Проблемы теории романа - Георг Лукач

Когда явление изучено в самой зрелой классической форме, предшествующие этапы развития рассматриваются как ступени, которые с неизбежностью подводят к этой зрелой классической форме. "Так называемое историческое развитие — говорит Маркс, — покоится вообще на том, что последующая форма рассматривает предыдущую как ступень к самой себе". В докладе тов. Лукача понимание романа, как эпопеи буржуазною общества, дает возможность лучше понять те формы романа, которые мы имеем на предшествующих ступенях развития — романа античного общества, средневекового общества.

Отрыв исторического от логического возможен с разных позиций: от ползучего эмпиризма до формалистического антиисторизма. Возможны даже горячие споры защитников этих позиций между собой: но как только против такого разрыва выступает марксистская теория, так "внутренние" споры формалистов и эмпириков откладываются для их совместной атаки на марксизм. Метафизический разрыв логического и исторического и образовал ту почву, с которой велась рядом выступавших критика доклада тов. Лукача.

Я хочу сослаться на статью А. Цейтлина в Литературной энциклопедии о жанре: она показательна потому, что энциклопедия обычно излагает установившиеся точки зрения. Как там рассматривается роман? "Конечно, форма романа универсальна для всех времен и народов, но является ли ромам жанром?" — пишет Цейтлин и заключает, что даже авантюрный роман слишком широкое обобщение для жанра, а можно говорить лишь о жанрах галантного, плутовского, детективного романов. Здесь, казалось бы, торжествует "историческая конкретность". Но в той же статье Цейтлин пишет о неких внеисторических, т. н. "интерстильных" жанрах. "И басне и новелле и эпопее свойственен относительно постоянный комплекс структурных особенностей, присущих им в разные времена у разных народов. Вот почему возможно писать историю всякого литературного жанра от древнейших времен до современности". Оказывается, от исторической конкретности уже ничего не осталось, есть вечные структурные особенности, годные для всех времен и народов!

Вначале-эмпиризм и боязнь обобщений, в конце-внеисторические, метафизические категории. Таков результат отрыва логического от исторического.

Тимофеев в своей книжке "Теория литературы" в вопросе о жанре тоже все время опирается на то, что здесь есть некоторые структурные свойства, и, говоря о лирике, даст ей такое определение: лирика есть отражение себя по отношению к окружающему, эпос есть отражение окружающего по отношению к себе. Совсем по принципу-от хвоста до головы 5 аршин, а от головы до хвоста-6! Выступление Фохта сегодня не исправило его прежнего выступления. Те же бесплодные поиски третьего пути, и связанного с историей и не связанного с историей; а что это за третий путь, найденный тов. Фохтом, мы так и не услышали. Между тем первое выступление Фохта содержит четкое указание, что "роман, как и всякий жанр, не является категорией чисто (?) классовой и временной".

Интересно, что и Цейтлин, и Тимофеев и Фохт, рассуждая о жанрах, подчеркивают "структурные свойства", понимаемые ими как сумма приемов, безотносительных к тому историческому содержанию, отображение которого в литературе порождало эти различные структурные свойства и приемы.

Все эти положения показывают, что единственно правильный путь, которым и пытается итти тов. Лукач в своей работе, — единство исторического и логического по-разному был извращен выступавшими товарищами (Фохт: А это не третий путь?). Единство логического и исторического? Это не третий путь, Это первый и единственный путь для марксистов (Фохт: Надо уметь считать до трех). Я считал до трех, слушая ваши выступления, но ничего похожего на единство логического и исторического вы не предлагали. Впрочем, судьи нам-здесь сидящие.

Именно по причине разрыва логического и исторического люди, которые во многом непохожи друг на друга и не могут быть отождествлены с Перезерзевым фактически дали ему основание м предлог, выступая, заявить, что он "присоединяется к выступавшим товарищам". В то же время Переверзев допустил в своих выступлениях прямые выпады против марксизма, ряд грубых политически/ ошибок, которые необходимо выделить особо, так как последующие поправки и оговорки Переверзсва были неудовлетворительны.

