Смерть в рассрочку - Татьяна Моспан

— Извините, — произнесла Ирина, когда они стояли возле лифта.

— Ты всегда так действуешь? — спросила Калинина, с трудом приходя в себя. — Тебя недавно освободили, представляешь, что может быть, если?..

— Ничего, — упрямо мотнула головой Сайгина.

Елена открыла дверь квартиры.

— Извини, у меня беспорядок. Материал в номер сдавала.

В прихожей Ирина, не раздеваясь, прислонилась спиной к стене и молча стояла так.

— Ты что? — позвала её Лена. — Проходи!

— Ничего, — выдохнула девушка. — Просто там я часто думала… Я хотела прийти к вам. Почему вы не спрашиваете, зачем?

— Сама расскажешь. Послушай, я ведь помню, тебя там, — журналистка, как и Сайгина, не сказала: колония, она знала, что вернувшиеся оттуда, говорят просто там, — Ирэн называли. Хочешь, тоже буду так звать тебя?

— Хочу.

— Я сегодня устала смертельно, да ещё подергалась… Ты располагайся. Сейчас душ приму, иначе я не человек, а потом будем ужинать, ладно?

— Ладно. — Ирина прошла в комнату и стала медленно её оглядывать.

— Хорошо у вас, уютно. Просторно, места много.

— Дом старой постройки, — подтвердила Лена. — Ремонт недавно сделала, подновила кое-что. Практически вся мебель от бабушки осталось. И квартира её. Мои только книги да барахло разное.

Едва Лена направилась в ванную комнату, зазвонил телефон.

Это был Алексей, журналист.

— Леночка, помоги, будь человеком. Статью готовлю, мне нужна информация на некоего Журкина из общественного Фонда при…

— Знаю, — перебила Лена. — Что конкретно тебя интересует?

— Все, — веско сказал Алексей.

— Слушай, давай завтра.

— Завтра надо все сдать в редакцию, — холодно произнес он. Калинина вздохнула и понимать это надо было так: какого черта берешься за работу, если не имеешь достаточной информации.

— Я на тебя надеялся, — в голосе послышались укоризненные нотки.

— Ты не одна? — наконец догадался он.

— Не одна. Ко мне приятельница в гости приехала.

— Знаю я этих приятельниц, — многозначительно сказал Алексей. — Ну ладно, в кои-то веки обратился…

— Сейчас приму душ, найду свои черновики и перезвоню, — отрезала Лена и положила трубку.

— Я вам помешала?

— Нет, что ты. Просто все очень надоело. Звонит, когда нужно ему, а в остальное время не вспомнит о моем существовании, хоть подохни. Да ты не слушай меня, — Лена потрепала Ирэн по щеке. — К тебе это не относится.

Девушка прильнула к её руке.

Под горячим душем Елена оттаяла и даже стала что-то напевать. Вместе с водой смывалась усталость. В какой-то момент она почувствовала себя неуютно и подняла голову. Сквозь неплотно прикрытую щель мелькнула тень.

Лена откинула мокрые волосы и толкнула дверь рукой. В коридоре никого не было. «Совсем с ума сошла!» — выругала она себя.

Ирэн хлопотала на кухне. Стол был накрыт, что-то жарилось на плите, распространяя вокруг аппетитный запах. Лена мгновенно почувствовала острый приступ голода.

— Я тут похозяйничала, — обернулась Ирэн от плиты. — Ничего?

— Умница. Извини, я все-таки позвоню Алексею, а то месяц дуться будет.

Она открыла шкаф, стоящий на кухне, и стала вываливать прямо на пол груды бумаг. Хорошо, кухня просторная и «нетленку», как шутя называла свои публикации, можно было хранить здесь. Никакая однокомнатная «хрущевка» этого бы не выдержала.

Калинина злилась, потому что не могла найти нужных документов. Из вороха бумаг выпала фотография.

— Это знакомый? — Ирэн смотрела на снимок.

— Да, — Лена нахмурилась. — Бывший знакомый.

Она небрежно сунула фотографию между бумагами и запихнула все назад в шкаф.

На снимке был Вадим Большаков. Ирэн знала этого человека, он приезжал в офис к её отчиму. Лене она ничего не сказала.

Калинина минут пятнадцать диктовала Алексею то, что нашла в своих записках. Он постоянно перебивал, задавая вопросы.

Елена не выдержала:

— Слушай, кто будет автором статьи, ты или я?

Алексей обиженно забурчал, но от комментариев благоразумно воздержался.

Наконец, Елена положила трубку.

— Паршиво живу, да? — Она сидела, устало прислонившись к дивану.

Этот звонок её доконал.

Ирэн поставила на стол бутылку дорогого коньяка.

— Ого! — Лена смотрела на этикетку. — А это откуда?

— Хочется нормально посидеть.

Калинина молчала, раздумывая, и вдруг спохватилась:

— Так ведь ты же за рулем?..

— Не волнуйтесь, Елена Владимировна, никаких проблем не будет.

— А все-таки? — не унималась Лена. — Я уже видела…

— Ну, если что, позвоню на фирму отчиму, машину отгонят, — неохотно пояснила она.

Они стали ужинать.

— О, — изумилась Лена, отведав сочное жаркое, — ты прекрасно готовишь. Кто тебя нучил?

— Мать. Она отличная кулинарка, только…

Ирэн замолчала. Лена ни о чем не спрашивала, и девушку прорвало.

— Не могу я больше так жить, не могу! — Она зарыдала, да так, что слезы брызнули из глаз и потекли по хорошенькому, сильно накрашенному личику.

