Сон Геродота - Заза Ревазович Двалишвили

– Как это, наоборот, что ты имеешь ввиду? – собравшиеся здесь горожане были явно заинтересованы.

– Я точно не знаю, но, кажется, богатство у них считается бедностью, а бедность воспринимается как богатство. Чем ниже стоит человек, тем он выше, и наоборот, высшие по их обычаю почитаются за низших. Раб для них как император, а император – как раб, одним словом, все наоборот. Даже смерть почитается ими как жизнь, а жизнь – как смерть.

– Чудеса, да и только, – пожимали плечами спартанцы,  – и зачем  только он к нам пришел?

– Я тоже, кажется, слышал про них. Есть такая секта, чьи представители вверх ногами ходят. Небеса для них словно земля, а земля – как небо.

Приезжий вверх ногами не ходил, передвигался по улицам обычным способом, но соседские мальчишки пристально за ним следили: вдруг чужой дядя встанет на руки и пойдет вверхтормашками, вот была бы потеха. Одним словом, жители вновь прибывшего встретили с недоверием и настороженностью, как что-то непонятное и неизвестное: уже странным было то, что он приехал во всеми забытую Спарту.

Павсаний, наверное, был единственным в городе, кто не обращал внимания на приезжего, и будто нарочно, тот сам заинтересовался им. Несколько дней издалека, молча наблюдал за его работой, потом, осмелев, подошел к нему и попробовал вступить в разговор.

– Что тебе надо? – Павсаний отложил резец и уставился на приезжего.

– Добрый день, милый человек, – смущенно отозвался тот.

– Я тебе не милый человек, и вообще никакой. Говори, что надо, и не мешай работать.

Приезжий от такой резкой встречи еще больше смутился и некоторое время вообще молчал, но затем, набравшись смелости, попробовал заговорить.

– Видите ли, я здесь один, никого не знаю, мне показалось, что вы именно тот человек, с которым стоит завести знакомство. Еще раз извиняюсь, если помешал вам, но чем же вы занимаетесь, не смогли бы объяснить?

– Как тебя зовут, чужеземец?

– Павел  – мое имя, единоверцы этим именем нарекли.

– А меня зовут Павсаний, старое спартанское имя, даже несколько наших царей звались этим именем. Так вот, Павел, за многие годы ты первый, кто подошел ко мне и поинтересовался, чем я занимаюсь.

– Так уж и первый? – удивился  Павел.

– Ну, разве что еще дети, а взрослых моя работа только раздражает.

– Я заметил, что ты не такой, как все. Остальных заботит только пища, одежда, кров, ну, конечно, еще и деньги, а ты ко всему этому безразличен.

– Вот ты как, – с удивлением отозвался Павсаний, – что ж, верно приметил, вот эти камни и есть моя жизнь, то, чем я живу.

– Это же всего лишь камни, вон их сколько вокруг.

– Это не просто камни, – с раздражением произнес спартанец, в них живет дух нашего города, его великое прошлое.

– Не понимаю, камни – они и есть камни, чего о них сожалеть?

– У тебя есть идея получше?

– У меня есть вера.

– Ну да, слышал, вы отрицаете земную жизнь со всеми ее благами и готовитесь к смерти, так ведь?

– Не совсем. Для вас смерть – это конец, а для нас – начало вечной, настоящей жизни.

– Кажется, философ Сократ это проповедовал, вы его последователи?

– Мы чтим этого философа как человека мудрого, но наша вера иная.

Павсаний задумался, поглаживая пальцами седую бороду, а потом, хитро прищурившись, задал вопрос?

– Если смерть – это жизнь, то что тогда есть сама жизнь?

– Подготовка для той вечной жизни.

– Чудно как: то, что для нас является всем, для вас представляет собой нечто неважное и временное.

– А разве оно не временно? Да, мы отвергаем богатство и все блага мира, но зато наш Бог дает нам надежду на вечную жизнь и еще милосердие.

– Правда, что проявление силы для вас является признаком слабости, а слабость, наоборот, признаком силы?

– Не совсем так, смотря что ты называешь слабостью, а что – силой?

– Не люблю умников, сила – это всегда сила. Вот статуя спартанского воина, я изваял ее из монолитного гранита, смотри, как он держит щит, какие у него крепкие мышцы.

– А где эти воины теперь, где их сила? Что-то я не вижу их здесь, одни статуи и остались.

Павсаний весь побледнел и угрожающе прошептал:

– Смеешься, да?

– Да нет, только вот подумай сам, если в вашем мире все устроено правильно, то тогда откуда возникла наша вера, которая отвергает ваш мир, и почему у нее появляется все больше приверженцев?Посмотри на свой город, обрати внимание на своих соседей, как они живут – ведь они просто существуют как растения, а люди так жить не могут, людям нужна надежда и вера, иначе они чахнут, вянут, исчезают, как исчез твой великий город. Твой мир, Павсаний, уже стар, и он не может дать людям ни надежды, ни веры.

– Пока я жив, Спарта не умрет, – упрямо возразил Павсаний, – а мне много лет, ты даже не представляешь, чужеземец, сколько мне лет. Говоришь, что у нас не осталось ни надежды, ни веры? Наши предки в таких случаях обращались к дельфисскому оракулу. Ты мне подсказал хорошую идею. Давно я не был в Дельфах, пора уж и побывать там, пора…

            ..   .    .   .      .       .        .        .       .        .        .        .        .        .

– Теперь Спарта вновь поделена на филы, почти каждую декаду устраиваются пышные праздники, и даже мальчиков секут на алтаре Артемиды, как в старину, но самое главное… наш город снова стал многолюдным. Туристы со всей Римской империи съезжаются в Спарту, чтобы посмотреть на танец наших девушек. Храм Артемиды заново отстроили и там даже соорудили зрительные ряды, чтобы гости города могли, удобно устроившись, посмотреть, как извиваются мальчики под ударами плетей, воспитывая в себе спартанскую выносливость. Проводятся даже сисситрии, общие обеды – как полагается по нашему обычаю, – мальчик Лео, скоропалительно выпалив из уст своих поток слов, задыхался от нетерпения. – Дедушка, ведь все сбылось, о чем ты мечтал. Спарта вновь ожила, даже наши гости ходят на сисситрии, смотрят, пробуют спартанскую похлебку, удивляются. Наместник перечислил из императорской казны крупные суммы денег на благоустройство города и поддержание прежних порядков.