Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отобрав с десяток нужных фотографий, Александр Иванович вызвал на Гороховую Глашеньку Нечаеву. Неплохо бы и самому съездить на Выборгскую сторону, обойтись без официальщины, но протокол опознания требовал определенного порядка.
За неделю, минувшую после их знакомства на фабрике, Глашенька многое успела обдумать и, едва очутившись в кабинете Александра Ивановича, сразу заговорила о главном, больше всего ее волнующем.
— Неспроста убили они Кешу, уверяю вас, товарищ следователь. Я вспомнила, он мне ясно сказал, что собирается вывести на чистую воду своих бывших дружков. Вот за это с ним и рассчитались они... Почувствовали для себя угрозу и убили...
— Целиком с вами согласен. Расправились с ним действительно неспроста. Имелись для этого веские причины. Беда наша, Глашенька, в другом. Вот вы говорите — они с ним рассчитались, они почувствовали угрозу. А кто они — вам это известно?
— Я думала, вы это разузнаете...
— Увы, Глашенька, не разузнали пока, — грустно сознался Александр Иванович. — Ничего еще не знаем в точности, но хотим поймать убийцу. И вы должны оказать нам в этом содействие...
— С охотой бы, товарищ следователь, с большой радостью, но что я могу?
— Помните, вы рассказывали о встрече у Казанского собора? Того человека, что отчитывал тогда Замятина, вы опознать могли бы?
— Пучеглазый он, я вам объясняла. Невысокого росточка, пониже Кеши будет... Сердитый очень, настойчивый... Лет ему, верно, с пятьдесят, а может, и поболее...
— Вот среди этих граждан нет его? — Александр Иванович разложил на столе пять пронумерованных фотографий из делопроизводства лицейского клуба.
Глашенька впилась в них глазами, побледнела, вся напряглась и после секундного раздумья твердо указала на фотографию за номером три:
— Вот этот, товарищ следователь! Определенно этот, очень даже похож... На карточке он моложе и почище одет, тот был гораздо старше. Вроде братьев они...
Под третьим номером для опознания был предъявлен фотопортрет тайного советника Александра Сергеевича Путилова. Сравнительно ранний портрет, датированный далеким 1903 годом. Не дослужился еще в ту пору Александр Сергеевич до кресла управляющего канцелярией Совета Министров и в тайных советниках не состоял. Был, поди, скромным чиновником с неплохим будущим, успел дотянуть до статского советника. Однако повадка чувствуется и по раннему портрету. Неглуп, энергичен, умеет настоять на своем. С характером мужчина, крепкий орешек.
Занятная все-таки штуковина интуиция следователя! Рассматривая отобранные фотографии до прихода Глашеньки, Александр Иванович подумал, что остановится она непременно на Путилове. Никакой еще не заметно пучеглазости на этом портрете, нормальная физиономия тридцатитрехлетнего мужчины, а вот, поди ж, угадал, не ошибся. И не растолкуешь сего явления с позиций материализма. Чертовщина какая-то получается, сплошное предчувствие.
Кроме чертовщины имелись, правда, и кое-какие соображения чисто практического свойства. Из активного ядра внезапно зашевелившихся питомцев Лицея как раз Путилов, ныне тихий советский службист, был наименее ясной фигурой, а неясность заставляет обычно присмотреться внимательней.
Характеристика из Госбанка, как и рассчитывал Печатник, оказалась вполне благополучной.
К служебным своим обязанностям статистик Путилов относится с должным усердием, на работу никогда не опаздывает, все поручения выполняет точно в срок. К секретной документации не допущен. Активный член Осоавиахима и МОПРа, аккуратно платит членские взносы. Ни в чем предосудительном не замечен.
Все было в норме. Другой характеристики, собственно, и ждать не следовало. Давным-давно канули в небытие злые недели чиновничьего саботажа, когда царские прислужники, высокопоставленные и даже мелюзга, являлись в присутствие, чтобы открыто третировать Советскую власть. Ныне они выделяются своей старательностью. И в ячейку МОПРа вступят с превеликой готовностью, — надо же помогать трудовыми гривенниками узникам международного капитала, и в осоавиахимовском тире с первого выстрела попадают в фанерного Чемберлена. Иные пошли времена, иные и песни.
Александр Сергеевич Путилов жительствовал в Басковом переулке, в дореволюционной своей барской квартире, разгороженной предприимчивыми квартирантами на множество изолированных тупичков и закоулков.
От былого великолепия удалось ему сохранить две небольшие комнатенки с окнами во двор, выгороженные в некое подобие отдельной квартирки. Общим телефоном и коммунальной ванной он предпочитал не пользоваться.
Не затрагивали его и шумные словесные перепалки, возникающие на кухне по всяческим поводам и вообще без повода. Всем жильцам была ведома занимаемая им позиция строгого невмешательства в квартирные склоки, и его перестали принимать в расчет. Стучи не стучи к нему в дверь, все равно отсидится молча, голоса не подаст.
Житейские обыкновения бывшего тайного советника могли бы, наверно, служить примером редкостного педантизма, гарантирующего его сторонникам долголетие и цветущее здоровье.
По утрам, в начале девятого часа, Александр Сергеевич выходил из дому. В чеховском пенсне на шелковом черном шнурочке, с неизменным своим портфелем из крокодиловой кожи, служившим одновременно и хозяйственной сумкой, с туго свернутым зонтиком на случай дурной ленинградской погоды.
В воротах дома ему низко кланялся старый дворник Шакир, помнивший его еще важной персоной. Сдержанно ответив на подобострастное приветствие старика, Александр Сергеевич ходким спортивным шагом направлялся на службу. С Баскова переулка сворачивал на Надеждинскую, с Надеждинской на Невский, с Невского на Фонтанку — всегда по единственному и неизменно соблюдаемому маршруту.
Без пяти девять, минута в минуту, тайный советник занимал рабочее место в статистическом подотделе Госбанка, ведавшем валютными операциями, и точно в девять, не теряя даром ни секунды, принимался щелкать ручкой арифмометра.
Праздную болтовню сослуживцев, а также обсуждение последних сплетен, знаменующие начало занятий в подотделе, Александр Сергеевич отказывался поддерживать. На вопросы, обращенные непосредственно к нему, либо отмалчивался, либо отвечал подчеркнуто сухо, давая понять, что рабочее время следует использовать более разумно. Начальство ценило столь деловитого и собранного сотрудника, не торопясь, впрочем, высказывать свое одобрение вслух.
Обратный путь к дому также проделывался пешком, причем в любую погоду. По дороге иной раз Александр Сергеевич заглядывал в кондитерскую Жоржа Бормана на Невском, брал пирожных к чаю или печенья, а на углу Литейного покупал вечерний выпуск «Красной газеты», убедившись предварительно, что в нем напечатана очередная глава авантюрного романа из жизни контрабандистов.
Педантизм и аккуратность тайного советника сказывались буквально в каждой мелочи. Остановят его, предположим, на улице, спросят, который час или каким трамваем проехать к Варшавскому вокзалу. Другой бы на его месте попросту отмахнулся или буркнул нечто нечленораздельное, а он растолкует все подробнейшим образом и золотые часы достанет из кармана, не сочтет за труд.
Короче говоря, житие Александра Сергеевича выглядело со стороны
