Тот, кто стоит за плечом - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ребятушки, ребятки, сюда давайте! Они тут у меня под замком сидят. Их тут много!
И тут же замок лязгнул в петлях снова, дверь распахнулась. В проеме замелькали пятнистые камуфляжи. Пацаны с дружным оглушительным криком ломанулись сквозь распахнутую дверь навстречу поднятым тяжелым дубинкам. Омоновцы оторопели, отступили на миг – и пацаны кинулись врассыпную. Санек замешкался в глубине сарайчика. Когда выскочил – перед ним никого не было. «Маски» рванулись вслед за ребятами, каждый преследуя свою жертву.
Мгновения тянулись, как в замедленной киносъемке. Медленно-премедленно Санек вскочил на громоздкий ларь, с него на груду ящиков – но тут груда обрушилась, и он со всего маху грохнулся об асфальт. Боли не почувствовал, моментально вскочил на ноги. И снова медленно-медленно вспрыгнул на тот же ларь, кровавя ладони, ухватился за край крыши сарайчика, медленно вскарабкался наверх – и вот ненавистная стена ему всего лишь по пояс, и за ней видна загроможденная легковушками и грузовиками автостоянка, а дальше – дальше высокие деревья, пятиэтажки, заснеженные дворы – свобода!
…Он добрел до дома на едва гнущихся ногах и долго тыкался ключом в замок, пока изнутри не послышался щелчок. Дверь открылась.
– Ну здравствуй, – сухо заметила Ольга. – Проходи уж, раз пришел. Или опять к друзьям пойдешь?
Она, казалось, не заметила потрепанного вида сына и, равнодушно повернувшись спиной, пошла на кухню.
– Нет… домой… – В голове у Санька что-то сместилось. – Мам…
Он сказал это и вдруг замолчал – потому что увидел, что за столом, спиной к нему, сидит мужчина. Не отец – другой, кажется, незнакомый. От вида тяжелого, коротко стриженного затылка Сашку почему-то пробрала дрожь.
– Чего «мам»? – обернулась к нему Ольга. – Кстати, познакомься, мой… ммм… новый муж, твой, так сказать, новоявленный отец! – Она коротко, зло хохотнула.
– Ну здравствуй, сынуля! – послышался сухой, словно запыленный, голос. Смутно знакомый и вместе с тем страшный.
И Сашке показалось, что он очутился в одном из своих самых жутких кошмаров…
12
В этот день Миша Гравитц остался после уроков. Он договорился с историчкой ответить ей дополнительно, чтобы исправить случайно полученную тройку. Та согласилась – учительница была молодая и, как говорили старшеклассники, вменяемая. Все прошло отлично, Мишка ответил, потом поговорили о том о сем – о школе, об истории, о политике – и остались друг другом довольны.
Выходя из школы, Гравитц издали увидел на крыльце рослую фигуру Марата. Отсалютовал, как было у них заведено. Но тот не ответил, просто подошел и сказал негромко:
– Слушай сюда, Гравитейшен. Нужно твое мнение.
Они пошли к опустевшему к этому часу физкультурному залу. Дул холодный ветер, задувал Мишке за ворот щегольской, но не слишком теплой куртки. Было зябко и немного не по себе. Но интересно.
– Тут такое дело… В общем, ребята проводили плановый досмотр школы и у вас в тубзике на третьем этаже в одной неприметной щели нашли вот это.
Марат разжал руку. На широкой ладони его лежал аккуратный пакетик из прозрачного пластика, а в пакетике – голубенькие таблетки. На выпуклых их боках оттиснуты разные загогулинки – вроде знаков Зодиака: рыбка, звездочка, гитара…
– Видал такие?
– Не-ет.
– Но сечешь, что это может быть?
– Наркота? – догадался Мишка.
– Типа. Это экстази, модные таблетки. От них глюков не бывает, и привыкания они не вызывают. Просто суперкайф ловится…
Марат пристально заглянул ему в глаза.
– Так ты не знаешь, кто бы мог их там оставить?
– Понятия не имею.
– А не может быть, что это Сазонов из вашего класса?
– Откуда я знаю! – поспешил ответить Гравитц.
– Ну, тут догадаться-то в принципе несложно. Он самая подходящая кандидатура: неполная семья, влияние улицы… Через таких вся эта зараза и поступает. Хорошо еще, что таблетки, а не анаша.
Мишка не понимал, почему таблетки лучше, чем дурь. В его сознании, немалое влияние на которое оказали занятия восточными единоборствами, прочно закрепилось убеждение: «Наркотики – зло». Да, он любил выпить, покуривал – за это его, собственно, из секции и поперли (правда, это страшный секрет, в школе никто не знает, ни одна живая душа). Но вот наркотиков он никогда не пробовал. Между тем Марат вертел пакетик в руках, как будто не знал, что с ним дальше делать.
– Вот и не знаю, как быть. Кипеж поднимать – себе дороже. Нас же заставят разбираться, кто и что, еще по шапке надают, скажут, что просохатили, пропустили в школу наркоторговца. А такие таблетки в любом ночном клубе продаются, и, между прочим, за нехилые бабки.
