– Аой! - Антон Юртовой

Но – миг проходит и, хоть это подло,

я в слабости своей себе уж не сознаюсь.

И только мысль одна меня тревожит вновь,

что, может быть, я сам убил свою любовь.

Не сожалей, смирись…

В унылостях растраченные годы

                          не потревожат чувств

                                 сухим воспоминанием.

Где было глубоко, образовались броды.

Каскад надежд утих,

                 и чувственность иная,

                              пройдя через барьер

                                  пространственных вериг,

теперь восцарствует,

                           былое изгоняя.

В хозяйственный экстаз

                   вонзив свои права,

                      она сопернице дала отказ в пороге.

Где отцвели цветы, лишь шелестит трава.

То счастье, что хоть редко

                            но бурлило и сверкало,

уведено под тень, —

                            река с другим значеньем:

в пологих берегах она бредёт устало.

“Мы стоим под луной…”

Мы стоим под луной.

Твоя талия звонче бокала.

Льётся безмолвия песня.

                             – Аой!

“Вечер спускается…”

Вечер спускается

с крыш.

Розовый полог заката,

аукнув,

упал

     на горячие

                   сонные долы.

Прячется в тенях,

                   кого-то к себе подзывая,

робкая тишь.

Вздрогнул

              стареющий

                              тополь,

лист обронив,

заране

       бодрящей прохлады пугаясь.

Сны золотые

           себе подложив в изголовье,

стынет луна, —

думает

       вечную

                думу.

“Через годы вся видна…”

Николаю Н. к юбилею

Через годы вся видна

жизнь его завидная.

Он ни разу не упал,

видя очевидное.

Перемены он любил

и не только школьные.

Те, что плохи, позабыл.

Помнились прикольные.

Вот родился он, и тут

сразу изменения.

Николаем назовут,

а зовут по времени.

Он то Коленька, то Коль,

то Колян, то Колька.

Так и шло в тот срок, доколь

в том не стало толку.

Ростом вышел не ахти.

Взял другим значением.

Покорил полки стихий

в деле, что – для гениев.

К переменам зим и лет,

к пенью соловьиному,

к звёздам, подающим свет,

всей душою ринулся.

Увидала в том она

суть извечных истин.

В чём небес голубизна,

шелест постраничный.

Что прекрасного в росе,

в снеге и в дождинках.

Отчего грустится всем,

когда осень близко.

Где любовь и нелюбовь.

Где простор и воля.

Почему порою вновь

обращался в Колю.

Потекли стихи рекой.

Ребятне понравились.

Дети скоро вперебой

к той реке направились.

Следом проза потекла,

засверкав сюжетами.

Где-то здесь уже была

правда о столетиях.

Возвеличен в Николаи

да ещё в Иванычи.

Удалось при том немало.

Стал умён и знающий.

В детской теме – что колосс.

Том за томом пишутся.

Память сердца, запах роз.

Жизнью мир колышется.

Точек семьдесят уже

над судьбой проставлено.

Меты – как на вираже:

в каждой мете – главное.

“Неровное поле. Неясные зори…”

Неровное поле. Неясные зори.

Гибнут раздумья у тракта старинного.

Нет очертаний в рассерженном море.

Бедны горизонты, и нет середины.

Путь к очевидному в долгом зачатии;

вехи на нём истуманены, мнимые.

Тащится жизнь над судьбою раскатанной.

Нет горизонтов, и нет середины.

Что-то забудется. Что-то вспомянется.

Вспыхнет восторг иль уронится зримое.

Лишь неизбежное где-то проявится.

Есть горизонты. Нет середины.

В нагорье, в ночи́

Гётевский мотив

Отстранённою дрёмой объяты

        вершины, распадки и склоны.

К небу спрямились пути;

        и замирают свечения

        по-над остылой уставшею мглой.

В мире как будто провисли

        и не обро́нятся больше

        тревоги, предчувствия и ожидания.

Сердце в смущенье:

        покоя ему не узнать,

        но оно его ждёт.

                             – Аой!

Октябрь

На неровном,

             уставшем,

                    остылом

                              ветру

                                     на яру

всё дрожит непрестанно

полотно

          пожелтевших

                            берёз.

Рой надежд обронив

и окутав себя

пеленой

        отсырелою,

                 тускло-

                       туманной,

раззадумался

                   плёс…

“Тишиной не удержанный…”

Тишиной не удержанный

                                       звук…

Ночь на исходе…

Стрелка вращеньем

вновь замыкает

исписанный временем

                                    круг.

Мысли в бессменном походе.

Ждут воплощенья!

                           – Аой!

“Забыв о ночи…”

Забыв о ночи

средь бела дня,

раздумий прочерк

вонзи в себя.

Жить в изнуренье

остерегись.

Не внемли пению

из-за кулис.

Найдётся много

иных причин

для страсти новой

среди теснин,

среди развалин

и суеты.

Надейся сразу

на то, что ты

нигде не будешь

тоскою стёрт,

один, разбужен

и распростёрт,

не станешь помнить

о тьме в ночи́,

о неисполненном,

о чём молчишь.

Коль чем присыпан,

встряхнись и жди,

когда забытым,

как сон равнин,

ты сможешь заново

всторжествовать,

в других ристаниях

себя узнать.

Там всё расставится