Бортовой журнал - Александр Покровский

Как я завидую читателям! Некоторые еще не читали Покровского! А я-то его наизусть знаю, так что остроты уже нет. И еще я им завидую вот из-за чего: некоторые из них видели Покровского.

А я-то его, к сожалению, никогда не видел. То, что в зеркале утром, – не считается. Это все не то. Я не видел его со стороны: вот иду по улице, а тут меня кто-то за рукав дергает и говорит: «Смотри! Вон Покровский идет!» – и показывает мне этот кто-то на мужика впереди. Такого еще не было.

Хотя нет, видел. Однажды снимали его в передаче, а потом я видел, и он мне совершенно не понравился. Плюгавенький какой-то.

На книжной ярмарке в Париже побывали наши писатели. У нас очень много писателей. Их даже пригласил французский президент. Там же, на встрече, был и русский президент. Президенты обменялись речами. Наш смог вспомнить тот факт, что все мы воспитывались на произведениях Виктора Гюго, Александра Дюма и этого… как его… который «Капитана Немо» написал… ну, этот… Жюль Верн, вот!

Не наш президент вспомнил Пушкина.

Так что три один в нашу пользу.

Генерал Кожемякин: «Пассионарии – это, конечно, хорошо! Но кто же служить будет?» Служить будут апассионарии.

Мне снится сон: я на нашем балконе в Баку. Мы сделали этот балкон сами: наняли людей, и те вбили в стену рельсы, а потом все это обросло стенами, крышей, окнами. Мне эта конструкция всегда казалось ненадежной, и вот во сне я на этом балконе, в Баку. Дует сильный ветер, вихрь, просто ураган, он срывает крышу, вырывает рамы, а стекла, оказывается, сделаны из плексигласа, и они просто вылетают, а я держу одной рукой еще не вылетевшие, а другой ищу подходящий болт, чтобы вставить, закрепить, тянусь изо всех сил. Но все это вырывается, летит. И тут снизу поднимается мой сын с сестрой жены, Парой, и они (вихрь почему-то стих) поднимаются и входят в дом через балкон. Я спрашиваю, как они поднялись, а они показывают мне на пожарную лестницу, которая снизу упирается в наш балкон.

И в этот момент раздается жуткий хохот моей жены. Я просыпаюсь, оборачиваюсь, смотрю на нее. Она все еще спит и во сне храпит.

Теперь понятно, откуда были ветер и буря.

Конечно, современные лодки – это не чета лодкам Второй мировой.

Маленькие они, эти прошлые лодки.

А современные, особенно ракетные и атомные, – это нечто. «Акула» – 49 тысяч тонн водоизмещения. Гора железная идет под водой. Капитан Немо на них заблудился бы.

Страшно ли на них? Конечно страшно. Особенно когда чуть-чуть только начал изучать устройство.

На лодке надо знать ее устройство, и все попавшие ей внутрь сейчас же начинают ее же изучать. Так положено, заведено, без этого никак. Без этого ты на лодке ни к чему, ты не нужен, ты – балласт.

А когда не знаешь ни черта, тогда и не страшно.

Вот у меня был матрос Мукамбетов Алмазбек Акматалиевич. Хороший, добрый парень. Только спустился он с гор Киргизии и сейчас же попал на лодки в качестве «специалиста дозиметриста». После учебного отряда подводного плавания Алмаз по-русски знал только два слова: «шестнадцатый склад».

То есть поначалу Алмаз совсем не боялся подводных лодок. Отпущенный внутри лодки погулять, Алмаз ходил, как во Дворце Великих Моголов, все смотрел по сторонам. Огромное человеческое уважение светилось у него во взоре.

К третьему году он вполне сносно говорил на русском и даже был допущен к несению вахты.

Лодки, лодки…

Железо, кабельные трассы, гидравлика подъемных устройств, клапана – большие, маленькие, средненькие, огромные, огромнейшие; трубопроводы – тонкие, толстые, толстенные; электрические машины, трансформаторы, электрощиты, турбины, два вала, два атомных реактора и прочее, прочее. Казалось, что все это скручено, перекручено, переплетено и уложено вдоль бортов – с носа в корму, с кормы в нос.

А при быстром погружении на предельную глубину корпус лодки скрипит так, что кажется, еще немного – и он лопнет. А двери боевых постов обжимает – не открыть дверь.

А стоя на вахте, вахтенный отсека все ходит и ходит по нему по особому маршруту, заглядывая в выгородки и всякие закоулки – вдруг что не так, вдруг течь – вода, гидравлика.

Сидишь на посту, и на голову тебе ни с того ни с сего капает капля. Вскочил, провел рукой по голове – понюхал пальцы. Что это, что? Да ничего это. Это капает конденсат. Теплый воздух отсека попадает за обшивку, и влага из него оседает на корпусе лодки.

Как она оттуда капнула тебе на голову – один Аллах ведает.

А свист турбин? А шум вентиляторов, тихий рокот трансформаторов? Они здесь повсюду.

Тишина в отсеке настораживает. Ее боятся. Спишь, и вдруг тишина – немедленно проснешься.

А в реакторном отсеке прохладно и воздух свежий, вкусный. Это ионизирующее излучение постаралось – сообщило воздуху его вкус.

Запах дыма – немедленно: «Аварийная тревога! Пожар в отсеке!»

И отсек задраивается – из него никто не выйдет без команды. И люди в нем расхватывают средства индивидуальной защиты органов дыхания – эти убогие изолирующие противогазы – бегают по отсеку, разматывая шланги станций пожаротушения.

Вода! «Центральный! В трюм поступает вода!» – «Разобраться и доложить!» – разберутся и доложат. Первое, что делает вахтенный, обнаруживший течь, так это опускает руку в воду трюма и сейчас же помещает пальцы себе в рот – соленая вода или нет. Ему надо проверить это. Он даже не думает в тот момент о том, что вода может быть грязной. Да что там может быть или не может быть, она же из трюма – конечно, не горный источник.

А заклинка рулей? Заклинка больших кормовых горизонтальных рулей на погружение?

Ты стоишь, и в ту же секунду у тебя из-под ног уходит палуба. Ты летишь вперед, и на тебя летит незакрепленный ЗИП. ЗИП – это запасные части. Коробки, ящики, коробочки. Что-то обязательно не закреплено, вот и полетело.

Лодка на полном ходу зарывается носом, устремляется в глубину. Чем больше она погружается, тем сильнее обжимается корпус, тем меньше выталкивающая сила и тем скорее она продолжает падать.

«Пузырь в нос! Обе турбины полный назад!!!» – обычно это кричит командир, но механик в центральном посту и так все знает. Он действует, как автомат.

А лодка продолжает погружаться. Не успели. Инерция. Она движется в глубину по инерции, несмотря на то что обе турбины работают «полный назад».

В такие мгновения тебе кажется, что время течет очень медленно, что оно вообще не течет, что оно– как кусок плотной материи, и его можно резать или рвать кусками.

И выступает пот на лбу. Крупный пот, все тело влажное.

Можно продуть среднюю группу ЦГБ – цистерн главного балласта, и тогда лодка вылетит на поверхность, во всяком случае должна вылететь, и все уже готовы это сделать, команда «Продуть среднюю!» – вот-вот сорвется с губ, но вот лодка останавливается – это видно по глубиномерам, а потом медленно, вроде нехотя, устремляется назад – все выдыхают: «Уф!» – и кто-то обязательно говорит что-то, ерунду какую-то, например: «В следующий раз непременно обкакаюсь!» – и все в центральном начинают хохотать.

Смех. В такие минуты его не остановить.

Подводники вообще веселый народ. Тут развлекать тебя некому, поэтому все развлекают себя сами. Все артисты, все что-то представляют.

Может быть, потому, что все это, тебя окружающее, кажется несерьезным, а серьезное было только что: это то, что вся лодка чуть не провалилась на глубину, к чертовой матери?

А на земле, где-то далеко, в отпуске, все тоже кажется не серьезным, а потому не опасным, смешным.

Тут, на лодке, разыгрывают друг друга на каждом шагу.

Или рассказывают всякие забавные случаи, анекдоты.

«Вот слушайте! – говорит кто-нибудь в кают-компании. – У одной старушки была корова…»

Этим историям нет конца.

А потом идешь один в отсеке, и все кажется, что кто-то рядом с тобой есть. Резко обернулся – никого…

Такая жизнь.

Эй, Россия, с Великой Победой тебя. Уцелевших через 60 лет после нее усадят теперь в полуторки и 9 Мая провезут по брусчатке Красной площади. Не растрясли тогда на дорогах войны, растрясут теперь, через 60 лет.

Что это? Почему? Почему так в России? И с каких это пор? С Чингисхана? С битвы при Калке? Тогда у Чингисхана тоже была победа. На одного русича примерно сто человек.

А здесь – десять наших на одного немца. Он их из автомата поливал, а наши подбежали и голову ему голыми руками отвинтили.

Хотел во сне увидеть Хуана Карлоса. Видите ли, я всегда заказываю, кого я хочу во сне увидеть. В этот раз – Хуана Карлоса. Вот входит он в комнату, во сне, конечно, а в ней я, и я ему сразу: «Здравствуй, Хуан!» – А он мне: «Здравствуй, Саня!» – «Как там в Испании, Хуанито?» – «Хорошо в Испании, спасибо!» – «Как дети? Слышал, ты сына женил?» – «Да, славная пара!» – «А что, красивая девушка?» – «Очень!» – «Да и сын у тебя молодец!» – «Хороший парень!» – «А у тебя не могло быть плохого сына. Рядом с тобой он должен был быть хорошим!» – «Спасибо, Саня!»