Первое дело Флетча - Грегори Макдональд

– За нас платит фирма. – Она вновь рассмеялась.

– Откушали, можно сказать, за счет заведения.

– Синди, мы собирались расписаться на обрыве, над океаном. Я тебе говорила? В субботу обещают хорошую погоду.

Синди расплатилась наличными.

– Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с мамой? – спросила Флетча Барбара.

– Сегодня на обед у меня будет моя голова на тарелке, – мрачно ответствовал Флетч.

– Синди, за углом есть магазин спортивных товаров. В витрине выставлен отличный горнолыжный костюм. Ты понимаешь, для нашего медового месяца. Пойдем со мной, посмотришь, как я в нем выгляжу.

– С удовольствием. – Синди оставила официанту щедрые чаевые.

Обе женщины встали из-за стола. Флетч остался сидеть в глубоком раздумье.

– До свидания, Флетч, – попрощалась с ним Барбара. Флетч не ответил.

– До встречи, Флетч! – весело воскликнула Синди.

– Увидимся на твоей свадьбе! В субботу!

ГЛАВА 24

– Добрый день! Добрый день! – Флетч громко постучал о косяк открытой двери. Из бунгало доносился шум телевизора, прерываемый детским плачем, детскими воплями и треском какой-то механической игрушки.

– Добрый день! – выкрикнул Флетч.

Крыльцо являло собой кладбище сломанных игрушек. Самокат с согнутой стойкой, трехколесный велосипед без двух задних колес, раздавленная пластмассовая кукла, плита, угодившая под топор дровосека.

Женский голос в телевизоре произнес: «Если ты расскажешь Эду все, что тебе известно обо мне, Мэри, будешь гореть в аду жарким пламенем».

На кухне женщина крикнула: «Прекрати этот вой, Ронни, а не то я тебе как следует всыплю».

– Спокойно, спокойно, Нэнси, – мужской голос. – Надо же докормить ребенка. Дети должны есть. Иначе откуда у них возьмутся силы.

Бунгало ассистента профессора Томаса Фарлайфа находилось в восьми кварталах от университетского городка. В ряду соседских домов, не так уж давно выкрашенных, с пожухлой травой на лужайках, дом Фарлайфов выделялся серыми потеками на стенах, разбитым окном да бесколесным, ржавым, когда-то желтым «фольксвагеном», застывшим как памятник перед домом на вытоптанной лужайке, на которой не осталось ни травинки.

По пути к дому Фарлайфов Флетч включил радио. Из выпуска новостей он почерпнул дополнительную информацию. К сообщению о признании Чайлдерса, об этом ему сказала Барбара, добавилась любопытная подробность: выслушав упомянутое признание, полиция тут же освободила Чайлдерса.

Флетч встал на порог и закричал что есть мочи: «Эй! Добрый день!»

Из кухни появилась женщина.

– Кто вы?

– Флетч.

– Кто? Я вас не знаю. Заходите.

Флетч вошел в холл-коридорчик.

– Вы студент?

– Я из «Ньюс трибюн».

– Том на кухне. Не знаю, проверил ли он вашу работу. – Она повела Флетча на кухню. – Так вы говорите, ваша фамилия Тербун?

В доме пахло мокрыми ползунками, подгоревшей едой, сбежавшим молоком и пылью.

– Я из газеты.

На кухне гремел телевизор, по полу ползал приводимый в движение батарейкой игрушечный танк, здесь же, компанию кипам белья, мусорным ведрам и книгам составляли пятеро детей, все моложе семи лет. Двое в ползунках, трое в трусиках. Каждый, похоже, этим утром выкупался в воде, в которой чуть раньше вымыли посуду.

Низкорослый, лысый мужчина кормил ребенка, сидящего на высоком стульчике. Он коротко глянул на Флетча. Глаза у него были удивительные, светло-светло синие. Цвет глаз передался четверым детям, но не того оттенка.

– ...перевозка партии разрывных пуль... – донеслось из телевизора.

Женщина выключила телевизор, и теперь на кухне грохотал лишь танк, преодолевающий препятствия на полу, с криками дрались двое детей на полу да вопил ребенок поменьше, посаженный на драную подушку у стены.

– Ронни, – обратилась женщина к вопящему мальчишке, – перестань орать, а не то получишь по зубам. Угроза действия не возымела: вопли продолжались.

– У вас есть машина? – спросила женщина Флетча.

– Да. Вы – Нэнси Фарлайф?

– Он приехал к тебе? – полюбопытствовал мужчина.

– Да нет, ему нужен ты, Том. Насчет какой-то работы.

– Я приехал к вам обоим, Нэнси. Я из газеты.

– А-а-а, – протянула она. – Насчет убийства отца. – На ней была широкая, землистого цвета юбка и зеленая, в грязных пятнах, блуза. Белые, не знающие загара руки и ноги, обвислый живот, волосы, висевшие слипшимися прядями. – Сказать мне вам нечего, но нужно кое-куда съездить.

– Я вас отвезу.

– Наша машина сломалась, – пояснил, не отходя от стола, мужчина. – Разбилась. Kaput. Порушилась.

– Мне следовало съездить вчера.

– Да, да, – покивал мужчина. – Принести Бобби благую весть.

– Присядьте, – Нэнси сбросила со стула на пол стопку газет и телефонный справочник. – Я только переоденусь. – Она оглядела свою одежду. – Том, стоит мне переодеваться?

Ребенок на подушке перестал плакать. На его лице появилось решительное выражение.

– Будь всегда в одном и том же, дорогая.

Решительный ребенок поднялся с подушки. Пересек кухню. Схватил танк и вышвырнул его в окно.

Теперь трое детей орали и дрались друг с другом. Наиболее эффективным средством борьбы они полагали вырывание волос. При удачном результате крики становились пронзительнее.

– Я только переоденусь, – решила Нэнси.

Флетч выглянул в окно кухни. Во дворе танк атаковал сломанную детскую коляску.

– Чух, чух, чух, чух! – пыхтел Том Фарлайф. – А теперь паровозик подходит к тоннелю. Открываем тоннель! – Ребенок открыл рот, Том отправил в него ложку пюре. – Отлично. Чух, чух, чух, чух. – За первой ложкой последовала вторая. Миска уже практически опустела.

– Социальная защита! – процитировал Флетч. – Тротуары города! Дорога без жалости! Ограбленные старушки!

– Ага! – Ребенок доел пюре, и Том вытер ему рот заскорузлой тряпкой. – Вы знакомы с моими стихами.

– Вы называете их поэзией насилия?

– Именно так! – Том вытащил ребенка из высокого стульчика и осторожно опустил на пол.

Подошел к самому младшему из детей, лежащему в пластмассовой колыбельке у самой плиты. Принес его вместе с колыбелькой, поставил ее на стол.

– Ваши стихи не такие, как у всех.

– Да, не такие. – Том пытался открутить крышку бутылочки с молочной смесью. – Почему бы вам не назвать их прекрасными?

Он передал бутылочку Флетчу, тот справился с крышкой и вернул бутылочку Тому.

– Подходит ли к ним эпитет «прекрасные»? – спросил Флетч.

– Почему нет? – Том закрепил на бутылочке соску. – Чух, чух, чух. – Младенец открыл рот. Том вставил в него соску. – В насилии есть красота. Она привлекает людей.

Держа бутылочку у рта младенца, Том посмотрел на пол, где возились и дрались уже четверо его детей. У одного из царапины на руке текла кровь. Второй заработал свежий «фонарь» под левым глазом.

– Потому-то у меня так много детей, – продолжил Том Фарлайф. – Посмотрите на их ярость. Разве она не удивительна? Ничем не сдерживаемое насилие. Я жду не дождусь того времени, когда они станут подростками.

– Возможно, ваши мечты осуществятся. И сколько из них, по-вашему, выживет?

– Вас тоже влечет насилие.

– Не то чтобы очень.

– Вы смотрите футбол <Речь идет об американском футболе, жесткой, даже жестокой атлетической игре, изобилующей столкновениями.>?

– Да.

– Разве футболисты не насильники? – Ни у одного мужчины Флетч не видел таких мягких, пухлых рук. – Человека окружает насилие. Вот этот инструмент человеческого общения, – Фарлайф указал на телевизор, – каждый день обрушивает на нас больше насилия, чем большинство людей видит за всю жизнь. Не на экране, а наяву. Почему нас так тянет к насилию?

– Насилие завораживает, – ответил Флетч. – Людям хочется смотреть на насилие, обрушивающееся на других. Наверное, потому, что они представляют себя в роли насильников.

– Красота. Завораживающая красота насилия. Абсолютная ирония. Почему ни один поэт до меня не узрел этого?

– »Узкие, перетянутые поясом бедра, располосованные автоматным огнем. Каждая пуля, рвущая кожу, выворачивающая плоть, отбрасывает тело, отрывает его от ног. И вот идеальный воин кланяется своей смерти, поворачивается и падает», – процитировал Флетч.

– Прекрасно.

– Я это все видел.

– И это прекрасно. Признайтесь, – Том Фарлайф наклонил бутылочку. – «Он убит, но погиб не зазря. Его смерть – его жизнь. И он идеал и в этом».

– Какой курс читаете вы в университете?

– Творчество Джефри Чосера <Чосер, Джефри (1340?-1400) – английский поэт, родоначальник реалистической традиции в английской литературе.>. Еще сравнительный анализ произведений Джона Драйдена <Драйден, Джон (1631-1700) – английский писатель, один из основоположников английского классицизма.> и Эдмунда Спенсера <Спенсер, Эдмунд (ок.1552-1599) – английский поэт.>. А также английский для первокурсников.

– Вы знакомите их с «Кентерберийскими рассказами»?