Переверзев говорит, что не только пролетариат, но и буржуазия в периоды своего революционного подъема имела моменты героизма, вполне достаточные для большого слияния личности с коллективом: поэтому неправ Лукач, считая, что эпос не может быть создан буржуазией и в момент ее подъема. В этом вопросе Переверзев сразу же отождествляет отношение личности и коллектива у пролетариата и отношение личностии коллектива у буржуазии. Столько разговоров о Марксе, о социологии марксизма, о классах и классовой борьбе, а проблема личности и коллектива оказывается одинаковой, единство имеется и у пролетариата и у буржуазии в моменты ее революционного подъема! Ложность такого утверждения очевидна.

Достаточно вспомнить противоречия долга и расчета, морали и эгоизма, политического государства и гражданского общества во взглядах французских просветителей XVIII в., достаточно вспомнить характеристику, данную Марксом античным одеждам буржуазной демократии, чтобы понять всю ложность утверждения о единстве личности н коллектива у буржуазии, чтобы понять, почему буржуазное общество не может создать эпоса, чтобы понять всю вздорность произведенного отождествления двух антагонистических классов — пролетариата и буржуазии.

Переверзев ищет внутренних противоречии в докладе тов. Лукача. Докладчик утверждает, что эпос создается там, где нет противоречия между личностью и коллективом. — говорит он, — роман создается там, где таковые противоречия обнаруживаются, т. е. в буржуазном обществе. Тогда с гибелью буржуазного общества должен погибнуть и роман. Где же, — вопрошает Переверзев, — логика докладчика, который говорит, что социалистический реализм знаменует развитие романа? И почему докладчик вдруг утверждает, что роман социалистического peaлизма приобретает некоторые новые эпические черты? Переверзев приходит в недоумение от "диких" выводов докладчика, которые так абсолютно нелогичны. Слова: логично, нелогично, нелогичное построение-очень часто повторяются в нападках и в возражениях Переверзева. Мне хочется спросить, о какой "логичности" идет речь? С точки зрения диалектической логики нет ничего "нелогичного" в том, что достижения искусства, науки, техники, которые порождены антагонистическими общественными отношениями, не отбрасываются пролетариатом, а критически им осваиваются и помогают строить общество, лишенное антагонизмов.

Роман, порожденный развитием антагонизма классов, противоречиями между личностью и коллективом, усложнением общественной жизни, растущей дифференциацией личности и рядом других противоречий, как форма теряет ряд свойств, которые имел эпос. Но вместе с тем приобретает такие возможности художественного освоения мира, каких был лишен эпос, оказывающийся уже недостаточным для новых, более сложных общественных отношений, для отображения индивидов, проникнутых иными целями, действующих в иных обстоятельствах ("Характеристика древних в наше время уже недостаточна", — писал Энгельс Лассалю, советую учиться у Шекспира.). Поэтому роман не отбрасывается пролетариатом как форма художественного познания, но приобретает существеннейшие качественные изменения в связи с новым содержанием, с новой действительностью, которую роман в эпоху социалистическую отображает. Тов. Лукач показывает, как на новом этапе, из новых общественных отношений в искусстве социалистического реализма возникают новые эпические черты.

Это положение также оспаривалось Переверзевым, как непонятное, бездоказательное и т. д. Но вопрос об эпических чертах нашего искусства и литературы решается не только с помощью теоретических категорий, это — вопрос, который упирается в понимание сути нашей социалистической действительности и процессов, в лей происходящих.

Характеризуя отношение индивида и общества, Маркс писал следующее: "Лишь в XVIII веке "в буржуазном обществе" различные формы общественных связей выступают по отношению к отдельной личности просто как средство для ее частных целей, как внешняя необходимость". До XVIII века, чем глубже мы уходим в даль истории, тем в большей степени личность находится в связях семенных или в связях родовых и не рассматривает эти связи только как "средства для своих личных целей".

Можно ли сказать, что мы, подобно индивидууму буржуазного общества, рассматриваем общественные связи как средство для личных целей индивидуума, что общественную жизнь, участие в государственной деятельности, в съездах советов и т. д. мы рассматриваем как средство для своих частных целей? Совершенно ясно, что утверждать это было бы грубейшей клеветой на пролетариат и его борьбу. Посмотрите на такие волнующие нас события как полет в стратосферу, как Беломорстрой, как челюскинская эпопея, когда вся страна была объята огромной радостью и гордостью; ведь эта гордость была результатом больших общественных событий и в то же время личной радостью каждого из нас Слово "эпопея" присвоено подвигам челюскинцев и летчиков без согласования с теорией литературы, и присвоено глубоко правильно.