Шагающий магазин игрушек - Эдмунд Криспин

Дуло револьвера, который он держал, было каким-то странным, что-то вроде трубки со множеством дырок. Держащая револьвер рука блестела от пота, но была совершенно тверда. Россетер уже не был одет в строгий темный костюм, который служит своего рода униформой для людей его профессии. Теперь на нем был костюм светло-серого цвета. Зеленые глаза за стеклами очков сузились в щелки в напряженном прицеле. Его слегка заостренная кверху лысая голова отражала свет, и Кадогэн впервые заметил, что его толстые холеные руки покрыты рыжим пухом.

— Я знал, господа, что вы придете рано или поздно, — продолжал он. — Я ждал вас. Вы будете рады узнать, что я дал выходной своему клерку, и мы можем говорить без помех. Пожалуйста, проходите в мою комнату и не пытайтесь опустить руки. — Он двинулся за ними и повернул ключ в замке. — Разрешите мне освободить вас от револьвера, профессор. Бросьте его на пол, будьте добры… Спасибо. Мистер Кадогэн, я вынужден взглянуть, нет ли у вас… — он ощупал одежду Кадогэна.

— Щекотно, — сказал Кадогэн.

— Приношу извинения, — насмешливо произнес Россетер. — Теперь можете опустить руки, но не делайте резких движений, прошу вас. Вы понимаете, разумеется, что я сейчас в очень нервном состоянии. Стойте в конце комнаты, около двери.

Отпихнув ногой револьвер Фэна к своему столу, Россетер осторожно опустился на вращающееся кресло. Затем он положил свой револьвер на край стола, но внимания не ослабил. Их было двое против одного, и он не собирался полагаться на Провидение.

— Как заядлый посетитель кино, — продолжал он, — я прекрасно знаю, как опасно подпускать вас слишком близко. А с такого расстояния, как сейчас, я могу застрелить одного из вас и перевести прицел на другого прежде, чем он успеет броситься на меня. А стреляю я неплохо — в прошлом году, к примеру, я занял первое место на международном чемпионате в Стокгольме.

— Хотя эти ваши биографические подробности чрезвычайно интересны, — спокойно сказал Фэн, — мы пришли сюда, собственно, не за этим.

— Конечно, нет, — промурлыкал Россетер. — Как это я не подумал об этом. Дело в том, господа, что с тех пор, как мне доложили о глупой, досадной неудаче двух моих людей, я сам не свой. Я неважно чувствую себя, господа.

— Весьма прискорбно, — ответил Фэн.

— Но я знал, что вы явитесь ко мне, и вынужден был ждать. Вы действительно были большой помехой, очень большой! Я должен был разделаться с вами. Мне придется убить вас, даже если для моей личной безопасности в этом нет необходимости.

— Я, право, не представляю, как вы рассчитываете выйти сухим из воды? — насмешливо спросил Фэн.

— А вот как. Во-первых, на этом револьвере, как видите, глушитель. Во-вторых, у меня есть возможность скрыть ваши трупы до того момента, когда я окажусь вне досягаемости закона…

— У нас есть друзья, которые знают, где мы сейчас. Они будут крайне удивлены, если мы вскоре не вернемся, понимаете?

— Ну, конечно же, у вас есть друзья, — милостиво согласился Россетер, — но я этого не упустил из виду. Они получат сообщение, что вы погнались за мной, ну, скажем, в Эдинбург. А? Или в любое другое место, достаточно отдаленное.

— А вы сами?

— Я? Я успею попасть на вечерний самолет из Кройдона. В Париже я «потеряю» свое имя и к середине завтрашнего дня буду на борту судна, принадлежащего стране, с которой у Британии нет договора о выдаче преступников… Как видите, все это крайне утомительно и совсем не то, что я первоначально планировал. Теперь у меня совсем не осталось времени, чтобы закончить дело о наследстве мисс Снейс.

— Это вы убили мисс Тарди? — спросил Кадогэн.

— Вот в этом-то самая большая несправедливость, — Россетер воздел левую руку к небу, изображая обиду за незаслуженное гонение. — Не я. Разумеется, я собирался сделать это, но кое-кто опередил меня.

Фэн в упор посмотрел на него.

— Но вы знаете кто?

Россетер неожиданно хихикнул, по-домашнему, совсем беззлобно и с искренним удовлетворением.

— Представьте, знаю. А уж как вы удивитесь, когда я вам скажу, кто это! Все казалось таким трудным, таким невероятным, почти как в детективных романах с трупами в запертых изнутри комнатах. Настоящее «невозможное» убийство, но я разгадал его. Разгадал! — Он опять хихикнул. — А убийца, являющийся, конечно, одним из наследников, заплатит мне за эту разгадку. Шантаж — увлекательное искусство. Мое бегство не помешает распределению денег мисс Снейс. Будет назначен другой душеприказчик, и в положенное время все наследники получат то, что им причитается. Но одно лицо из числа наследников не сможет полностью насладиться своей долей, так как большую часть придется перевести мне, в другую страну. Если же это лицо не выполнит моих условий, один из моих друзей, заинтересованный в дележе, передаст полиции немало информации, весьма занимательной. — Он кивнул головой в сторону портфеля, стоящего на полу у стола. — Я перешлю ему эту информацию по почте, как только покину пределы Оксфорда.

