Мальчик из Уржума - Антонина Голубева

Долго ходил Сергей по заводу, заглядывал в каждый закоулок. Кто знает, - может, после ученья ему самому придется работать на этом заводе? А если не на этом, то на таком же.

Конечно, интереснее было бы попасть на завод, где оборудование получше, где машин побольше. Да еще неизвестно, куда возьмут.

В коридоре одного из цехов, у бочки с водой, в которую полагалось бросать окурки, Сергей разговорился с молодым рабочим. Рабочий торопливо докуривал кривую цыгарку. Левая рука у него была толсто обмотана почерневшей тряпкой.

- Это что у тебя с рукой? - спросил Сергей.

- Кислотой облил. Третий день, а ни черта не заживает.

- Как же ты одной рукой работаешь?

- Так и работаю, в полсилы. Да я еще удачливый, другие вовсе без рук или без глаз остаются. Кислота - она штука вредная. До кости прожигает...

Парень бросил в воду окурок и ушел в цех. А Сергей зашагал к воротам.

Во дворе Сергей встретил несколько мальчишек, которые, перепрыгивая через мыльные лужи, бежали куда-то к цехам. С виду они были моложе Сергея года на два - на три.

У мальчишек и лица, и руки, и одежда были перемазаны сажей.

"Где же это они на мыльном заводе столько сажи набрали?" - удивился Сергей.

У калитки он спросил сторожа:

- Что у вас эти мальчишки делают?

- Котлы чистят, - ответил, позевывая, сторож. - Двадцать три копейки в день зарабатывают.

"Так вот он какой завод, - думал Сергей, шагая по дороге в город, каторга, и та, пожалуй, лучше".

Когда дома вечером Сергей рассказал о Крестовниковском заводе Спасскому, тот только плечами пожал.

- Завод как завод. Другие еще хуже бывают. А если тебе не нравится, так ты возьми и переделай.

Тем разговор и кончился.

* * *

Через несколько дней после этого Сергей познакомился с одним стариком-рабочим. Старик жил неподалеку на Нижне-Федоровской. Фамилия у него была какая-то длинная и чудная, а звали его все попросту Акимычем.

Знакомство у Сергея со стариком началось так.

Раз вечером, когда Сергей возвращался домой, кто-то окликнул его:

- Паренек, а паренек!

Сергей обернулся. У низеньких покосившихся ворот стоял старик с прокуренными нависшими усами и клочковатой бородкой.

- Огонька нету?

Доставая из кармана коробок спичек, Сергей подумал: "Где я этого старика видал?"

И тут он вспомнил густую пелену молочного тумана в мыловаренном цехе у Крестовниковых и того старика, который сказал ему:

"Погляди, погляди, если что разглядишь".

Это, и верно, был тот самый рабочий.

Вскоре Сергей с Акимычем подружился и даже стал изредка заходить к нему в гости.

В маленькой комнате, оклеенной наполовину оберточной бумагой, а наполовину цветистыми розовыми обоями, сильно пахло махоркой и геранью. На окошке висели две клетки со щеглом и скворцом.

Однажды, когда Сергей пришел к старику, Акимыч менял в клетках воду и подсыпал в кормушки конопляное семя.

Он поздоровался с гостем, а потом снова принялся за прерванное дело.

- Чего носом-то вертишь? - говорил он скворцу. - Чего? Работничек!.. Ишь, зоб-то как набил. Разжирел, что околоточный. Вот пошлю тебя на завод кислоту переливать, - тогда узнаешь. А то сидишь да чиликаешь. Какой от тебя толк? Дармоед ты, дармоед.

- А ты чего воду расплескал? - ругал он щегла. - Слуга я тебе, что ли? Легко, думаешь, мне уборкой заниматься? И без тебя дела хватает. Вот погоди, выпущу тебя на двор, там кошки тебя сожрут.

Подсыпав птицам корма и налив в чашечки воду, Акимыч обернулся к Сергею.

- А теперь и мы с тобой малость поклюем.

Он достал связку баранок и налил из жестяного чайника два стакана чая.

- Давненько я с молодым народом чаю не пил, - сказал Акимыч, прихлебывая из стакана. - Сын-то у меня, пожалуй, немногим постарше тебя будет. Тебе сколько?

- Шестнадцать в марте.

- Значит, мой постарше - ему двадцатый. А я думал по виду, что тебе тоже годков восемнадцать.

- Где же ваш сын? Уехал куда?

- Недалеко уехал. Рукой подать, а только я его пятый месяц не вижу.

Старик наклонился к Сергею и сказал ему на ухо:

- Сидит.

И тут Акимыч рассказал, что сын его, Григорий, не дурак, книжки читает и в работе тоже маху не дает. Если б ему поучиться, он бы, может, до техника дошел. Только характер у него горячий, а мастер в цехе - собака. Ну вот, у них дело и вышло...

Только за третьим стаканом Сергей узнал от Акимыча, какое вышло дело.

