Последняя лошадь Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это успокоительное лекарство?
– Ну, чтоб вас не запутывать, скажу – да. Я взял для себя четыре коробки, что было довольно проблематично, так как состав данного лекарства, которое предназначено для особых целей, строжайшим образом засекречен. Но с вами я поделюсь. Ведь мы же товарищи по несчастью, в конце концов! Живём в одном доме. Вы понимаете.
– Понимаю. И сколько стоит?
Андрей Ильич вновь надел очки.
– Две тысячи девятьсот рублей двадцать семь копеек. Это, Ритулечка, себестоимость.
– За коробочку?
– Да. В ней – двадцать таблеток по пятьдесят миллиграмм. Если вы их примете курсом, по одной в день, тревоги исчезнут. Ну, что, попробуете?
– Давайте.
Анька очнулась вскоре после того, как чудо-таблетки были принесены и Андрей Ильич с деньгами ушаркал, всем пожелав крепкого здоровья и здравомыслия. Ей засунули в рот таблетку, дали стакан воды. Он звенел о зубы. Рита его придерживала. Кирилл поддерживал сзади Аньку, чтоб ей удобнее было пить.
– Как ты себя чувствуешь, Анька? – спросила Света, когда вегетарианка с тонкой душевной организацией – бледная, с мокрым лбом, откинулась на подушку. Ответа не было.
– Ты кого увидела на площадке? – спросила Соня, – Джульетту?
– Нет, – отозвалась Анька, пристально глядя на потолок с разветвлённой трещиной, – не Джульетту.
Три пары глаз с трёх сторон впечатали в Свету столько насмешливого внимания, что она почувствовала себя абсолютно голой, а не почти. Ей стало неловко.
– Какой смешной старикашка! – сжалилась над ней Соня и захихикала, – когда он увидел Анькину письку, у него щёки отвисли ещё сильнее! Но под штанами так ничего и не шевельнулось.
– Но уж зато наш Ромео – просто красавец! – вскричала Рита, поосновательнее прикрывшись вывернутым халатом, – Малютин! Трусы порвутся сейчас!
Заметив, что Рита вполне права, Света подбежала к Кириллу и торопливо вытолкала его из комнаты.
– Во дурак! Иди, одевайся быстро!
Кирилл послушно направился в её комнату. Его мнимая жертва, тем временем, приняла сидячее положение, и, отвергнув помощь подруг, стала возвращаться в приличный облик. Все три её собутыльницы наблюдали за ней.
– Так ты нам расскажешь, тварь языкастая, кто стоял на площадке? – спросила Рита. Натягивая колготки, Анька взглянула на неё мрачно.
– Могу сказать. Это была Смерть.
– Я тебе язык оторву, – пригрозила Рита, взглянув на Соню и Свету, которые закачались, как куклы Барби на шатком столике, – прекращай балаган и говори правду!
– Там была Смерть, – повторила Анька. Рита забыла, что нужно держать халатик, и стиснула кулаки.
– Значит, там, за дверью, стояла Смерть? Ну а почему ты грохнулась на пол? Ты что, её испугалась?
– Да, испугалась. Хотя она пришла не ко мне.
Анька говорила спокойно. Её спокойствие ужасало. Кирилл Малютин из другой комнаты позвал Свету. Сразу же прибежав к нему, она очутилась в его объятиях. Это вызвало у неё смятение, потому что он не оделся, а вовсе даже наоборот. Он был возбуждён. Она попыталась вырваться. Он легко уложил её на диван, и, прижав к нему, стал довольно грубо стягивать с неё трусики.
– Во дурак! – вскричала она, цепляясь за них, – быстро слезь с меня! Нашёл время!
– Не я, а он выбирает время, – сказал Кирилл, твёрдо дав понять, о ком говорит. Света завизжала. Вбежали Рита и Соня. Вонзив в Малютина ногти, они общими усилиями сволокли его с разъярённой Светы.
– А ну, одевайся, тварь! – приказала Рита, бросив Кириллу его трусы. Он быстро оделся. Света последовала его примеру. Он предложил ей пойти в кино. Она согласилась. И они вскоре ушли. Ещё через полчаса откланялись Анька с Соней, взяв с Риты слово прийти к ним в пятницу на спектакль. Спектакль назывался "Не покидай меня". Даша, Эля, Соня и Аня играли юных разведчиц, заброшенных в тыл к фашистам для корректировки огня. Под этим огнём они погибали, а их насмешливый командир позже умирал от ран в госпитале, пытаясь приделать оторванную голову кукле, которая была талисманом его девчонок. Зрители плакали. Также в спектакле были заняты Олег Журов, Лёшка – Дашкин жених, и Артур. Артур читал текст от автора и играл на гитаре.
Был уже вечер. Утрамбовав кулаком и пяткой в мусорное ведро две сумки с лекарствами, Рита приняла душ, оделась для выхода и взяла сотовый телефон. Набирая номер, она закуривала.
– Привет, – ответил ей мужской голос.
– Привет, Алёшка! Ну, как дела у нас?
– Да всё так же. Сегодня ты ему не звонила?
– Утром звонила. Он мне сказал, что всё хорошо. Я устала, Лёха! Я очень сильно устала. Меня нельзя держать под стеклом и лампой как игуану! Он понимать этого не хочет. Но ты-то можешь это понять?
– А кто тебя под стеклом-то держит, Ритулечка? Ты всегда и во всём поступаешь так, как считаешь нужным. Я тебе тысячу раз говорил – машину смени! Не хочешь. Ждёшь приключений.
– Я не об этом! Хватит, Алёшка, делать из меня дуру! Сегодня я встречаюсь со Светенковым.
– Где и когда?
– Не знаю! – вдруг сорвалась на дикий крик Рита. Тут же оборвав связь, она проглотила пару таблеток, проданных ей реаниматологом. Суетливо запив их водой из чайника, вновь схватила мобильник и набрала другой номер. Денис ответил не сразу.
– Да, Маргариточка.
– Добрый вечер. У меня есть свободные два часа.
– Очень хорошо. Только я пока что на тренировке. Она закончится через сорок минут. Можете подъехать в Черкизово?
– А конкретнее?
– Институт Физкультуры знаете? Слева – рынок, справа – метро…
– Найду я, найду!
Ей пришлось заехать на АЗС и отстоять очередь. Под конец захотелось кофе. Десять минут и двести рублей ушли на кафешку, после которой путь был возобновлён. Проклиная снег, светофоры и остолопов, которым какие-то идиоты повыдавали права, Рита выжимала из своей шустрой «девятки» всё, на что та была способна. Мощные иномарки незамедлительно уступали ей левый ряд. Мобильник звонил, не переставая. Рита не отвечала. Припарковав машину возле ворот института, она всё же посмотрела, кто ей звонил. Потом закурила, убрав мобильник во внутренний карман куртки.
Оттренировавшиеся спортсмены с весёлым гомоном покидали здание. Некоторым из них плоды тренировок не позволяли проходить в дверь иначе как боком. Многие, пожав руки своим друзьям, садились в машины, стоявшие,как и Риткина, вдоль бордюра. Рынок, раскинувшийся до Измайловского шоссе, уже закрывался. Возле метро, подходы к которому были сжаты коммерческими ларьками, возникло столпотворение. Рита не замечала, что пепел сыплется ей на брюки. Она смотрела по сторонам, щурясь на огни, разбрызганные по стёклам.
– У вас, по-моему, колесо спускает немножко!
– А?
Рита вздрогнула, потому что эти слова раздались не справа, откуда слышался смех спортсменов, а слева, где очень близко просвистывали машины. Тот, кто их произнёс, склонился к стеклу
