Тайна жертвенных ягнят - Алексей Макеев

Девушка перевела мой вопрос и поочередно посмотрела на жирного полицейского, а потом на лысого и косого, которого, как я запомнил, звали Улуч Туран, как бы испрашивая у них разрешения назвать мне причину, по которой меня сюда пригласили.

Башкурт согласно кивнул, а лысый Улуч Туран что-то ответил неожиданно высоким для мужчины голосом.

— Ваша соотечественница умерла в своем номере, — объявила переводчица.

— Как умерла?! — Я подскочил на стуле как ужаленный. Надеюсь, мне неплохо удалось изобразить крайнюю степень изумления.

— Ее ударило током, когда она лежала в ванне и сушила волосы феном.

Я озадаченным взглядом обвел всех присутствующих в комнате и проговорил:

— Вообще-то странное занятие — лежа в ванне, сушить феном волосы.

Усатый-носатый полицейский что-то сказал, и Айнур перевела:

— А что вы сделали после того, как вам не открыли дверь номера пятьсот пять?

— Пошли в номер Бурмистрова, — честно ответил я. — Там он немножко принял, и мы отправились на пляж, а по дороге сказали Мехмету, что давно не видели нашу соотечественницу, и неплохо было бы узнать, все ли с ней в порядке.

Произошел обмен фразами на турецком языке между девушкой и жирным полицейским, затем переводчица сказала:

— А почему вы все-таки решили, что с вашей соотечественницей должно что-то случиться?

— Ха-ха-ха! — не выдержав, рассмеялся я, вкладывая в слова весь имеющийся у меня в запасе сарказм, и заявил: — Действительно, чего беспокоиться-то, если в нашей группе произошел всего лишь четвертый смертельный, так называемый несчастный случай. Подождем, когда погибнут остальные, и только тогда обеспокоимся?

Наверное, я очень сложно выразился для перевода моих слов на иностранный язык, потому что девушка очень долго что-то говорила полицейским, а те слушали ее с каменными выражениями лиц. Зато меня превосходно поняли консул и, надеюсь, его помощница.

— Что вы подразумеваете под словами «наша группа», Игорь Степанович? — перестав болтать ногой, спросил он, чуть подавшись ко мне. — И почему четвертый труп? Я знаю только о трех.

Я вновь не удержался от иронии и сардонически улыбнулся:

— Только о трех… этого же так мало…

— Простите, я не так выразился, — поправился консул. — Я хотел сказать, что известно о трех несчастных случаях.

— Четвертый произошел в аэропорту, — угрюмо сообщил я. — Когда мы вылетали в Турцию, там, в Шереметьеве, погибла женщина, Светлана Буренина. Она упала со второго этажа на кафельный пол и разбилась насмерть. А «наша группа» потому, что трое из четырех погибших человек были из группы, прилетевшей сюда в один день и одним рейсом, только Мария Лебедева из другой группы. Нас было девять человек, осталось шесть — я, Михаил Бурмистров, Валерий Замшелов, Николай Гуляев, Надежда Ярилова и Алина Милушева.

Неожиданно вступила в разговор сидевшая рядом с консулом помощница:

— Вы хотите сказать, что кто-то убивает членов определенной группы туристов?

— Я ничего не думаю. Я просто констатирую факты.

— А почему же была убита девушка не из вашей группы? — продолжала свои расспросы помощница консула.

— Я не участник шоу «Битва экстрасенсов», знать этого не могу, — съязвил я.

Айнур что-то быстро перевела обоим полицейским — видимо, наш разговор, происходивший между мной, консулом и его помощницей. Выслушав девушку, полицейские закивали, а лысый Улуч Туран что-то сказал своим высоким голосом, и девушка тут же перевела:

— И все-таки из ваших слов становится ясно, что вы считаете, будто всех этих людей кто-то убил. Кто, по вашему мнению?

Господи, до чего же наивные люди эти полицейские!

— Да если бы я знал, кто убивает, — ухмыльнулся я, — то давным-давно скрутил бы преступника и притащил его в полицейский участок.

— Но у вас же есть какие-то подозрения на этот счет?

Может быть, и есть, но делиться ими ни с кем не собираюсь. Я приподнял две руки и скрестил их, показывая таким образом, все, баста, разговор на этом закончен.

— Но почему, Игорь Степанович? — удивленно произнес консул.

— Да потому, что я не хочу иметь дело с турецкой полицией! Меня запросто могут обвинить в убийстве этих людей, а я не желаю сидеть в тюрьме в далекой Турции, если уж я в чем-то виноват, пусть меня посадят в России, в родную российскую тюрьму. Свои уголовники мне как-то ближе.

— Да кто же вас и в чем может обвинить? — удивился Владимир Алексеевич.

