Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе) - Александр Кулешов

— До завтра — прошептал Лонг.

Весь этот разговор случайно (как она объяснила, а в действительности от скуки) слышала и запомнила отельная телефонистка: ее рассказ позднее долго и тщательно анализировали следователи.

Мария спала блаженным сном, Лонг ворочался и не мог уснуть. Пока спали игроки и усталые болельщики, в кабинете у Бручиани бодрствовали.

Здесь сидели хозяин кабинета, Тринко и Корунья. Звонили доктору Зану, но секретарь ответил, что президент «Рапида» внезапно и срочно вылетел в Аргентину но делам клуба и вернется только через неделю.

— Этого нам не простят, — горячился Тринко, — у него ввалились щеки, злые глаза лихорадочно горели, на лысом черепе выступил пот. — Не простят. Надо скрыться!

— Не паникуй, — оборвал его Бручиани, — давайте подведем итог: все испортил Лонг. Так? — он повернулся к Корунья.

— Вот именно, поспешно подтвердил тренер. — Этот негодяй о чем-то догадывается, выспрашивает, вынюхивает. Не удивлюсь, если он связан с... с... с кем-то другим и выполняет его задания. Во всяком случае, он очень опасен. С таким характером Лонг в любую минуту может устроить скандал, дать интервью, да что хотите. Он очень опасен, — повторил Корунья.

— Вы что ж, — спросил Бручиани, — не можете заткнуть ему рот? — Он с презрением смотрел на тренера.

— Нет! — решительно заявил тот. — Не могу! Что вы от меня хотите? — в голосе его прозвучали истеричные нотки. — Я скрутил всю команду, на меня работает капитан и еще четыре человека. Вратарь хоть не в курсе, но делает все, что я говорю. У меня прекрасные контакты с моими коллегами из других клубов, с которыми вы меня свели. А с Лонгом нет! Вы же видели, он нарочно не забил пенальти. Нарочно! Это вызов. Мне, вам. Я не знаю, стоит ли за ним кто-нибудь, но он опасен.

— Так уберите его из команды! — взорвался Бручиани.

— Вы что, с ума сошли! — Корунья уставился на хозяина «Сетей», словно тому действительно требовалась смирительная рубашка. — Да он если не то что в матче, а хоть в одном тайме не участвует, так все телефоны обрывают, тысячи писем, телеграмм протеста получаем. Если его нет в играющем составе, люди не хотят покупать билеты, клуб терпит убыток. А вы — убрать!

— Ну хорошо, — уже спокойно сказал Бручиани, — где же выход?

— Вы забываете еще об одном, — глухо промолвил Тринко, — если мы не предпримем решительных мер, не покажем, что можем справиться с положением, «они» нам не простят, — и он многозначительно указал пальцем в потолок.

— И этот мерзавец Зан куда-то смылся, — зло сказал Корунья. — Только деньги ему подавай, а работать и рисковать должны все, кроме него.

Некоторое время все молчали.

— Надо убить Лонга, — решительно заявил Тринко.

— Не валяй дурака, — поморщился Бручиани, — не те времена. Ты представляешь, что будет, если его убьют? Такой шум поднимется, что всех нас быстренько загребут. Об этом не может быть и речи. Надо что-то другое.

— Если б еще дела у клуба шли плохо, — размышлял вслух Корунья, — можно было бы его куда-то продать. Но дела как раз процветают. Сами Каспи купили.

— Шум шумом, — настаивал Тринко, — не первый скандал, не последний. Пошумят и успокоятся. А таких смутьянов надо ликвидировать решительно. Кстати, для других наука. Не выполняешь приказа — иди гуляй в райские кущи.

— Это нас с тобой, если мы не выполним приказа, отправят в райские кущи, — горько усмехнувшись, сказал Бручиани. — Кто о нас пожалеет, подумаешь, два жучка, не очень чистеньких ресторатора. Таких пачками ликвидируют в стране другие такие же. А звезда футбола!

Долго молчали.

— Ладно, — нарушил наконец тишину Бручиани. — Утро вечера мудренее. Попробую связаться с «ними». Как-то объяснить, попросить совета...

— Как же, дадут они совет, — проворчал Тринко.

...Действительно, никто не собирался ни советовать, ни выручать посредников. В «организации» существовал железный закон. Удачливый зарабатывал, неудачник расплачивался.

И когда все те же трое благообразных мужчин собрались на террасе роскошной виллы, речь у них шла отнюдь не о том, чтобы по-христиански протянуть руки помощи, а скорее об обратном.

— Все это мне начинает не нравиться, — заявил Старший,— тут явно попахивает конкуренцией. Иначе мальчишка не вел бы себя так нагло. Он не мог это сделать по собственному побуждению — времена донкихотов прошли. Ныне все живут в страхе. Он сделал это нарочно, по чьему-то приказанию, бросил нам вызов. И мы должны этот вызов принять. Наказание будет жестоким.

— Что ж нам, браться за него? — спросил Второй.

