Легенда о Фейлель - Евгения Куликовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Эливейн, немного грустная, погружённая в свои мысли о Дине, вернулась в Долину, то первое, что она увидела, – это здание клиники с красным крестом на белом фоне развевающегося на ветру флажка и в нескольких сотнях метров от лечебницы новый дом… Конечно, она сразу узнала его, ведь Дин описывал ей усадьбу своей мечты, а она помнила каждое слово любимого…
По щекам Эливейн текли слёзы. Но она не прятала их. Это были слёзы благодарности человеческой доброте и чуткости, слёзы за своё счастье и слёзы печали за то, что любимый не дожил до этого дня…
– 107 —Динаэль устало опустился на скамеечку возле своего домика. Он вернулся вчера, поздно вечером. Ему удалось, оставшись незамеченным, прощупать магическую силу Торубера. И Дин был искренне счастлив: теперь он не сомневался, что ему хватит времени на подготовку к решающей битве.
Динаэлю было, чем гордиться. По меркам волшебным он оказывался слишком молод для серьёзного боя: тридцать один год – это ещё далеко до зрелого мага. А Торубер как раз находился в расцвете чародейских сил: от сорока пяти до шестидесяти – самые могучие чары способен насылать колдун в этом возрасте.
Сегодня с утра, едва Дин успел обкосить выросшую за полтора месяца выше пояса траву вдоль дорожек, как к нему потекли посетители: люди болеют часто, а такого лекаря, как Дин, найти сложно. И волшебник принялся за дело. Он исцелял не только травами и снадобьями, благотворными и живительными оказывались его речи, шутки и улыбки. В его глазах оставалась грусть, даже когда он смеялся, но грусть эта была светлой, доброй, без зла и обиды, а потому никому из приходивших к знахарю и в голову не могла прийти мысль о том, какую боль, какую печаль, какую тоску по любимой носит тот в своём сердце.
А теперь солнце клонилось к закату. Посетителей более не было. Динаэль позволил себе откинуться назад, прислонившись спиной к бревенчатой стене и заложив руки за голову, и закрыть глаза. Вдруг он услышал возле себя лёгкое неловкое покашливание. Дин приподнял веки.
– Простите, – смущённо проговорил парень лет двадцати трёх, – я хотел… Но вы устали… Я зайду в другой раз…
Динаэль сразу узнал этого крепкого крестьянина из деревни на берегу реки чуть ниже по течению. Его звали Габит. У него были красавица жена и годовалый сынишка. Последнее время Дин, как человек весьма наблюдательный, стал замечать, что улыбчивая прежде Жюдит как-то потускнела, а сам Габит явно не понимает в чём дело.
– Садись, – ответил Динаэль. – И перестань извиняться. Ко мне без нужды не ходят. Раз пришёл – говори, что случилось.
Парень сел, но заговорил не сразу.
– Гм, – наконец произнёс он, – нет ли у вас… любовного зелья? Динаэль внимательно взглянул на Габита.
– У тебя есть жена. Вы венчались по любви. Зачем ещё что-то? Парень старательно подбирал слова для объяснения.
– Я люблю Жюдит… Но она стала какой-то другой… – говорил Габит. – Она обижается на меня за что-то, чем-то вечно недовольна… Конечно, она устаёт: и хозяйство, и маленький, но… Вот я и подумал, может ей какой-нибудь напиток любви дать…
Динаэль вздохнул и улыбнулся.
– Габит, – сказал он, – мне придётся тебя огорчить: никаких любовных снадобий не существует. Это сказки… А любовь у вас и так есть: и у тебя, и у Жюдит… Но то, что ты почувствовал неладное и решил разобраться, – это хорошо. Если хочешь, я помогу. Но помни, тебе придётся изрядно потрудиться, не физически, а душой, сердцем, умом. Не поленишься – справишься с напастью, как глава семьи, как мужчина, как муж и отец. Позволишь себе махнуть рукой и сказать, что всё глупости, женские прихоти и капризы, – семья останется, как у многих, – не лучше и не хуже, но семейного счастья, счастья двух половинок, нашедших друг друга, не будет.
Динаэль вопросительно посмотрел на собеседника.
– Я готов, – кивнул тот. – Готов трудиться…
– Ладно, – согласился знахарь. – Тогда давай думать. Во-первых, что для тебя важнее: её улыбка или друзья, которые не позовут на рыбалку завтра, если ты не пойдёшь с ними сегодня?
– Её улыбка, – ответил Габит.
– Значит, в подобной ситуации твои действия понятны.
– Да, – подтвердил парень.
– Идём дальше, – вздохнул Динаэль. – Во-вторых, ты сказал, что она устаёт. А как ты ей помогаешь?
– Ну, – задумался Габит, – я прихожу с работы, играю с сынишкой… Если попросит что, то сделаю…
– Сразу? – уточнил Дин.
– Когда как… – признался парень.