– Ну так и толкни их за бабки, – ответил Миша, просто чтобы что-нибудь сказать. Но оказалось, Марат ждал от него именно этих слов.
– А кому я здесь их толкну? Я же никого из ребят не знаю: кто надежный мужик, а кто – так, редиска.
Он помолчал, не сводя взгляда с Мишкиного лица. Тот тоже молчал, не представляя, что ответить. Какое-то странное волнующее чувство медленно окутывало его, точно темная вода утопающего. Но все равно было интересно.
– А потом, знаешь, как-то некругло получится – подобрал чужое и стал продавать, – словно беседуя сам с собой, продолжал Марат. – Но и выбросить жалко – их из черт-те какой заграницы сюда везли, через сорок кордонов…
И, словно придя наконец к решению, тряхнул головой:
– Я бы их просто бесплатно раздал. Надежным ребятам. Здесь девять штук, наверное, одну прежний хозяин уже проглотил. Не надо только, чтобы малышне досталось – это взрослая забава.
– А себе чего ж не возьмешь? – с трудом разлепив губы, спросил Гравитейшен.
– Чего не возьму? – переспросил Марат, глядя на него с поддельным изумлением. – А откуда ты знаешь, что я себе уже половину не отсыпал? Да нет, шучу. У меня для кайфа – другое зелье, покруче этих таблеток. Как-нибудь дам попробовать – бешеный драйв. На ногах не устоишь. Типа, без кайфа нет лайфа, а без фака нет лака. – И он озорно подмигнул. – Ну так что, возьмешь парочку?
– А почем?
– Ну, ты, брат, как еврей! Сразу – почем! Считай, что это дружеский подарок. Откажешься – обидишь.
– Ладно, давай! – кивнул Мишка. Внезапно ему захотелось обратно в школу, на какую-нибудь городскую контрольную по математике, да еще на самый сложный вариант.
Марат толстыми пальцами вынул две голубые таблеточки из пакетика, и Гравитц положил их в нагрудный карман куртки.
– Ну и молоток! Только в школе не вздумай принимать. Придешь домой, врубишь музон на всю катушку – и примешь. А потом заснешь до утра. И никакого тебе похмелья.
– О’кей, – кивнул Мишка. Ему показалось, что таблетки начинают жечь ему грудь сквозь рубашку, словно две капельки кислоты.
Но Марат все не отставал:
– Так кому же еще дать? Чтобы верный человек, друг, а не портянка какая-нибудь?
На языке у Гравитейшена вертелись две-три фамилии, но он все-таки сдержался и не назвал никого. Марат, видно, понял, что из него ничего не вытянуть.
– Ну ладно, шагай. Потом расскажешь, как оно прошло.
И Мишка зашагал к выходу со школьного двора.
А Марат, спрятав руки в карманы, чуть прищурившись, смотрел ему вслед.
Пока все идет, так сказать, по плану. Шеф непременно будет доволен.
* * *Сашка моргнул и вдруг понял, что сидит на стуле в закутке Сереги-кольщика, сжимая в руке непочатый стакан теплого коньяку.
Секунду-две-три он не шевелился, не понимая, что с ним произошло и как он здесь очутился. Медленно-медленно, еще не осознав произошедшего с ним чуда, перевел взгляд на левое свое плечо. Рисунок – взлетающий ангел – был там только намечен фломастером.
Кольщик с испугом глядел на клиента, помахал рукой у него перед глазами.
Санек осторожно поставил полный стакан на стол, стараясь не пролить ни капли.
– Ты чего побледнел, малый? Нехорошо тебе? Весь белый стал…
Протянул руку пощупать пульс – и испуганно отдернул пальцы. Рука у Санька была холодна, как лед.
Сазонов с трудом выдохнул воздух. Мысли в голове то неслись буйным вихрем, то, замерев на своих местах, мерцали, как перемигивающиеся звезды в черном небе.
Наконец он смог выговорить:
– Я пойду…
Пошевелился, безвольно сложился вдвое, как перочинный нож. Оперся на ручки кресла. Встал. Кольщик отодвинулся, давая ему дорогу.
Санек неловко напялил на себя остывшую рубашку, свитер, постоял, пошатался.
Тем временем кольщик понял, что клиент уходит, и, разумеется, рассердился:
– Да-а, блин, малец уже не тот пошел! Все теперь нервенные, в обмороки падают! Ладно, вали, вали отсюда! Здесь тебе не медпункт.
Санек покачивался на онемевших слабых ногах, а Серега уже выталкивал его прочь:
– И бабки свои забирай голимые! Кыш отсюда, чтобы я тебя больше никогда не видел!
Санек сунул мятую бумажку в карман, влез в пуховик и выбрался наружу.
Холодно, снег, сугробы – значит, все-таки зима. Он глянул на полтора десятка часов в витрине магазина – все они согласно показывали восемь двадцать. Что это значит? Неужели все то, что он успел пережить, всего лишь сон, странная галлюцинация?..