Обрученные судьбой. Книга вторая. На переломе - Роман Булгар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет-нет, Рэм, ты продолжай. Я хочу выслушать тебя до конца. Но ты, пожалуйста, не задавай мне вопросов, – предупредила она.
Многозначительной улыбкой женщина дала ему понять, что придет время, и она на все ответит. Но только не сейчас, а после того, как…
– Хорошо, Рина, – уголки мужских губ понимающе опустились вниз. – Боюсь, конечно, ошибиться, но я выскажу предположение, что изменившиеся формы твоих грудей говорят мне о том, что ты, девушка, возможно, рожала.
– Даже так? – женщина озадаченно моргнула.
Нарвавшись на его граничащую с полной бестактностью или же с дерзостью откровенность, она смутилась и отвела глаза в сторону.
– Ты, Рэмка, помнишь, какими они были? Это мы не обсуждаем. Но тебе не кажется? – она, придя в себя, негодующе взмахнула ресничками.
– Что мне не кажется? – отпарировал Рэм вкрадчивым вопросом.
Мягким движением руки он заставил ее смотреть ему прямо в глаза.
– Ты хочешь сказать, что я вторгаюсь в запретную зону? Но это не я затащил тебя в постель, а ты – меня. Разве ты, девочка, не знаешь, что близкие отношения могут предполагать и что-то еще? Извини, конечно, если я случайно задел твою больную тему. Но я не склонен думать, что испытанное тобою потрясение как-то связано с потерей ребенка.
– Нет, не связано, – словно подтверждая, ее лицо осветилось мягкой улыбкой. – Можешь не беспокоиться. Ты не сказал мне ничего такого, что могло бы причинить мне боль. Что ты еще можешь сказать обо мне?
– Я могу предположить, что ты эту квартиру снимаешь. Причем, уже давно. Возможно, что она даже принадлежит тебе. Хотя, признаться, я теряюсь в догадках и пока не могу уяснить, как могло случиться, что у тебя появилось собственное жилье…
Наверное, он попал в самую точку, потому как в ее глазах зажглись веселые и чуточку дразнящие огоньки. Рина чуть сузила один глазик:
– И что заставляет тебя думать подобным образом?
– Я знал от Сашки Григорьева, что ты уехала в эти места к своим родственникам. Но хочу заметить, Рина, что тут городок для военных. Знаешь, получить среди них квартиру? Весьма проблематично. И трудно понять, каким же образом. Но живешь ты здесь прилично.
– Почему? С чего ты взял? – мгновенно спросила она.
Затаив дыхание, Рина, выжидая, прищурилась. Ее всегда поражала его способность к аналитическому мышлению и не только.
– Потому что тут, Рина, милая девочка, нет чужих запахов. Ну, нет, к примеру, чужих парфюмерных запахов. Исключительно твои. Да-да, присутствуют одни запахи твоих духов. Я еще хорошо помню твой вкус. У тебя всегда был отменный вкус. Наверное, оно у тебя врожденное…
– Однако же! – женщина усмехнулась. – Ты, Рэм, слишком много помнишь для человека, у которого есть любимая жена. Но я рада…
– Чему? – мужчина чуть наклонил голову.
Рэм внимательно посмотрел на женщину. Ему хотелось знать, чему это Рина так рада. За эти годы она стала другой. Из немного наивной и очаровательно взбалмошной девчонки Рина превратилась в совершенно обворожительную и изысканно утонченную женщину.
– Твоему отношению ко мне. Я еще раз убедилась, что не была для тебя в те дни простой игрушкой, одним лишь удобным средством для удовлетворения твоих собственных потребностей.
Грустно усмехнувшись, мужчина укоризненно качнул головой:
– Рина, кажется, тогда я тебе обо всем четко и довольно ясно сказал. Я тебе во всем откровенно признался. Мы во все внесли ясность.
– Может быть, – она задумчиво провела пальчиками по его лицу. – Но мне, знаешь, могло показаться, что ты качнулся в мою сторону от охватившего тебя глубокого отчаяния. А потом, когда все переменилось, ты резко повернул оглобли своих саней в другую сторону.
– Рина, поверь мне… – Рэм придержал ее пальчики возле своих губ.
Он нахмурился. Прошлое снова настигло его, накатило тяжелой волной, и его глаза подернулись серой дымкой.
– Рина, ты же не знаешь, как тяжело было мне принять то решение. Мое сердце разрывалось на две части. Если бы не дочка, я бы к ней, к Дине, никогда не вернулся бы. Я остался бы рядом с тобой…
– Когда-то ты говорил, что не смог бы прожить со мною всю жизнь.
– Сейчас я так не думаю.
– Почему?
