Тайны Хеттов - Войтех Замаровский

Это были надписи, ничем не отличавшиеся друг от друга, но ведь в надписях некоторые слова часто повторяются: «Это здание построил…», «Здесь покоится…» В надписях, сделанных по велению правителей — по обстоятельствам находки он заключил, что они принадлежат именно правителям, — обычно стояло в начале имя и титул: «Мы, божией милостью, X, царь» и т. д. Если это предположение верно, говорил он себе, то вполне вероятно, что какая-либо из этих надписей принадлежит персидскому царю, потому что Персеполь был резиденцией и персидских царей. Их имена нам известны, правда в греческой версии, но она не может значительно отличаться от исходной. Лишь позднее выяснилось, что греческое Dareios по-персидски звучало Darajavaus, греческое Xerxes — Hsyarasa. Известны и их титулы: царь, великий царь. Мы знаем также, что обычно подле своего имени они ставили имя своего отца. Тогда можно испробовать такую формулу: «Царь Б, сын царя А. Царь В, сын царя Б».

Потом начались поиски. Нет нужды останавливаться на том, как он нашел эту формулу, сколько терпения и усидчивости понадобилось для этого. Это нетрудно представить. Скажем только, что он ее нашел. Правда, в текстах она встречалась в несколько ином виде: «Царь Б, сын А. Царь В, сын царя Б». Это означает, что царь Б не был царского происхождения, поскольку подле имени его отца (А) нет царского титула. Как объяснить появление у некоторых персидских царей подобных преемников? Какие это были цари? Он обратился за помощью к античным и современным историкам… впрочем, предоставим ему самому рассказать нам о ходе своих рассуждений.

«Это не могли быть Кир и Камбиз, поскольку имена в надписях начинаются с разных знаков. Не могли быть это и Кир с Артаксерксом, потому что первое имя по отношению к количеству знаков в надписи слишком кратко, а второе слишком длинно. Оставалось предположить, что это имена Дария и Ксеркса, которые настолько соответствовали характеру надписи, что не приходилось сомневаться в правильности моей догадки. Об этом говорило и то, что в надписи сына приводился царский титул, тогда как в надписи отца такого титула не было…»

Прочтение имен Дария, Ксеркса и Гастаспа в Персепольских надписях, предложенное Гротефендом, и их прочтение в наши дни

Так Гротефенд раскрыл 12 знаков или, точнее говоря, 10, решив уравнение со всеми неизвестными!

После этого можно было ожидать, что доселе безвестный учитель привлечет к себе внимание всего мира, что ему будут оказаны самые высокие академические почести, что склонные к сенсации толпы будут приветствовать его восторженными рукоплесканиями — ведь эти десять знаков были ключом к древнеперсидскому языку, ключом ко всем месопотамским клинописям и языкам…

Но ничего подобного не произошло. Не могло же быть дозволено сыну бедного сапожника, не бывшему членом Академии, предстать перед почтенным ученым синклитом знаменитого геттингенского Научного общества. Впрочем, Научное общество было не прочь заслушать доклад о его открытиях. И тогда его прочитал профессор Тихсен, прочитал в три приема — так мало ученые мужи интересовались результатами труда этого «дилетанта» — 4 сентября, 2 октября и 13 ноября 1802 года. Тихсен позаботился также об издании тезисов «К вопросу о расшифровке персепольских клинописных текстов» Гротефенда.

Однако издать полный текст этой работы Геттингенский университет отказался под предлогом, что автор не является востоковедом. Какое счастье, что от этих господ не зависела судьба электрической лампочки или сыворотки против бешенства, ведь Эдисон тоже не был инженером-электриком, а Пастер — врачом! Лишь через три года нашелся издатель, который выпустил в свет сочинение Гротефенда в качествеприложенияк «Идеям о политике, средствах передвижения и торговле крупнейших народов древнего мира» Геерена.

Гротефенд прожил достаточно долго (1775–1853), чтобы дождаться сенсационного известия, которое в 1846 году под саженными заголовками распространила печать всего мира: клинописные тексты прочитал англичанин Г. К. Роулинсон.

Вторичная дешифровка клинописи

Генри Кресвик Роулинсон (1810–1895) был прямой противоположностью Гротефенду, еще в большей степени, чем Гротефенд — Шампольону. Лишь метод, при помощи которого он расшифровал персидские клинописные надписи, а посредством них и другие системы клинописного письма, в принципе соответствовал методу Гротефенда.

Нельзя с уверенностью утверждать, будто Роулинсон мошеннически присвоил открытие Гротефенда. Более чем правдоподобно, что он узнал о нем позднее, когда самостоятельно расшифровал больше знаков, чем Гротефенд; однако этот столько раз обсуждавшийся вопрос, пожалуй, сейчас уже не решить. Даже в технике есть немало открытий, которые были сделаны двумя и даже тремя учеными независимо друг от друга; из множества примеров приведем хотя бы один: Попов — Маркони — Мургаш. Гораздо важнее то, что Роулинсон не только нашел ключ к расшифровке персидских клинописных надписей, но и полностью их расшифровал и перевел, чем — как и другими своими работами — в значительной степени способствовал дешифровке клинописи древних ассирийцев и вавилонян.

По сравнению с Гротефендом Роулинсон в своей работе по дешифровке находился в неизмеримо более выгодном положении — он имел возможность опереться на немалые частичные результаты, которых за многие десятилетия после расшифровки Гротефенда добились француз Эжен Бюрнуф, норвежец Христиан Лассен, ирландец Эдвард Хинкс, англичанин Эдвин Норрис, а еще до них — датчанин Расмус X. Раек. Всем этим исследователям удалось установить, хотя и не всегда точно, значение некоторых клинописных знаков. Основное же преимущество Роулинсона заключалось в том, что работал он прямо на месте.

«У меня было железное здоровье, избыток молодых сил, я был проникнут необычайным жизненным оптимизмом, отличался во всех видах спорта», — пишет он в своей автобиографии. Трудно уместить в нескольких строках события этой жизни. В 16 лет по окончании учебы в Илинге, где он одинаково хорошо овладел латынью и боксом, а также искусством наездника, Роулинсон поступает на службу в армию Ост-Индской компании и 17 лет от роду отправляется в звании кадета в Индию. Во время многомесячного плавания он издает журнал и знакомится с сэром Джоном Малкольмом, английским губернатором в Бомбее, который пробуждает в нем интерес к истории древнего Востока. В 19 лет Роулинсон — поручик в полку бомбейских гренадеров, в 23 года он в качестве агента британской разведывательной службы уезжает в Персию, в 25 лет он уже майор персидской армии (и сотрудник Интелидженс сервис), в 29 становится для разнообразия дипломатом и как «английский агент по особым поручениям» (таков его официальный титул) подавляет во главе персидской кавалерии восстание против английского господства в Кандагаре. В 33 года он снова в Бомбее на посту британского генерального консула. В 1844 году Роулинсон перебирается в Англию, становится членом парламента и, разумеется, правления Ост-Индской компании. На Восток он возвратился еще один раз — в должности английского посла в Тегеране.

Этот человек, который начал свою карьеру как солдат, а окончил ее в качестве дипломата, причем неизменно делая одно и то же — служа акционерам Ост-Индской компании, — при всей загруженности нашел достаточно времени для занятия тем, что было его коньком, — изучением клинописи. При исполнении своих воинских (и других) обязанностей в персидской армии он обнаружил на высокой одинокой скале неподалеку от Бехистуна, по дороге, связывающей Хамадан с Вавилоном, по которой уже тысячелетия тому назад громыхали военные повозки ассирийцев и персов, странный рельеф. В бинокль он разглядел, что это скульптурная группа, окруженная со всех сторон клинописными надписями. Поскольку рельеф находился на почти отвесной скале высотой около 50 метров над пропастью, он приказал установить лебедку и спустился с вершины скалы, чтобы скопировать его. Для подобной исследовательской работы между небом и землей нужна была известная смелость, но смелостью людей типа Роулинсона нас не удивишь.

А вот что и в самом деле удивляет в человеке подобного толка, так это муравьиное прилежание, с каким Роулинсон принялся исследовать необозримый хаос клинописных знаков, чтобы найти опорную точку — титул и имя царя. И фортуна, которая сопутствовала ему во всей его изобилующей приключениями жизни, не отвернулась от него. В самом начале одной надписи (правда, это начало нужно было еще найти) стояло: «Возвещает царь Дарайавауш: Я, Дарайавауш, могущественный царь, царь царей, царь персидский, царь [многих] земель, сын Виштаспы, внук Аршамы, Ахеменид».

Сразу вот так, разумеется, Роулинсон надпись не прочитал или, во всяком случае, не перевел. Но после того как он нашел первый титул царя и следом за ним разгадал имя Дария, а потом проверил родословную Дария по Геродоту — в греческом варианте, — ключ к расшифровке был у него в руках. В отличие от Гротефенда он мог его сразу же применить на деле, в его распоряжении была длинная надпись. С тем же жаром, с каким он реорганизовывал персидскую армию для британских нужд, Роулинсон принялся за изучение специальной литературы. И хотя ученые часто противоречили друг другу, политический агент, призванием которого и было играть на противоречиях, чувствовал себя как рыба в воде. Он доверялся то одному, то другому методу прочтения, тут добавлял знаки, там изымал, всегда проверяя собственные звуковые эквиваленты чужими, а чужие — своими. Он установил, что разгаданное Гротефендом значение 10 знаков совершенно правильно, что объяснение большинства из 33 знаков, предложенное Бюрнуфом, неверно, что из восьми знаков, фонетическое значение которых определил Лассен, 6 могли быть использованы во всех случаях, а два — лишь в некоторых, и т. д. Но эти частности интересуют нас лишь с точки зрения метода расшифровки Роулинсона. Пользуясь им, Роулинсон уже на первых порах прочитал и установил в общей сложности 200 различных имен и географических названий, что давало возможность дешифровать тексты полностью.