Она выскочила из-за стола и скрылась в ванной комнате.

Спустя несколько минут на кухне появилась другая Ирэн. Косметика была смыта с лица, отчего девушка выглядела моложе и беззащитнее. Ее пушистые светло-русые волосы с рыжеватым оттенком, небрежно сколотые, открывали красивый затылок с нежными завитками волос.

— Давайте выпьем, — Сайгина подняла рюмку. — За вас!

Досрочное освобождение она получила благодаря хлопотам отчима. Он попросил нужных людей.

— Сергей Львович стал уважаемым человеком за то время, что меня не было. Он — генеральный директор акционерного общества «Ритуал». Большая часть похоронных фирм Подмосковья под его началом. Кроме того, он и ещё кое-что к рукам прибрал.

— Да, да, — вспомнила Елена, — ведь ты из Подмосковья.

— Один из офисов конторы находится в Москве. Отчим взял меня к себе на работу. Закончила бухгалтерские курсы, на компьютере научилась работать, все, как полагается. Даром хлеб не ем.

— У вас плохие отношения?

— Хорошие, — скривилась Ирэн. — Нет, правда, хорошие. Не каждый отец для дочери столько сделает, сколько он для меня, а ведь не родная я ему. Разодел, как куклу, машина пока не на меня оформлена, по доверенности вожу. Я способная, как вышла, много чему научилась.

— Тогда я тебя не понимаю. В чем проблема?

— С матерью плохо. Когда меня сажали, Сергей Львович был обычным служащим. Про него говорили, что он — мужик с головой, своего не упустит. Я мало во все вникала, жила своей жизнью. Он в матери души не чаял. Когда в компанию попала, пытался меня воспитывать, да что толку! Вот тогда у меня с ним отношения действительно плохие были. Он просил: мать, говорил, пожалей, смотри, что ты с ней делаешь. Дура молодая, на все плевать было. А как вышла… Господи!

Ирина закрыла лицо руками и замолчала. Из глаз опять потекли слезы.

Елена помнила, что надзирательница, характеризуя Сайгину, сказала, неодобрительно поджав губы: твердый орешек, никогда не заплачет, среди воспитанниц пользуется авторитетом.

Сейчас Ирэн по-детски вытирала ладошкой слезы и шмыгала носом.

— Успокойся, — Лена протянула ей плоаток.

— Да, да, — закивала та головой. — Сейчас все пройдет. Мне, может, и нужно поплакать. Они все считают меня каменной. Только это неправда.

Она, успокоившись, стала говорить дальше.

— За то время, что меня не было, все изменилось. Если бы вы видели, во что превратилась мать! Мне — восемнадцать, ей — тридцать шесть, она — старуха, настоящая старуха! Но самое страшное — она пьет. Запоем, неделями. Это страшно! Я, когда поняла это, чуть с ума не сошла. Мать орала, что до неё никогда никому не было дела. Я — в тюрьме, люди на неё пальцем показывают, городок, хоть и большой, но все на виду. Отчим… Она кричала, что он вечно занят своими делами, только деньги, деньги… Зачем ей эти тряпки, если он с ней никуда не ходит?! Она — домработница и служанка, да ещё любовница, когда в постель позовет. Она проклинает тот день, когда послушалась мужа и уволилась с работы. Там она была хоть кому-то нужна, с ней считались. Там она была человеком.

Ирэн замолчала и стиснула зубы.

— Мать сдает с каждым днем. Последний раз совсем… Такое несла, что сил никаких нет её слушать. На Сергея Львовича наскакивает, всю одежду с себя сорвала, трясется, похорони, кричит, меня поскорее, прикажи своим, живой закопают. Мы её еле удержали, на улицу хотела выскочить. Отчим… Его тоже понять можно. Мороки с нами… То со мной, теперь с матерью. Когда удалось уложить её спать, он сказал, что мы оба виноваты.

Ирэн опять заплакала. Елена подошла, обняла и стала гладить по голове.

— Я не жаловаться приехала. Еще там решила, что обязательно разыщу вас. Прогоните, думала, ну, что же делать… Статьи ваши собирала, прочитала все, что нашла. Я верю вам. Не прошу помощи, просто так одиноко и плохо, что… Я как потерянная. Вокруг себя только и слышу: деньги, деньги… Я тоже так думала сначала. Вышла — и понеслось. Раньше доллар в глаза не видала, теперь, пожалуйста: шуба, свингер, дорогие тряпки, духи, косметика. Как в сказку попала. Девчонки вокруг, у которых родители состоятельные, глаза закатывают: ах, костюм от фирмы «Валентино», ах, от «Версаче»! Такими светскими дамами заделались. Деньгами сорят налево и направо, а сами копейки в жизни не заработали. Рожи шершавые, никакая косметика не поможет, а туда же… Если не та фирма на тебе надета, ты уже для их общества не годишься. — Ирина выругалась. — Почему все так несправедливо, почему? Им все можно, а другим — ничего. Они и на людей-то смотрят, как на дерьмо, а сами делать толком ничего не умеют. Я, между прочим, на фирме у отчима не задницей в короткой юбчонке кручу, как некоторые. Я работаю, и нагружает меня Сергей Львович будь здоров как. Другие, которые победнее, просто завидуют и считают, что мне незаслуженно повезло. Тут недавно одна высказалась, что в прежние времена мне из тюрьмы была одна дорога — на площадь трех вокзалов, всякую шваль обслуживать, а я иномарку вожу. Скушно с ними со всеми. Скушно и противно. И везде слышишь одно и тоже — деньги…