Жди свистка, пацан - Виктор Сафронов

— Окончательный расчет после сдачи объекта заказчику. Пока же оплата в конце каждой недели исходя из полутора евро в час. Поэтому каждому… Тебе в том числе выгодно продержаться до дня окончания строительства. Выходной один раз в неделю скользящий. Остальное тебе расскажет и покажет Солдафон.

По тяжелому взгляду, каким Сема посмотрел в спину уходящему хозяину Алексей определил, что тот давно имеет в своем активе очень злобного и мстительного оппонента, который дождется своего большевистского часа и ткнет ему в жирное брюхо что-нибудь металлическое и очень заостренное.

Залупенко нарушил основное правило должностных взаимоотношений «начальник — подчиненный». Алексей постигал его в своей жизни очень серьезно — если в дальнейшем не хочешь иметь «гантелей по голове» или «сапёрной лопаткой в спину», никогда не унижай своего подчиненного в присутствии посторонних. Не наживай без нужды себе врагов — они и так обязательно появятся.

Сема, эта дрожащая тварь болотная кривил рот и побелевшими губами шептал… Прислушаемся… Молитвы? Вроде — нет. Первомайские призывы к надежде, совести и вере? Да, нет же. В конце-то концов! Что на этот раз вытекало из его зловонного отверстия в голове? Ах, вот оно что.

Чем дальше удалялся Ах-фанасич от того места, где они стояли, тем громче раздавался тихий шепот, в котором уже без труда можно было разобрать бесконечно грубые ругательства. Изложив которые на бумаге можно будет смело ставить крест на том издательстве, только попытавшемся их напечатать.

Поверьте — очень грубый текст.

ГЛАВА 9 ГУСАРОВ. РАДОСТЬ СОЗИДАНИЯ

Восемь месяцев прошло с того момента, как Гусаров ступил на благословенную землю Германии… Как сейчас помнил, по малой нужде ступил, просто вынужден был спрыгнуть. Сколько можно терпеть?

Прошла осень. Закончилась зима. Сейчас повсюду была середина благословенной весны, теплой и непривычно ласковой, но ничего этого строительный разнорабочий Гусаров не видел или вернее не замечал.

Что же произошло за это время?

Общим счетом — ничего.

Та работа, которой он занимался в течение всего светового дня, а иногда и сумерек так выматывала, что обращать внимание на что-то другое сил уже не оставалось.

Сил хватало только дотянуться до спального места и рухнуть в забытьи на выделенный артелью жесткий топчан.

Чтобы выпить алкоголя или подраться с дружескими, но ужасно обиженными на всех албанцами даже и мыслей не появлялось.

Общение с желанным женским полом претерпевало системные изменения и переходило в активную фазу в момент разглядывания расклеенных у изголовий кроватей веселых картинок порнографического содержания заменяющих: искусство, литературу и тоску по Родине.

Все это происходило по простой причине которую, давно тому назад указал «херр» Марксэнгельс. Он говорил о бесчеловечной сущности капитализма, а многие не верили. Когда пришлось столкнуться — ужаснулись.

По шатким, зимой часто обледенелым подмостям на высоту пятого этажа при помощи носилок и разных украинцев, белорусов, русских поднималось, перетаскивалось много всякой всячины: шлакоблоки, раствор, цемент, кирпич и т. д.

Двенадцать часов бега по шатким доскам, когда в любой момент можно было сорваться вниз и… К ебени-матери… Вдребезги…

Такие акробатические обстоятельства довольно основательно травмировали психику и если бы не необходимость хватать следующие носилки и тянуть их наверх, можно было сорваться в нервном крике.

Херр Гусаров ни один раз пожалел о том, что не может штукатурить или класть — всё на всё… в т. ч. облицовочную плитку. Однако мирился с этим, уговаривая себя потерпеть еще, хотя бы день, особенно налегая на то, что до окончания строительства времени осталось совсем немного. Не очень молодой, но сверхтренированный организм помогал ему в этих уговорах, в том числе, чтобы справляться с адскими нагрузками.

Жаловаться на такие условия труда и отдыха?

Смысла не имело.

Во-первых, он знал, что его ждет на подобной стройке еще тогда, когда состоялись смотрины «работник-хозяин».

Во-вторых, в случае малейшего бунта, несмотря на боевой опыт его, как нелегально находящегося на территории страны, попросту вышвырнули бы из нее, с дальнейшим запретом въезда на всю территорию Шенгенской зоны.

В-третьих, Залупенко предупредил всех через Солдафона или как он выспренне себя называл «профессора Франкенштейна» о том, что работники немецких контролирующих структур получают в данной строительно-подрядной фирме небольшой, но очень солидный дополнительный заработок. Поэтому любая жалоба от рабочих-нелегалов будет рассмотрена соответствующим образом.

В-четвертых, это, просто было не в его правилах…

Да… Чего уж там… Хотите? Можно и в-пятых… Быть высланным и оказаться там откуда так стремился исчезнуть навсегда ему вовсе не хотелось.

Время беспощадным колесом катилось по жизни бывшего капитана Гусарова. Катилось и уходило. Вместе с ним уходили и таяли силы. Так как работа продолжительностью двенадцать часов в сутки только декларировалась. На самом деле приходилось вкалывать и четырнадцать, и шестнадцать часов. Из тех работяг, кто начинал работать вместе с ним с того момента, когда он только появился на стройке остались считанные единицы.

Не глядя на свою семижильную выносливость и десантно-штурмовую подготовку, работать с каждым днем становилось все тяжелее. К следующему рабочему дню Алексей попросту не успевал восстанавливать свои силы. Чтобы сменить образ жизни или уйти со стройки по добру по здорову от гнетущей, проклятущей усталости даже мыслей не возникало.

Когда ближе к ночи он наконец-то добирался до своей койки, у него уже не было сил не только почистить зубы, но и просто что-нибудь съесть. Все чаще вспоминались слова «дурака работа любит», а знаменитая, полная искрометного, озорного юмора народная пословица «от работы кони дохнут», все чаще приобретала для него истинный смысл и свои зловещие, зримые очертания. В конце концов, дело дошло до того, что у него полностью пропал аппетит и он погрузился в трясину жуткой и беспросветной депрессии…

Но это была депрессия не сытого избалованного плейбоя, которому надоела праздная жизнь, а другой он не знает. Настигший его синдром хронической усталости, было основано на полной физической изношенности и моральной усталости.

Из этого состояния его вывел пожилой работяга, спавший на соседней койке.

— Давно я хлопец за тобой наблюдаю, как ты не жалея себя, будто живёшь последний день рвешь себе жилы. Ты не обижайся, что я тебе в черный сон не даю провалиться. Послушай старого человека, может, что и пригодиться. Тебе плотют не за носилко-километры, а за время, проведенное на объекте.