Филфак (СИ) - Гордеева Алиса

— Мамочки! — пищу полевым мышонком, когда замечаю в здоровенной пасти чудища старую кеду, до этого принадлежавшую Соколову, уже всю в бычьих слюнях и грязи. — Он тебе ногу отгрыз?

— Анька, — хохочет Илья,напрочь позабыв про конспирацию. — Быки травоядные!

— Тогда какого чёрта он жуёт твою обувь?

— Нужно же было его чем-то отвлечь! — беспечно пожимает плечами Соколов, а потом с укором добавляет: — Ты же не делишься футболкой!

— Боже, Илюш! Быки дальтоники! Они не различают цвета!

— Скажи об этом испанским тореадорам!

— Я не могу снять футболку! — смущённо мямлю. — У меня там…

— Что? — насмешливо уточняет Соколов. — Волосатая грудь? Татуировка с Брюсом Уиллисом? Чешуя?

— Нет!

— Остальным меня не удивишь! — отмахивается от моей стыдливой робости парень. Вот же самомнение! — В конце концов, накинешь толстовку.

— Ладно! — соглашаюсь. В этой суете я совсем про неё забыла. — Только глаза закрой, пожалуйста!

— Уже, — цокает языком блондин и, наконец, убирает от меня руки. — Давай живее, Пуговица! И напоминаю: без резких движений.

— Да, поняла я, поняла.

Приподнимаюсь из положения лёжа и под пристальным туповатым взглядом быка аккуратно снимаю топ.

— Готово, — отдаю красную тряпку Илье, а сама кутаюсь в толстовку.

— Молодец, — кивает парень и деловито смотрит по сторонам. — Здесь берег достаточно высокий, поэтому я погоню зверюгу вдоль реки, а ты беги в посёлок и зови на помощь. Ясно?

— Да!

— Тогда на счёт три! Раз, два…

— Погоди! А если у тебя не получится?

— Обещай вспоминать обо мне иногда, — подмигивает дурында и командует: — Три!

Дальше всё как в тумане: Соколов резко вскакивает на ноги, попутно помогая и мне подняться, что-то кричит, поторапливает меня бежать прочь, а сам, размахивая красным топом, решительно наступает на быка. И если поначалу, подгоняемая ужасом и чувством самосохранения, я несусь по тропинке наверх, то уже метров через двадцать резко останавливаюсь, понимая, что бросить Соколова наедине с разъярённым быком, не имею права.

— Румянцева! — голосит раскрасневшийся парень. — Какого лешего?

Пока я карабкалась наверх, Илюха успел отойти к самой кромке воды. Прямо так, в одной кеде, он решительно трясёт моим топом, вызывая опасность на себя. Правда, местный бычок явно неиспанских кровей. Сделав не несколько отчаянных шагов в сторону Соколова, животное потеряло всякий интерес к куску трикотажа и протяжно, даже немного жалобно мычит.

— Не сработает! — ору во весь голос и начинаю спускаться обратно. Здесь что-то не то! Либо бычок чрезвычайно любопытный, но вполне себе безобидный и ни капли неагрессивный, либо это – ну, точно! — и не бык вовсе! — Соколов, глупая затея! Это не…

Не успеваю крикнуть, что мы немного промахнулись с полом животного, и перед нами стоит безобидная заплутавшая корова, как эта самая Бурёнка отворачивается от Ильи и всё своё внимание адресует мне. Высматривая в моих глазах защиту от сумасшедшего тореадора, несчастное животное начинает брести в мою сторону и утробно мычать. Вот только Соколов никак не может выйти из роли супергероя!

— Анька! Беги! — вопит он и со всей дури хватает несчастную за рога. — Беги, Румянцева! Я держу его!

И тут меня окончательно пробивает на смех. Какой-то нервный и истеричный. Наверно, после мухоморов и резиновых отёчных пальцев из-под скамейки, Илюха, сражающийся с коровой, становится последней каплей.

— Соколов, не мучь животное! — держась за живот, пытаюсь докричаться до отважного защитника. — Ей и без того страшно!

— Ей? — хмурится парень и, наконец, замечает огромное, налитое молоком вымя. — Вот ты…

Правда, договорить не успевает… Корова — животное хоть и добродушное, но весьма крупное и неповоротливое, а ещё и далеко не глупое — проучить нерадивого матадора оказалась не прочь. Уже в следующую секунду уверенным поворотом массивной головы она спокойно сбивает с ног Соколова, а тот, приземлившись на спину, по горло оказывается в холодной речной воде. И только мой алый топ, как знамя победы, реет в вытянутой руке парня. Сухой и невредимый.

— Теперь голым по деревне бежать мне! — под гулкое мычание Бурёнки хохочет Илюха. Впрочем, ему не впервой щеголять в костюме Адама на людях, правда?

Глава 11. Это она!

Фил.

Холодно. До зубного скрежета. До посиневших на ногах пальцах. Смех - это хорошо, но когда на смену ему приходит безжалостный осенний ветер, становится невыносимо тоскливо.

Смотрю, как Пуговица гонит корову вдоль берега, поторапливая ту веткой осины, и ощущаю себя дураком. Да что там? Абсолютным идиотом! Это же надо было перепутать здоровенного быка с дойной Зорькой. Мало того что напугал Румянцеву, так ещё и сам теперь остался без обуви и одежды, а завтра слягу с бронхитом или того хуже воспалением лёгких.

«Тореадор — неудачник повержен коровой!» — чем не заголовок для сельских ведомостей?

— Иди! Иди! — смело командует Анька, поглаживая корову за ухом. А я, дурень, отбивался кедами… Даже слегка завидую животному: немного нежности и мне не помешали бы сейчас, чтобы согреться.

Очередной порыв ветра царапает кожу. Мокрая ткань неприятно прилипает к продрогшему телу, а с волос ледяными ручьями стекает речная вода. Благо, уже минут через пять к берегу шаткой походкой спускается щупленький мужичонка в половину меня ростом. По всей видимости, пастух. Лохматый, давно небритый, в прохудившейся куртке и чёрных резиновых сапогах. Он с благодарностью кивает Ане и, отпустив в адрес рогатой пропажи порцию ядрёных ругательств, с недоверием косится в мою сторону. Сдержанно улыбаюсь, в душе проклиная мужичка, что не удосужился явиться немногим раньше. И пока Пуговица передаёт мычащее чудо в законные руки, эмоционально повествуя о приключениях парнокопытного, пытаюсь как следует отжать куртку. Правда, толку от моих манипуляций почти что нет.

— Это дядя Ваня, — наговорившись вдоволь с местным забулдыгой, Аня с улыбкой подбегает ко мне. – А это его Ромашка. Ну, точнее, не его, а с местной фермы. И как у тебя ума хватило принять корову за быка?

Пуговица беспечно хохочет, но заслышав стук моих зубов, моментально меняется в лице.

— Соколов, ты упрямый как осёл! — вспыхивает праведным гневом и в очередной раз порывается стянуть с себя толстовку. Вот же егоза! То тигрицей рычала, не желая раздеваться, а теперь не могу её усмирить?

— Возьми мою кофту! — командует Аня, красуясь передо мной в клубничного цвета топе, который чудом удалось не замочить.

— Согреешься! — хлопает глазами, а у самой кожа на руках мгновенно покрывается мурашками. К вечеру бабье лето, видимо, позабыло о своём существовании, безропотно уступив место осени.

— Н-не н-надо! — неразборчиво бормочу и сую толстовку обратно Пуговице. Не хватало ещё нам обоим завтра свалиться с температурой.

— Илюш, так не пойдёт! – возмущённо взмахивает руками Аня. — Дядя Ваня сказал, что ближайший автобус в город только утром. Понимаешь?

— Хреново! — горько усмехаюсь. Перспектива умереть от холода, так и не вспомнив самого себя, серпом проходится по сердцу.

— А ещё дядя Ваня…

— Хватит, — бурчу под нос и, обогнув Пуговицу, направляюсь в сторону от посёлка. Внутри пустота и холодящее душу отчаяние, а Анькины «Дядя Ваня», «Дядя Ваня» только добавляют раздрая в мысли.

— Да стой ты, Соколов! — хватает меня за плечо девчонка и вздрагивает, ощутив под пальцами моё насквозь продрогшее тело. — Дядя Ваня разрешил переночевать у него. Пойдём, Илюш! Тебе надо согреться!

Не выпуская моей руки, Аня настырно тянет меня за собой, а я настолько замёрз, что даже не думаю сопротивляться.

Этот самый дядя Ваня неровно ковыляет впереди. Послушная Ромашка, не сбавляя скорости, бредёт рядом и лишний раз даже не мычит. Анька тоже идёт молча, изредка поглядывая на меня из-под своей густой чёлки.

— Тебе не кажется странным, что мужик этот запросто согласился незнакомцев приютить? — как бы сильно не были отморожены мои мозги, некоторые извилины всё ещё продолжают соображать.