– С годами, Рина, все-все меняется. На некоторые вещи начинаешь смотреть несколько иначе, а порой и совсем по-другому…
То, что ему когда-то казалось совершенно невозможным, сейчас таковым не видится. Если бы в его жизни не существовало бы Дины, он с огромной радостью стал бы жить ради Рины, ради ее счастья…
– Почему ты, когда я тебя позвала, ничего не спрашивая, послушно пошел за мной? Пошел ты на заклание, как жертвенный барашек…
– Почему я пошел за тобой? – он улыбнулся. – Дело было так:
Улыбка нежная твоя,Загадку вечную тая,Подав сигнал мне и маня,Лишила напрочь сил меня…
– Мило, однако. Ты все еще говоришь стихами?
– Нет, Рина, почти нет. Пропала юношеская восторженность миром. Все приелось. Внутри все больше горькой желчи. Где уж тут говорить стихами? Из истерзанной мучительными сомнениями и колебаниями души рвутся одни лишь отборные и многоэтажные матюги…
И еще он хотел добавить, что не его в том вина, а всего того, что окружает их, что на самом корню душит все яркое и индивидуальное, не вписывающееся в общие рамки. Хотел Рэм сказать, но промолчал.
– Как грустно. Я знала тебя немного другим.
Мужчина поймал женские ладошки, приблизил их к своим губам:
– Я же говорил тебе, Рина, что все в жизни меняется. Видишь, и я не исключение в этом ряду, что только подтверждает само правило…
Соскользнув с постели, женщина накинула на себя легкую ткань и, удаляясь, неожиданно для него спросила:
– Рэм, а если бы я в Германии забеременела от тебя? Что ты сказал бы по этому поводу? Как бы ты поступил?
– Рина… – гость резко встряхнул головой.
В вечернем воздухе ощутимо разлилась невидимая тревога, и глаза мужчины мгновенно настороженно сузились:
– Ты, девочка, не шути такими вещами. Зачем говорить о том, чего нет? – он весь передернулся, на один миг представив себе неимоверную ситуацию, в которую неминуемо попал бы, случись оное.
– Ну… – грудным голосом протянула Рина.
Неопределенно пожав плечами, она издалека кинула взгляд, полный загадочности, пробуждая в нем непонятное волнение.
– Рина, давай-ка, закончим мы с тобой эту опасную игру. Она может привести к непредсказуемым, никому ненужным результатам.
– Ты чего-то боишься? – женщина одарила его лукавой и немного дразнящей улыбкой
– Знаешь, Рина, – он недовольно поморщился, – иногда за, вроде бы, невинными вещами может стоять нечто большее. Извини меня, но я не готов к серьезному разговору с тобой. Ты уже не та девочка, какой была. Мне сейчас трудно говорить с тобой игриво снисходительным тоном, за которым всегда легко удавалось спрятать свою неуверенность или еще что-то. Ты стала совсем взрослой… – признался Рэм.
И, если честно сказать все самому себе, он теряется. Он начинает чувствовать себя неуютно. И напрочь рушится идиллическая атмосфера феерического праздника, что царила в самом начале их встречи.
– Все, Рэмка, все, – она чутко уловила перемену в его настроении. – Давай, лучше вернемся к более приятному. Так ты говоришь, что грудь моя сильно изменилась?
Легкими шажками искусительница приблизилась к нему, развела полы халатика. Соблазнительные розовые комочки замаячили перед его восторженно раскрывшимися глазами.
– И она тебе больше не нравится?
– Не нравятся? Твои груди? – воскликнул мужчина.
В ответ на ее вопрос ресницы его удивленно заколыхались.
– Они стали другими, но прелести своей не потеряли. Они созрели, налились, как дивные заморские плоды. Меня жутко тянет попробовать их изумительно терпкий вкус…
В подтверждение вышесказанного им мужчина губами потянулся навстречу одному из ее выставленных напоказ плодов.
– Ах, как чудесно! – чувственно простонала она. – Боже! Почему они столь бесстыдно чувствительны?
– Знать, мать-природа наша приложила все усилия для того, чтобы женщина, кормя свое дитя, испытывала только радость и наслаждение. Это и есть самое настоящее чудо…
– Ты думаешь? – чуть наклонив голову, Рина прищурилась.
Порой, нет, она всегда поражалась его способности и умению найти всему всеобъемлющее объяснение, искусно скрытое от простого глаза.
– Мне, Рэмка, всегда почему-то казалось, что так создано природой исключительно для чувственного наслаждения.
– Нет, Рина, в природе самое главное – продолжение своего рода. Все остальное является лишь следствием стержневого закона. Хотя, надо признаться, человек достиг всех мыслимых и немыслимых пределов и вознес искусство наслаждения на невообразимую высоту.
– Да, Рэмка, я оное славно чувствую на себе, – тихо прошептала женщина, опускаясь в лодку, плывущую по бурной реке наслаждения.