Кажется, разговор заходил в тупик. Я повернулся к полицейским и напористо проговорил:

— Извините, если у вас больше вопросов нет, можно, я пойду загорать? Я все-таки в отпуске.

Вопрос мой, переведенный на турецкий язык, отправился к стражам порядка и вскоре вернулся ответ, переведенный Айнур:

— Вы пока свободны, Игорь Степанович, а когда понадобитесь, вас вызовут. Но мы бы попросили вас в течение часа оставаться в номере.

— Хорошо, — сказал я, поднимаясь. — Вопросов нет. — И, откланявшись, покинул кабинет хозяина отеля. 

Извращенцы

Было ясно: полицейские предложили мне находиться в номере, потому что не хотели, чтобы я встречался с Михаилом, с которым мог сговориться насчет того, какие показания ему следует давать. Что ж, раз турецкая полиция хочет, чтобы я сидел в номере, посижу — Бурмистров не дурак, скажет все как надо. Да и на пляже делать нечего, дело близится к обеду, так что самое время принять душ и отдохнуть перед приемом пищи. Я выждал положенное время, сходил пообедать, потом вернулся в номер и пару часиков повалялся на кровати под кондиционером, пялясь в телевизор, и даже, кажется, вздремнул.

Мой второй выход к морю состоялся в четыре часа дня, а в пять ко мне подвалил протрезвевший майор, хмурый, как небо в ноябре, в России, разумеется. Он не сел, а грузно упал на соседний лежак и, глядя тоскливым взглядом страдающего от похмелья человека, спросил:

— Ну, и о чем там с турецкой полицией шел разговор?

Я коротко поведал Бурмистрову о моей беседе с местными полицейскими и поинтересовался:

— А ты что им сказал?

— То же самое! — буркнул майор.

— И ты как полицейский полицейским не рассказал им о своих подозрениях, о странностях, которые творятся вокруг нас? — удивился я. — О том, как мы с тобой узнали, каким способом был убит Люстрин? О том, как была по ошибке отравлена Лебедева?

— Нет, — покачал головой майор и подозрительно посмотрел на меня: — А ты почему не сказал им обо всем этом?

Я кашлянул в кулак и, найдя наиболее разумное объяснение своему поведению, произнес:

— Потому что мы находимся в иностранном государстве, я не знаю местных порядков, побоялся запутаться и сам загреметь в полицию в качестве подозреваемого. Я думал, ты все полицейским объяснишь, ты же профессионал и лучше ориентируешься в обстановке.

— Вот как? Я думал, твоим поступкам есть иное объяснение, — ухмыльнулся майор.

— И какое же? — выражая взглядом абсолютную невинность, поинтересовался я.

— А это у тебя надо спросить, — с некоей загадочностью произнес он, словно знал истинные мотивы моих поступков.

По-прежнему продолжая выражать невинность младенца, я ответил:

— У меня не было никакого умысла, а не стал я признаваться полицейским по одной причине, которую тебе уже высказал.

— Ну, не сказал, и ладно, — махнул рукой Бурмистров. — У меня тоже не было особого желания вмешиваться в работу турецкой полиции, зарабатывать себе лишнюю головную боль. Пусть сами расследуют преступления, совершенные на их территории.

— Может быть, я и согласился бы с тобой, если бы дело не касалось нашей личной безопасности. Тебе не кажется, Миша, что мы, все оставшиеся в живых из нашей группы, подвергаемся риску быть убитыми?

— А ты думаешь, турецкая полиция сумеет нас защитить?

— Хочешь сказать, спасение утопающих — дело рук самих утопающих? — натянуто улыбнулся я.

— Все может быть, — как-то неопределенно ответил Бурмистров.

И как позже выяснилось, не только Бурмистров и я не желали сотрудничать с турецкой полицией — никто из членов нашего «про`клятого» коллектива не рассказал полицейским всех обстоятельств гибели Люстрина и Лебедевой (подробности смерти Студенцовой им не были известны). И на то, возможно, имелись свои причины: либо каждый, как и я, боялся оказаться в роли подозреваемого, либо членов нашей группы объединяла какая-то тайна, и они не хотели, чтобы она вышла за пределы определенного круга, потому и помалкивали, с покорностью жертвенных ягнят дожидаясь своей участи и пытаясь внутри своего коллектива вычислить убийцу, который убивает их, не останавливаясь ни перед чем.

Бурмистров пошел искупаться, вернулся и расслабился на лежаке. Неожиданно в шортах майора, которые он положил на пластмассовый табурет, зазвонил мобильник. Он как-то удивленно взглянул на меня, мол, кто это вдруг ему звонит, привстал, потянулся к шортам и вытащил из кармана телефон. Взглянув на него, удивился еще больше. Затем нажал на кнопку соединения, приложил трубку к уху и сказал бодрым голосом: