Лабиринты души - Андрей Гнездилов

И действительно, конец наступил. Смертельная игра, в которую вступил доктор, покоренный чарами леди, заставила его совершить неверный шаг. Он внушил сонному капитану выйти из каюты. Гоббс, как лунатик, спускался на палубу, когда неожиданная волна качнула корабль и он упал. Удар привел его в чувство. Хриплым срывающимся голосом он призвал доктора и, когда тот вышел, обнажил шпагу. «Защищайся, негодяй!» — крикнул он. Доктор, скрестив на груди руки, пристально смотрел на капитана: «Я не умею убивать!» Гоббс хотел его тут час же и прикончить, но из каюты показалась леди: «Вы называете себя джентльменом, Гоббс? Тогда объясните, чем вы лучше мясника?» Ее слова привели капитана в слепую ярость. Он сунул в руки доктора свою шпагу, а сам, выхватив кортик, встал в позицию: «Теперь мы равны!» Доктор повернулся к нему спиной и направился на корму, опираясь на шпагу, как на трость. Гоббс онемел, а затем кинулся за ним. Противник его, услыхав за собою шаги, сломал шпагу и, обернувшись, швырнул ее в лицо капитану. Случайность ли, но Гоббс, увертываясь, потерял равновесие и полетел за борт. Доктор склонился над морем, но в темноте не раздалось ни единого возгласа, ни единого всплеска. Корабль покачивался на невидимых волнах, и только ржаво скрипел сигнальный фонарь, освещая пустую палубу.

Как ни был жесток Гоббс, но наутро команда едва не вздернула доктора на мачту, обнаружив исчезновение капитана. Только вмешательство леди спасло его. И то — если бы она высказала свое расположение к доктору, ее бы не послушали. Но она затаила презрение к нему: «Вы храбро отдаете свою жизнь в руки пирата, но если бы вам пришлось защитить честь дамы, и тогда бы оружие оказалось для вас лишним?» Доктор ничего не ответил ей.

Меж тем старший помощник взял на себя командование кораблем. Будучи убежден в своей власти и безнаказанности, на третью ночь он постучался в каюту леди. Утром его тело нашли пригвожденным к мачте собственной шпагой. Опять корабельный доктор чуть не оказался на рее. Леди не могла ничего сообщить о смерти помощника, и только вахтенный заикаясь рассказал, что видел покойного Гоббса. Матросы пришли в замешательство, однако бочонок рома придал им храбрости. Снова выбрали капитана и направили судно к ближайшему порту.

Дисциплина упала. Пьянство сделалось обычным явлением. Леди молчала, но красота ее действовала как яд. Новый капитан, забыв участь предыдущего, нашел смерть у каюты леди. Экипаж еще терялся в догадках, что предпринять, когда налетел шторм.

Судну грозила гибель — и вот леди, взойдя на мостик, стала отдавать команды. Общение с Гоббсом не прошло для нее даром, она оказалась достойным капитаном. Слушались ее также благодаря страшной поддержке призрачного капитана-призрака. Один доктор имел право входить в ее каюту, не рискуя заплатить за это жизнью. О чем они говорили, никто не слышал, но глаза леди чаще следили за полетом чаек, чем обращались к компасу, и невольная улыбка делала ее красоту еще неотразимей.

Но пути судьбы изменчивы. Судно бросило якорь у берегов, откуда был родом корабельный доктор, и тут последовало открытие: доктор оказался потомком знатного рода и владельцем прекрасного замка. Все, казалось, пришло к сказочному концу, но… это только казалось. Вслед за первым открытием последовало второе. Доктор владел кистью, как лучшие фехтовальщики шпагой. В его покоях висели портреты красавиц, которые тронули его глаза. Глаза, но не сердце. Они входили в замок с тайной надеждой остаться в нем, а уходили с разочарованием. Доктор служил искусству, грезил о мечте и не искал утоления в жизни.

Нет ничего опаснее оскорбленного самолюбия женщины. Леди получила несколько анонимных писем, задевавших ее гордость. Меж тем доктор, упоенный ожидающим его счастьем, отдал распоряжение готовить замок к свадебному торжеству. В карете, увитой гирляндами роз, приехал он за своей невестой. Она ждала его на корабле. «Скажите, сэр, зачем вы приехали сюда? Зачем вы, богатый и знатный человек, бросили свое родовое гнездо и взялись за ремесло врача? Если вы мечтатель и чудак, зачем вы хотите ввести меня в свой замок, где тесно от присутствия тех, кто уже побывал в нем?» Доктор отступил, не в силах отвечать. Леди окинула его холодным взглядом: «Возвращайтесь назад!»— «Но я люблю вас!» — «Вы мне не нужны, — сказала леди. — Я разочаровалась в людях. Среди них нет ни одного сердца, что могло бы стать моим другом». — «Я готов быть для вас слугой! — воскликнул доктор. — Если дело в замке, то я отказываюсь от него». — «Нет слуги вернее собаки, — заявила красавица. — Если хотите сделать мне подарок— пришлите собаку. Впрочем, мы сегодня уходим в море». — «Вы позволите мне остаться на вашем корабле?»— «Нет!»— ответила женщина.

Лодка доктора вернулась к берегу, а корабль поднял якорь.

Эта выходка чуть не стоила леди жизни. Ночью страшная буря разразилась на море, налетевший ураган затушил маяки. Судно летело на рифы, когда яркое пламя вспыхнуло на берегу, мгновенно превратившись в пожар. Огонь бушевал с такой силой, словно соперничал с яростью водной стихии. Благодаря ему леди смогла вернуть свой корабль в покинутую бухту. Наутро матросы сообщили ей, что спасший их пожар случился в замке, от которого остались одни угли.

Леди сошла на берег. Карета с увядшими цветами еще стояла у пристани. Кучер, не получив никаких распоряжений от хозяина, не смел покинуть ее. Леди, снедаемая тревогой, кинулась на пожарище. Там было пусто. Лишь громадная черная собака лежала на куче пепла, рядом с небольшой шкатулкой. Никто не рисковал подойти к ней. Увидев леди, пес перестал, скалить зубы и вильнул хвостом. Он, видно, сильно обгорел и не мог двигаться. Ни доктора, ни его костей не могли отыскать на пепелище, и леди приказала матросам перенести собаку на корабль.

Вот вся история, — закончил Мистигрис.

Лэсси сидела не шевелясь, глядя на него расширенными глазами.

Прошла неделя после этого разговора. Рассказ архивариуса не давал Лэсси покоя. Ей казалось, что он говорил про ее собственную шкатулку. Этот искусно сделанный сундучок достался ей по наследству и всегда был при ней. Еще в детстве она играла с ним, представляя, что его запертые дверцы хранят какую-то тайну. Повзрослев, она так и не решилась вскрыть его, верная прелести незаконченной сказки. И вот теперь девушка вложила лезвие ножа в затейливый замок. Он не поддавался. В раздумье она машинально стала постукивать по нему пальцами. Внезапно раздался печальный звон — и дверцы распахнулись… Пусто, лишь в разводах серебряного зеркала, закрепленного внутри шкатулки, словно на воде расходились круги. Лэсси подняла голову и растерянно огляделась. Была ночь. Яркая луна кусочком льда истаивала в темной влаге небес, пронизанной застывшими звездными искрами. Ее лучи своей пронзительностью резали глаза и, казалось, впитывали в себя остатки жизни из замирающих волн. Лэсси чувствовала всем телом их холодное прикосновение. Они ощупывали ее, сдавливая сердце непонятным ужасом, и она каменела, не в силах вырваться из-под их тоскливого очарования. Плеск воды у борта напоминал чей-то захлебывающийся голос. Ветер тянул однообразную песню, прерываемую скрипом мачты. Бледность парусов стала почти прозрачной, так что они перестали отражаться в воде.

Кроме рулевого и Лэсси, на судне все спали. Внезапно отрешенную тишину моря прорезал надрывающий душу собачий вой. Вахтенный вздрогнул и, схватив подзорную трубу, стал вглядываться в горизонт.

— Земли не видно, — сообщил он растерянно.

И вслед за его словами тот же вой — или скорее вопль — повторился. Исполненный безнадежного одиночества, томящий ничем не утолимой тоской, он пронесся, как жалоба умирающего, и небеса откликнулись далеким звенящим эхом.

В одно мгновение экипаж яхты был на ногах. Капитан, вырвав подзорную трубу у вахтенного, тщетно пытался обнаружить источник тревоги. Край уродливого облака мутной пеленой закрыл глаз луны, и только через разрывы она подглядывала за тем, что происходило на море.

Среди теней, упавших на поверхность воды, Лэсси выделила одну — черная, как тушь, она напоминала собаку, но была необычно больших размеров. Быстрыми скачками она неслась вокруг судна, а затем исчезла за кормой.

Суеверный страх непонятного взбудоражил всю команду. Забыв о сне, матросы переговаривались, строя самые невероятные предположения.

Лэсси искала Мистигриса, но его не было. Дверь в его каюту также оказалась запертой, он не откликнулся на стук. Какое-то смутное чувство помешало девушке продолжать поиски или поднять тревогу.

Меж тем незаметно ночь подходила к концу. Хмурый рассвет явил морю бессильную улыбку сквозь лиловое покрывало туч, скрывавших горизонт. Ветер почти стих — и тем мрачнее казались стройные ряды волн, с непонятной скоростью устремлявшиеся к северу. Они становились все выше, словно пытались сдвинуть с места тяжелое небо и вовлечь его в свой бег. Но оно не шевелилось. Гнетущий сумрак от застывшего хаоса облаков сгущался и давил, как будто ладонь гиганта пыталась поймать маленькое судно и прижать его к волнам. Наконец огненной дирижерской палочкой полыхнула зарница, давая знак сражению. Гром потряс не только небеса, но заставил всколыхнуться море до самого дна, и оно ответило таким диким ревом, какой не слышали и аргонавты между Сциллой и Харибдой. В расколотую скорлупу туч ворвался ураганный ветер, но не вид вспенившихся валов, не стена ливня, надвигавшаяся с юга, не черные столбы смерчей, взметнувшиеся в миле от яхты, поразили мореплавателей, — как фейерверк над волнами, рассыпались слепящие огни шаровых молний. Одни из них с сухим треском, как игривые мячи, прыгали с гребня на гребень, другие медленно плыли над волнами, завораживая своей смертоносной голубизной. Между ними протянулись тонкие нити, создавая лучистую паутину, подобную шлейфу незримой богини бурь, о которой слагали легенды древние финикийцы. Зрелище играющих молний поражало воображение, но когда крошечная искра одного из шаров коснулась мачты, она расщепилась, как тростинка, и полетела за борт. В то же мгновение все смешалось в сплошном водовороте урагана, дождя и волн, за которым грозно звучал неслыханный оркестр поющих стихий.