыбный суп и рыбный пирог? Он сошел с ума!

– Слышу, слышу! – кричит он сверху.

– Да еще заменил пудинг на рыбный пирог, – шучу я. Мэри-Джейн испепеляет меня своим знаменитым свирепым взглядом.

Мы с тетей Вив с трудом удерживаемся, чтобы не рассмеяться. Тетя Вив говорит, что она миссис Дэнверс[6].

– Как там поживает Луи? – спрашивает тетя, когда я распускаю в сковороде сливочное масло.

– Хорошо. – В последние дни он как-то меньше задает вопросов о Мэтте. – Тоже начал увлекаться кухней. – Я рассказываю ей, как я на прошлой неделе взяла сына в супермаркет и пообещала ему, что он может выбрать все, что захочет, в награду за золотую звездочку, полученную в школе… – Он выбрал красного леща, потому что ему нравится цвет. Мы поджарили его на гриле и нарезали салат из помидоров.

– Он прелестный мальчуган, Полли. А как там поживает тот красавец? Ну, дядя девочки?

Я улыбаюсь, зная, что тетя Вив выуживает из меня материал для сплетен.

– Нормально.

Она поднимает брови. Слово «нормально» не вызывает у нее доверия. «Нормально» – это ничего, пустое место.

– Он что, приятель Билла? – спрашивает она.

Билл Уилсон, или Вилл У., один из создателей общества Анонимных Алкоголиков, и когда мы спрашиваем про кого-то, не приятель ли он Билла, это означает, не из наших ли он рядов.

– Как ты догадалась?

– Я почувствовала, Полли.

– Что ж, догадка правильная. Тетя Вив, вообще-то я хотела посоветоваться с тобой насчет Бена. Можно?

– Конечно.

Я снимаю масло с плиты и веду ее к столику; мы садимся на угол.

– Ты знаешь больше, чем кто-либо… – беру я ее за руку, – что значит кого-то потерять.

Она молча кивает.

– Я читала много всего про утраты и о том, как слова действуют на ребенка. – Тут я рассказываю ей, что Эмили не спит, из боязни, что ночью с ней что-нибудь случится. Бен сказал ей, что ее мать Грейс умерла во сне, и девочка теперь боится закрыть глаза. «Какой же я кретин! – сказал Бен нам с Джимом в понедельник у школьных ворот. – Ведь дети все воспринимают буквально». Еще Эмили убеждена, что мама вернется к ней летом в день ее рождения; она не понимает, что смерть – это навсегда.

– Возможно, это глупо, – продолжаю я, – но мне кажется, что им нужно совершить какой-то ритуал по их старой собаке, Патчу, чтобы Эмили осознала, что он никогда не вернется.

– Да, ты права, – отвечает она, и мне сразу стало легче на душе, потому что она не высмеяла меня.

– Может быть, им нужно завести другую собаку? – говорю я.

– Пожалуй. Но важно, чтобы Эмили не думала, что одну жизнь можно заменить на другую. Когда умер Патч?

– Примерно год назад.

– Бен любит собак?

– Я не думаю, что он когда-либо думал об этом.

– Тебе ведь он небезразличен, правда?

Я киваю – и добавляю, что Эмили тоже.

К нам подходит Жан.

– Я невольно вас подслушал.

– Тебе когда-нибудь обязательно прищемят нос, – ворчит тетя Вив.

Он оставляет ее слова без внимания.

– Ты когда-нибудь слышала про Бернара Кретта?

Я качаю головой.

– Это швейцарский антрополог. Он открыл «Кафе Смерти» в Швейцарии и Франции – место, куда приходят люди, пьют чай, едят пирожные и беседуют о жизни, смерти, трауре, утрате супругов, детей… – Он с нежной любовью глядит на тетю Вив. – Такое кафе – полная противоположность британской чопорности. – Он поджимает губы, вызывая улыбку у нас с тетей Вив. – В этой стране мы хороним близкого человека и после определенного времени обязаны жить дальше. И больше никаких слез. Еще в детском возрасте нам внушают, что плакать неприлично, и мы привыкаем держать себя в руках. Неудивительно, что нам всю жизнь трудно проявлять эмоции. Я считаю, что собака для Эмили – замечательная мысль; собака станет напоминанием о счастливых днях, когда девочка жила с матерью. Бену надо поддерживать те воспоминания.

Тремя днями позже, в понедельник, Джим, Бен и я пьем кофе после бешеной утренней пробежки до школы и стонем, что уже март, а тепла все нет и нет. Я уговорила Джима поддержать меня, когда я заговорю о собаке. Речь об этом я заведу не сразу, может, сначала куплю Бену черничный маффин. Я уже привыкла к тому, что Бен постепенно выпускает пар. Эмили отказывается чистить утром зубы, и он не в силах объяснить ей, что это негигиенично.

– Что ты говоришь ей? – спрашиваю я.

– Что у нее выпадут зубы, если она не будет их чистить.

Мы с Джимом переглядываемся.

– Тогда она плачет. Понимаете? – Он пожимает плечами. – Я безнадежен.

– Нет-нет, не безнадежен, – говорим мы в один голос.

– У меня ничего не получается. Я никогда не заменю ей мать.

– Эмили прошла через ужасы и проходит до сих пор, – говорю я. – Но у нее есть ты, и в ваших отношениях заметен явный прогресс. Я вижу это по Эмили, вижу. Мне бы хотелось, чтобы у Луи был отец, конечно, хотелось бы, но ему все равно неплохо и так, я забочусь об этом.