Стеклянный город - Елена Федина

— Бог с ним, с Алонским, — сказал я, — не будем перемывать ему кости, мы все-таки в его доме. Это что за комната?

— Это спальня Анриетты, — сказала Эрна.

— Прекрасно, — улыбнулся я, — а на чем тут спят?

И пока она что-то возражала, я отнес ее на кровать. Как-никак, я был пьяный победитель. Она закрыла глаза, обнимала крепко, целовала жадно, и тело ее выгибалось у меня в руках как лук, но как только я потянулся к шнурку на платье, мгновенно опомнилась и откатилась на другой край постели, увлекая за собой покрывало.

— Дикая кошка, — сказал я с досадой.

Она дышала часто.

— Я приду к тебе. Приду! Только не сегодня!

— А когда?

— Завтра.

— Обманешь.

— Разве я тебя когда-нибудь обманывала? Прошу тебя, дай мне время, Бриан!

Пьяный победитель отправился к себе и мертвецки проспал до утра.

Утром я оделся как горожанин, надвинул шапку на глаза и вышел на улицу с заднего крыльца. День был солнечный, морозный, люди спешили куда-то по делам, не обращая внимания ни на красоту и очарование стеклянных домиков, так не похожих друг на друга, ни на голубизну высокого неба, ни на одиноко бредущего зеваку. Я наконец дышал воздухом своего города, я брел по нему, я узнавал его!

В театре Луциуса шла репетиция. Креонта на сцене не было, я тихо прошел к нему в гримерную и закрыл за собой дверь.

Мой бывший друг облачал свою стройную фигуру в белоснежный хитон, на крепких ногах уже были сандалии. Он узнал меня, попятился, и с туалетного столика посыпались на пол банки и флаконы.

— Ты что, с того света?!

Не рад он мне был, совсем даже не рад. Я бросил на стул шапку и полушубок, отряхнул снег с сапог.

— Живой, как видишь.

— Зачем ты пришел? Думаешь, если власть поменялась, тебе уже нечего бояться? Лучше б тебя считали мертвым!

— Лучше б ты меня не предавал, — сказал я хмуро.

— Да?! А ты бывал хоть раз на дознании?! — вспыхнул он.

Никаких следов пыток на его теле я не заметил. Его белоснежный хитон затрещал у меня в руках.

— А я не об этом. Это ведь ты подсунул мне этот кубок? Что, разве не так?

— Отпусти! — дернулся он, — пусти же! Это была шутка!

— Хороши шуточки! Ты понял, что ты сделал со мной, или тебе объяснить?

— Я?! Нет! Это не я! Это ты сам!

— С твоей помощью! Зачем ты меня напоил?!

— Я же не знал, что ты припадочный! Ты раньше пил и больше!

Креонт уже не дергался, но я его всё тряс.

— Врешь! Тебя подучили! Тебя заставили это сделать! Или ты сейчас мне скажешь кто, или я вытрясу из тебя всю душу к чертовой матери!

— Отпусти!

— Я же припадочный, я и убить могу. Так что, Креонт? Кто эта таинственная поклонница Водемара?

— Я не знаю — он обмяк и чуть не всхлипнул, — она себя не назвала.

Я разжал пальцы и толкнул его на диван. Он сел поверх набросанных костюмов как ватная кукла.

— Я… не хотел ничего плохого. Она сказала, что ты ей надоел. Чтобы выпил и отвязался, и забыл, что она существует. Всего-навсего!

— Боже! Зачем такие ухищрения? Да я про женщин забывал уже на следующее утро без всякого колдовства. Тебе ли этого не знать?

— Если б ты ее увидел, ты бы так не говорил. Вот я и подумал…

— Если я ее увижу, я ее убью, — сказал я, — как она выглядела?

— Она?.. — он даже не стал ее описывать, просто развел руками, — Снежная Королева!

Сердце у меня сжалось от недоброго предчувствия, я присел на подоконник, мрачно глядя на поникшего приятеля.

— А поточнее?

— Точнее? Ты хочешь точнее?

— Не тяни!

— Так слушай: знатная дама, роскошно одетая, красивая до умопомрачения, глаза синие как озера, губы алые, кожа золотая, волосы белые как снег…

— Хватит! — я снова вскочил, а он весь сжался, испугавшись, — и ты говоришь, что не узнал ее?

— Мне только показалось, что узнал. Это не могла быть она! Ну, зачем мы ей сдались? Тем более, ты, Батисто!

Еще вчера я за нее пил. За Снежную Королеву, за первую красавицу Озерии, за несравненную Анриетту Алонскую! Что ж, мог бы и сам догадаться, раз кроме нее оживить мою статую никто не мог. Герцогиня Алонса! Королева колдунов! Замучили тебя в Башне, красавица, ну так и было, за что!

Я оделся, больше говорить было не о чем.

— Ее счастье, что она умерла, — сказал я уходя.

////////////////////////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////18

Глаза у Эрны сияли, от нее пахло какими-то травами и цветами. Мы целовались подолгу на каждом углу, по любому поводу и без повода вовсе. В промежутках я успел собрать командиров, отдать распоряжения, побеседовать с пленными, выслушать жалобщиков и очередной раз поссориться с Лаэртом. В общем, день выдался суматошный.

Дионис стоял у Эрны за занавеской. Я любовался им, забывая, что это Циклус, а не просто красивая статуя. Он смотрел на гроздь винограда, но мне вдруг показалось, что он смотрит на меня.

— Неужели ты сможешь его оживить, Эрна?

— Нет, — сказала она, — не смогу.

Я такого ответа не ожидал, мне самому было уже интересно, как же это будет.

— В первый раз слышу, что ты чего-то не можешь!

— Но это особый Циклус. Его сделал Гвидо Тапиа, Главный Стекольный Мастер.

— И что?

— Чтобы оживить статую, нужна система зеркал. Отраженный луч надо направить в одну-единственную точку. Это или сердце, или правое ухо. Только не у этого Циклуса.

Я обернулся к Дионису. Мне вдруг стало невыносимо жаль, что его никто никогда не сможет оживить. Зеркала у Эрны уже стояли во всех четырех углах на специальных подставках, и я решил, что она уже пыталась это сделать.

— Никто не знает, куда Гвидо Тапиа запрятал эту точку, — добавила Эрна.

— Знала Анриетта Алонская, — сказал я, — может, у нее сохранились запили или рисунки? Давай поищем!

— Бриан, — снисходительно взглянула на меня Эрна, — всё давно перерыто. Ее записи выкрал Леонато Фурский.

— Черт бы его побрал! Пожалуй, мне уже пора его убить.

— Не спеши. Это ничего не даст. Фурский заблуждается так же, как заблуждалась Анриетта. Эту статую оживить нельзя.

— Даже так?

Я стоял разочарованный вдвойне. За что же тогда все мои мучения? Ради того, чтобы очередная стеклянная кукла украшала ее гостиную?!

— Она была наказана за свою дерзость, — строго сказала Эрна, — нельзя изменять своим богам. Анриетта — уроженка Озерии, она поклонялась Богине-Матери Оллит и силам природы. А Циклуса она добыла колдовством, за что и поплатилась.

— Ты так говоришь, как будто сама — не колдунья, — усмехнулся я.

— Конечно, нет, — услышал я, — ты просто не понимаешь разницы. Я лечу, я использую силу природы и тайные знания о ней, я чувствую, я порой читаю мысли… но я не вмешиваюсь в ход событий. Если б так, разве я позволила бы, чтобы тебя ранили? Я просто защитила бы тебя, и мне не пришлось бы тебя лечить!