— Да при чем тут он, — отмахнулся Старший, — он пешка. Заплатили ему больше «те», он их указания выполняет, заплатим мы — будет выполнять наши. Нет, игроков, тренеров трогать нечего, пусть сами разбираются. А вот таких «служащих» мы должны воспитывать, наказывать. Я за высшее наказание.

— Я тоже, — кивнул Второй.

— Согласен, — сказал Третий. — Кого?

— Думаю, Тринко, — после паузы предложил Старший,— помельче, поглупей. О нем полиция особенно жалеть не будет. А Бручиани покрупнее, имеет семью, солидных друзей, да и, думаю, пригодится нам в будущем.

— Значит, решено. Пойду распоряжусь, — сказал Второй вставая.

Прошла неделя. Казалось, ничего не изменилось. По-прежнему звенел мяч на зеленом поле тренировочного центра. Вовсю работали на радость посетителям ресторан «Сети» и бар «Осьминог», вернулся из дальней поездки доктор Зан. По-прежнему в свободные вечера гуляли под яркими южными звездами по берегу моря влюбленные, в том числе и Лонг с Марией.

У юности короткая память — и Лонг уже начал забывать о своих волнениях и опасениях. Может быть, ему вообще все это показалось...

Но Бручиани и Тринко имели несколько специфический жизненный опыт. И никакого спокойствия не чувствовали. Особенно тревожило их то, что все попытки связаться с «организацией» не удались. Их игнорировали. И чувство зловещей неотвратимой угрозы не покидало их, постоянно держало в тисках.

Первым не выдержал Тринко. Надо что-то делать, надо показать, что они не пассивны, что действуют. Пусть этот трус Бручиани ждет, пока ему всадят пулю в лоб, а он, Тринко, сидеть сложа руки не намерен! Ведь как все хороню шло, как удачно, так нет, этот Лонг должен был все испортить. Ну чего ему не хватало? Хотел получить свой кусок пирога? Пожалуйста! Ан нет, кто-то предложил, наверное, пожирней. И теперь из-за него все летит к чертям!

Тринко принял решение. А приняв, отогнал прочь эмоции, хладнокровно все обдумал, рассчитал и приступил к делу.

Как ни трудно ему было это, он по-прежнему был приветлив с Лонгом, когда тот заходил по утрам в «Осьминог», шутил, расспрашивал о спортивных делах.

И в то утро они поговорили о предстоящей игре на Кубок кубков, на которую через неделю команда должна была ехать в Испанию.

Лонг посмотрел на часы, заторопился.

— Спешишь? — спросил Тринко. — Давай подвезу, мне как раз надо заехать в мастерскую, это рядом с вашим тренировочным центром.

— Спасибо, — обрадовался Лонг, — действительно время торопит.

Они сели в машину.

Проехав две сотни метров, Тринко нажал на тормоз.

— Ты знаешь, Лонг, у меня опять что-то с ногой, — он застонал. — Проклятый артрит. Поведи-ка ты машину. Это скоро пройдет. Надо просто немного помассировать.

Лонг пересел за руль, а Тринко устроился на заднем сиденье и, вытянув ногу, стал усиленно тереть ее.

Когда они проезжали мимо хорошо известной обоим автомобильной свалки, Тринко сказал:

— Сверни туда на минутку. Взгляну, нет ли чего подходящего, знаешь, в наше время нечего швыряться деньгами. А так прихвачу и завезу им в мастерскую. Они ведь там только и норовят втридорога содрать.

Машина въехала на пустынную свалку и остановилась, скрытая со всех сторон грудами покореженных автомобилей. Тринко быстро вынул из кармана маленький револьвер с заранее навинченным глушителем и, приставив его к затылку Лонга, нажал спуск.

Раздался слабый хлопок, и Лонг ткнулся вперед, навалившись на руль.

И трех минут не потребовалось Тринко, чтобы переложить труп в багажник и выехать со свалки.

То, что поставило в тупик комиссара Фабиана и его помощников — каким образом труп попал в пляжную кабину, — Тринко осуществил удивительно просто.

Он уже два дня колесил по пляжу (вместе со многими любителями купаний, которые настолько приросли к своим машинам, что, дай им волю, они бы въезжали на них прямо в воду). Пусть примелькается «фиат».

Подъехав к заранее присмотренной кабинке, он выгрузил из машины огромный цветной солнечный зонт, расправил его, словно для того чтобы проверить исправность. И тем самым сразу загородил и вход в кабинку, и заднюю часть машины. Перебросить труп, завернутый па всякий случай в яркие пляжные простыни, было делом минуты.

Зайдя в кабинку (замки для Тринко секретов не имели), он усадил убитого в душевой без всякой задней мысли — надо же было куда-то девать — и быстро покинул пляж. Примчался к одной из работавших на него проституток, разбудил ее парой пощечин и втолковал, что уже час, высадив Лонга недалеко от тренировочного центра, как приехал к ней и вот до этой самой минуты они предавались любви. Заставив дважды все повторить и па всякий случай наградив еще несколькими пощечинами, чтобы лучше запомнила, он неторопливо повел машину домой. Тринко посмотрел на часы — половина двенадцатого.