– А если не попросит? – продолжал волшебник. Габит задумался. Потом досадливо хлопнул себя по лбу.
– Могу и не заметить, – ответил он. – Вчера, например…
– Не расстраивайся, – улыбнулся Дин. – Ты сам задумался, сам пришёл за помощью… Значит сам себе и сможешь помочь… Многие даже не пытаются этого сделать…
Динаэль замолчал, ожидая, что ещё вспомнит собеседник.
– Может, – заговорил в тревоге Габит, – я и отдыхать ей не помогаю?..
Знахарь слушал.
– Вечером она уложит малыша, уберёт на кухне и уходит спать. Я ложусь в другой комнате, чтобы утром рано, когда встаю на работу, её не разбудить… Может, ей другое нужно?
– Вот и третье, – улыбнулся Динаэль. – Видимо, другое. Она же любит тебя, а видит мало: работа, дела…
– Ей хочется быть со мною ближе… – задумчиво произнёс Габит. – Она, наверное, будет рада просто уснуть не одна, а на моём плече…
Парень осёкся, испугавшись перейти в беседе границу приличия. Волшебник невольно грустно вздохнул.
Выражение лица Габита вдруг изменилось: он успел заметить в глазах знахаря невыразимую муку. Но это было лишь мгновение.
– Спасибо! – парень схватил Дина за руку. – Спасибо. Я понял. Я буду трудиться душой. Жюдит снова станет самой весёлой… Но… может… мне вдруг показалось… я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил Габит.
– Спасибо, – тёплый свет добрых глаз озарил лицо знахаря.
И тут Габит осознал, какой неуместный вопрос он задал: крестьянин впервые обратил внимание на простое обручальное кольцо с витиеватой надписью на пальце Дина. Парень смутился и выпустил руку лекаря из своих ладоней.
– Я… вдовец, – негромко пояснил знахарь.
Это слово далось Дину с трудом, словно комок застрял в горле. Да и не мог он, уже семь лет не мог поверить в гибель Эливейн, хотя каждый день утром и вечером сидел возле могилы…
– 108 —Динаэль улыбался во сне.
Он видел Эливь. В светлой уютной комнате она стояла перед зеркалом и поправляла свои русые, прядями выгоревшие волосы. Вдруг она обернулась – Дин понял, что кто-то открыл дверь. Эливь улыбнулась и раскрыла объятья…
Динаэль проснулся. У него на душе было светло, ибо во сне любимая улыбалась будто ему. И главное – во сне она была живая, такая же несравненная как прежде, но неуловимо изменившаяся, потому, что прошло время.
«Господи! – безумно-отчаянно прошептал волшебник. – Сотвори чудо! Пусть она улыбается не мне, лишь бы живая…»
– 109 —Эливейн стояла перед зеркалом в своей комнате и поправляла волосы. Она видела отражение и удивлялась: прошло восемь лет с тех пор, как она оказалась в Зелёной Долине, а время словно не оставило следа на её лице. Нет, она изменилась, но совсем немного, неуловимо…
Дверь отворилась, и на пороге появились уже одетые в школьную форму Элель и Эркель. Эливь улыбнулась и раскрыла объятья навстречу мальчикам. Те радостно обняли маму.
– Готовы, мои золотые? – подбадривающе спросила она.
– Да, мама, – в один голос ответили близнецы.
Эливейн внимательно посмотрела на обоих сыновей. Какие они уже большие. Вот и в школу идут… Теперь, после ремонта, школа разместилась в левом и центральном крыльях Замка. Дети со всей Долины каждое утро сбегались в светлые и просторные классы. А маленькие волшебники ещё постигали там же и магические дисциплины… Эливейн вздохнула.
– Мама, – сказал Элельдиэль, – ты не волнуйся. Мы всё помним. Мы будем достойны имени нашего отца.
– И мы обязательно, когда вырастим и выучимся, – добавил Эркелиэль, – сразимся с Колдуном и сделаем так, как хотел папа…
Мадам Фейлель прослезилась и поцеловала смущённых её волнением мальчиков.
– Спасибо, мои хорошие, – прошептала она. – Спасибо. Папа бы очень гордился вами…
– 110 —Проводив сыновей в школу, Эливейн с Даниэлем вернулись домой. Старый волшебник тоже перебрался из Замка к невестке, поближе к внукам и в помощь прекрасной избраннице Дина. Эливь была рада: она искренне привязалась к доброму и мудрому старцу.
– Девочка моя, – заговорил негромко Даниэль, когда они остались одни в гостиной. – Прости меня, старика, и не обижайся… Но выслушай…
Эливейн внимательно посмотрела на Дана и села в кресло возле окна.
– Ты молода, – говорил тот, – и красива. Я знаю, ты искренне любила и любишь моего племянника… Но жизнь – долгая штука. А для тебя тем более…
Эливейн бросила вопросительный взгляд на Даниэля. Старец пояснил: