Четыре друга народа - Тимофей Владимирович Алешкин

праздников, когда можно не работать, а ходить по улицам, петь революционные песни и смотреть на бесплатные представления Клуба в честь праздника. Чтобы если у них иногда мало еды, то и у всех бы тоже всегда не хватало еды. Чтобы всех, кто толще, кто здоровее, кто красивей, кто умней их, судили и казнили, потому что бедняки думают, что те, кто здоров и умён, каким-то образом отобрали здоровье и ум у них, у обездоленных. Но даже если бы и правда было так, Фабио, бедных ведь намного, в сто раз больше, чем богатых! Даже если казнить ещё триста тысяч толстяков, как хочет Эквиа, то здоровых и сильных людей просто станет ещё меньше, вот и всё! Тогда вся Республика станет ещё слабее, а люди — ещё беднее. Так что, как видишь, Эквиа не спасёт Республику.

Просперо и «умеренные» хотят свободы. Они говорят, что если каждому позволить делать, что он хочет, тогда и наступит счастье. Но они не видят, что большинство людей не умеют пользоваться свободой.

Для всех этих колбасников, торговцев, ювелиров, артистов свобода — это когда им не мешают нахапать ещё больше и больше денег, купить ещё один дом, поставить в комнатах ещё три зеркальных шкафа, завести ещё десять нарядов… Но ведь мало того, что это оставляет других без домов и одежды, оно не нужно даже им самим, мальчик! Они сами потом не знают, что делать с тремя домами, а одежда лежит в пыльных шкафах и её ест моль. Они, конечно, за войну, которую ведёт Просперо, потому что война отвлекает бедняков. К тому же теперь, когда наши армии наступают, проводят на освобождённых землях революции и отбирают добро у тамошних толстяков, война приносит «умеренным» ещё большие богатства. И ладно бы только это!

Я расскажу тебе революционный секрет — больше всего сильных пилюль требуют центральные Секции — Старые Кварталы, оплот «умеренных». Мы ведь придумали их для бедняков, но вот бедняки-то их отчего-то совсем мало разбирают. А вот «умеренные»… Я и подумать не мог, что их понадобится столько, в некоторых Секциях уже выходит по нескольку штук на человека в день! Это ведь опасно, Фабио, мы об этом строго всех предупреждаем. Те, кто принимает столько пилюль, должно быть, уже со старыми королями разговаривают, если не с чертями. В Старых Кварталах собираются все театры, цирки и оркестры, они играют для «умеренных» день и ночь, представления идут без перерывов. Там пьют больше всего вина. Там почти не заводят детей. А тех, что есть, выгоняют на улицу. Всё больше мужей не живут с жёнами. Зачем всё это, говорят они, ведь семья мешает быть свободным.

Так что если власть захватит Просперо — Республика скоро надорвётся от бесконечных войн. Нас будут ненавидеть за наши грабежи все соседи, и рано или поздно найдут способ нас победить. А эти свободные граждане даже не узнают об этом, потому что каждый будет сидеть один у себя дома, напившись вина и проглотив разом десять разных пилюль!

— Но что же тогда с ними делать, доктор Гаспар?

— Прежде всего, прекратить эту глупую войну в Столице. Все мы один народ, граждане не должны воевать с гражданами, иначе страна просто погибнет.

Тут Карета, наконец, остановилась. Глухой голос сказал, что путь окончился во Дворце Справедливости.

Глава XIV. ТАЙНЫ ДОКТОРА ГАСПАРА

Фабио устал сидеть в Карете. Он осторожно взял с сиденья свёрток со шкатулкой, быстро открыл дверь и спустился на землю.

Он оказался у входа в огромное белое здание. Оно было таким большим, что его края терялись в темноте и дожде. Казалось, две обвитые резными листьями колонны вокруг дверей уходят прямо в небо.

То был бывший Дворец Трёх Толстяков. После Революции в нём некоторое время никто не жил. Тогда доктор Гаспар Арнери попросил у Народного собрания отдать Дворец его друзьям — учёным, чтобы в нём они могли все вместе работать на благо Народа. Так Дворец Толстяков стал Дворцом Науки. Но он был такой большой, что когда гражданина Арнери народ выбрал Верховным обвинителем, и он не захотел уезжать в столицу, во Дворце хватило места и для обвинителя, его помощников и следователей, и для тюрьмы, в которую сажали арестованных врагов народа — её устроили в бывших гвардейских казармах. То крыло Дворца, в котором разместился обвинитель, стало называться Дворец Правосудия. Фабио и доктор Гаспар стояли как раз перед входом во Дворец — высокими стрельчатыми дверями из цветных стёкол. Над дверями висели красные знамёна Республики, обвитые синими лентами, означавшими Справедливость.

Похоже, здесь никто не ложился спать. Свет летел из всех окон. Свет тут и там проделывал в ночной черноте вокруг Дворца прорехи, через которые были видны росшие вдоль стен деревья парка. Свет делал их жёлтыми, как он сам. Деревья качались и гнулись под ветром, они как будто пытались дотянуться щупальцами веток до дворцовых окон и стен. Буря так сильно раскачивала их, что некоторым веткам это почти удавалось!

Доктор Арнери вышел из Кареты, взял Фабио за руку и повёл во Дворец. Часовые распахнули перед ними двери. Доктор Гаспар повёл Фабио через те самые залы, в одном из которых когда-то шесть лет назад он представил наследнику Тутти новую куклу. В залах было довольно много людей, но все они расступались перед обвинителем Арнери. В другой ситуации Фабио бы во все глаза смотрел вокруг, но сейчас он мог думать только о словах доктора.

— Вы… ты сказал, прекратить войну, доктор Гаспар, это я понял. А что делать потом?

А потом сделать так, чтобы ни те, ни другие не мешали нам исправить то плохое, что принесла Революция, и заменить его на хорошее.

— А кому это нам?

— Истинно свободным людям, просвещённым гражданам, Фабио. Таким, как Тибул, как мои друзья из Дворца Науки.

— То есть учёным? — уточнил Фабио.

— Всем, кто готов учиться. Кто хочет стать просвещённым. Каждому, кто стремится стать совершенным человеком. Ты видел, что мы готовы принять любого, кто и сам к этому готов. Даже того сыщика, я очень серьёзно ему предложил приходить к нам. Если гражданин Ланфран достаточно умён, он воспользуется моим предложением и бросит копаться в человеческой грязи. Ведь он способен на куда большее, чем тратить все свои силы и время на поиски разных негодяев по приказу других негодяев.

Дело в том, Фабио, что только просвещённые люди могут по-настоящему быть свободными. Нам незачем прятаться в богатых домах,