- Из-за штрафа всё это получилось, - вполголоса говорил Акимыч. - Да не сына моего оштрафовали, а другого. Штрафуют ведь у нас каждый день. Моргнешь лишний раз - и то штрафуют. А сынишка мой возьми да и скажи это мастеру прямо в глаза. А мастер его по зубам. А мой Григорий ему сдачи... Ну вот - и посадили. Да еще перед этим обыск сделали и нашли... книжки... запрещенные...

- А откуда же он книжки брал?

- Да уж брал, - сказал Акимыч, и на этот раз ничего больше не захотел рассказывать - ни про сына, ни про запрещенные книжки.

Только после того как старик познакомился с Сергеем поближе, стал он говорить с молодым своим приятелем попросту, обо всем, что думал.

Немало узнал от него Сергей про заводское житье.

- Я, - говорил старик, - на заводе новичок, - всего лет пятнадцать с лишним работаю. А есть у нас такие, что тут при заводе и родились. Мальчишек, котлочистов наших, видал? Так у многих из них и отцы здесь работают, и деды тут же помирать собираются. Да и куда уйдешь? Братья Крестовниковы - народ деловой, пронзительный. Они при заводе свои лавки открыли - на книжку товар отпускают. Рабочий человек и оглянуться не успеет, а уж он кругом в долгу. Да к тому же у нас, почитай, каждый рабочий в собственном доме живет. Дом - не дом, конечно, а четыре угла да труба наружу, а деньги на такой дворец те же братья Крестовниковы давали. Вот и выходит: они радетели наши, а мы их должники по гроб жизни. Свечку за них ставить должны, за здравие их драгоценное.

- Сам бы я до всего этого, может, и не дошел бы, - прибавлял старик, да Григорий мне как на ладони всё показал, а ему умные люди глаза протерли. Понимаем мы теперь, что да кто всему виною, только прямо об этом говорить не следует. У нас полгода тому назад студента одного арестовали практиканта в кислотном цехе. Социалистом оказался. А кто донес? Не иначе, как старший мастер. Он, говорят, в охранке служит.

И старик рассказал Сергею - не прямо, а обиняком - про тех, "кто виноват".

Рассказ этот был похож не то на сказку, не то на басню.

- Стоит себе дом, старый дом, труба набок легла. Из-под пола дует, окна порассохлись, двери скрипят. Холодно, грязно, погано. А в дому жильцы живут. Каждый в своей конуре. Каждый сам себе норовит обиход устроить. Один дыры в полу войлоком затыкает, другой в окно подушку сует, третий обоями новыми с этакими васильками каморку свою оклеивает. Думает красотой все изъяны закрыть. А из-под пола без передышки дует и дует. Сгнил дом, и фундамент давно просел - того и гляди завалится. Тут уж, сколько ни затыкай дыр, толку не будет. Ни к чорту дом не годится. Вот и пойми, кто виноват... Понял?

- Понял! - усмехнулся Сергей. - Царь виноват.

Старик даже привстал.

- Да ты, дурной, потише. Больно уж догадлив. Я тебе что рассказал? Про гнилой дом. Значит, кто виноват, что он сгнил? Хозяин виноват. Ты так бы и говорил: хо-зя-ин ви-но-ват. А ты вон куда метнул. Прямо в цель. Знаешь, что за такие слова бывает? В Сибирь, на каторгу...

Каждый раз, бывая в гостях у старого рабочего, Сергей узнавал что-нибудь новое и поучительное. Однажды он застал Акимыча взволнованным и сердитым.

- До чего хитры бестии, - ворчал старик. - "Ваше дело, говорят, прибавку от хозяев требовать, чтоб брюхо сыто было, чтоб теплые бараки для вас строили, а политика - не вашего, рабочего, ума дело". Нет, врешь, брат, чья политика, того и власть. Нам за свою власть, за рабочую, бороться надо.

Долго еще ворчал и сердился старик.

Сергей не выдержал и спросил, кого так ругает Акимыч.

- Экономистов. Самопервые предатели рабочего класса, - отрезал старик.

Прав был старый рабочий, когда возмущался "экономистами". Так социал-демократы называли людей, которые вредными разговорами отвлекали рабочих от политической борьбы.

Глава XXVII

СЛУЧАЙ С ДВИГАТЕЛЕМ

Уже два месяца жил Сергей у Людмилы Густавовны, но с соседями своими по квартире слишком близко не сошелся. Они были и старше его, да и жилось им много лучше, чем Сергею. Студенты нередко устраивали вечеринки на паях, а у Сергея денег на пай не было, даром же он угощаться не любил. Вот и приходилось сидеть на кухне за чертежами да вполголоса подпевать, когда из комнат студентов доносилось пение. А песни пелись там всякие - и грустные, и веселые, и смешные. Чаще всего пели соседи Сергея казанскую студенческую песню:

Там, где тинный Булак

Со Казанкой-рекой,

Словно брат и сестра, обнимаются,

От зари до зари,

Лишь зажгут фонари,

Вереницей студенты шатаются.

Даже с Владиславом Спасским Сергей разговаривал не часто, пока не связала их одна общая затея.