— А вам не приходило в голову, — спросил Фэн, — что все эти наследники привлекут пристальное внимание полиции после вашего бегства?

— Разумеется, привлекут, — ласково улыбаясь, сказал Россетер. — Но в чем их могут обвинить? В убийстве вас двоих? Но тут будет ясно, что преступник я. В убийстве мисс Тарди? Но как это доказать? По показаниям этой девчонки Виолы? Уважаемый сэр, в полиции сидят не такие уж идиоты. Они даже не подпишут ордер. Должен вам сказать, я узнал от самой мисс Тарди, что нет никаких подтверждений ее приезда в эту страну. Никаких! Она села на пароход в Дьеппе, который прибыл вчера в середине дня, и приехала прямо в Оксфорд, нигде не останавливаясь и ни с кем не встречаясь. Что касается свидетельств билетеров, контролеров и тому подобных лиц, если они даже запомнили ее, что маловероятно, то хороший адвокат без труда совьет из них веревку. Наконец, от трупа избавились таким образом, что нет никакой надежды его обнаружить. Нет, конечно, у наследников могут быть кое-какие неприятности, но им абсолютно нечего бояться.

Впервые Кадогэн по-настоящему осознал, что Россетер в самом деле собирается убить их. Теперь, когда он все это рассказал, ему ничего другого не оставалось. Кадогэн ощутил внезапный холодок внутри. Каждое слово Россетера, каждый новый факт, приводимый им, вколачивал еще один гвоздь в крышку их гроба. Но глядя в окно на так хорошо знакомую ему улицу, он с трудом мог поверить в свою неминуемую гибель. В нем как бы спорили два человека. Один говорил: «Я не сплю, значит все произойдет, как говорит Россетер», а другой утверждал: «В наше время такие вещи случиться не могут». Он взглянул на своего друга. В синих глазах Фэна не осталось и следа обычной детской наивности, они смотрели сурово. Но что происходило в его голове, определить было трудно.

— А теперь, — продолжал невозмутимо Россетер, — вам, вероятно, очень хочется узнать все с самого начала? У меня есть еще полчаса свободного времени, прежде чем я должен буду уйти, а вы заслужили право узнать подробности. Мне не надо начинать издалека, вы уже знаете отношение мисс Снейс к ее племяннице, мисс Тарди. Знаете и ее странности, знаете и то, что я лишь передатчик ее состояния наследникам по тайной доверенности. Причина этого проста. Она так часто меняла свое завещание, что всем надоела. По тайной же доверенности она могла вносить эти изменения с большими удобствами. Имена своих наследников она не открывала даже мне, поскольку, как вам известно, ее мучил преувеличенный страх перед насильственной смертью. Несомненно, она воображала, что я сейчас же кинусь искать этих наследников и уговорю их убить ее. После ее смерти я должен был получить документы, содержащие имена этих счастливчиков, и, когда истекут данные мисс Тарди шесть месяцев, я должен был напечатать для них объявление в «Оксфорд мейл». Они должны были отнести свои конверты, врученные им самой мисс Снейс, в банк и получить там документы, подтверждающие их права и обеспечивающие невозможность посягательства с моей стороны на наследство. Должен добавить, что мисс Снейс увлекалась произведениями Эдварда Лира и поэтому обозначила своих избранников названиями, взятыми из его лимериков. Они и были напечатаны в объявлении, которое вы видели — Райд, Лидс, Уэст, Молд и Берлин.

«Заживо погребенный, — проносилось между тем в мыслях Кадогэна. — Кажется, там герой тоже слышал, как заколачивали крышку его гроба?»

— Я печатал объявления для мисс Тарди, — продолжал Россетер, — согласно требованиям завещания. — Его револьвер по-прежнему покоился на краю стола. — Поймите, что в то время я не имел никаких преступных намерений. Я просто сожалел, что такая куча денег будет истрачена попусту, на глупости, которые мисс Тарди воображала своим долгом, — детские приюты и тому подобное. И, признаюсь, я обозлился, что мисс Снейс не сочла нужным оставить мне ни копейки. Боюсь, что мое прошлое трудно назвать безупречным, и я не стал бы упоминать об этом, если бы это существенно не повлияло на последующие события. — Еще один гвоздь. — За три дня до истечения шестимесячного срока я получил от мисс Тарди письмо, официально предъявляющее права на наследство и извещающее, что она находится на пути в Англию. Она писала из Динкельсбюля в Германии. А приблизительно через час после получения письма произошло то, что положило начало всему делу. Ко мне пришел человек, назовем его пока Берлин. Каким-то образом он узнал, что я адвокат мисс Снейс. В свое время он тоже получил от нее конверт и, сообразив что к чему, пришел узнать у меня, не является ли он наследником по завещанию. Я, конечно, ответил, что не имею права ничего ему рассказывать. Вот тут-то мое прошлое и сыграло против меня.