Полдень, XXI век (декабрь 2010) - Коллектив авторов

В результате первой попытки (не все шло, как планировалось) Гоша улетел в прошлое – и сумел вернуться, прожив незаметным лаборантом почти все советское время. Вторая попытка удалась лучше – профессор, как того и желал, отправился в будущее, но не предусмотрел, что будущее может оказаться не таким, как он рассчитывал.

Он сумел поговорить и с профессором, и с Гошей, которому было тогда уж никак не меньше девяноста и который вскоре умер.

Услышанного было достаточно, чтобы взять профессора под свое крыло и попытаться обеспечить ему наилучшие условия работы.

Беда в том, что пока не получалось даже воспроизвести как-никак уже дважды удавшийся эксперимент.

Профессор утверждал, что перестал понимать, за счет чего эксперимент удался раньше. Темнил, отделывался загадочными фразами. «Чудес не бывает. Машина времени – это вам не философский камень».

Какие чудеса он имел в виду? Продление жизни, о котором с ним заговорил М. К.? Может, об этом с профессором говорить и не следовало.

Но М. К. слишком давно знал Ивана Александровича, чтобы недооценивать его творческие способности – гениальность, если говорить без обиняков. А также его хитрость и скрытность.

М. К. некоторое время курировал его в качестве представителя «органов» в либеральные хрущевские годы, после того как профессора выпустили из лагеря.

Даже как-то катался с ним летом в Крым – с ним и с еще более скрытным Гошей, безупречно игравшим роль скромного пожилого лаборанта, почти слуги при профессоре. Собственно, он и был этим лаборантом, но умудрялся никак не выдавать своего истинного происхождения.

После этого мало чему приходится удивляться – или, наоборот, надо ко всему быть готовым и удивляться всему, ибо все в этом мире может быть совсем не тем, чем кажется.

9. Желтенькие, похожие на желуди. Коньяк тоже желтенький… Золотистый. Откуда взялась эта глинистая тоска? Допив коньяк, М. К. собрал маслянистые на ощупь патроны в горсть, затем снова раскатил по столу. Аккуратно вставил их обратно в обойму и одним движением загнал ее в рукоять браунинга.

Усталая интуиция тщетно вглядывалась в стеклянную стену будущего. Иногда ему очень хотелось разбить эту стену – вот так (он нацелил пистолет на темное окно, представил себе пулевые отверстия, соединяющие их трещины, летящие в темноту стекла), чтобы никаких мешающих делу отражений.

Интуиция ясно говорила, что впереди ожидает какая-то опасность. Неясно было одно – какая. Поэтому на всякий случай он решил вооружиться – достал пистолет из потайного ящика в столе, зарядил.

Может быть, спокойнее было все же переночевать здесь, но посещение квартиры профессора перед поездкой на дачу все более наполнялось в его сознании символическим смыслом.

Приняв решение, он оттянул затвор, дослал патрон в патронник, поставил «браунинг» на предохранитель и сунул в карман.

10. Гаишник подстерегал его на углу Каменноостровского, за светофором, – М. К. повернул под желтый. Гаишник вышел из-за телефонной будки (разбитые стекла, обрывки проводов), помахал приглашающе полосатым жезлом. Золотились над будкой листья в свете ближнего фонаря.

Смешной такой лейтенант, толстый, в мешковатом мундире, с бабьим жирным лицом. М. К. плавно затормозил, прижался к тротуару. Лейтенант обошел машину, слегка наклонился. М. К. нажал на кнопку, приоткрыл окно со стороны водителя.

– Документики, пожалуйста.

М. К. всегда, насколько себя помнил, восхищался Вольфом Мессингом. Легкостью и изяществом, с которыми великий Вольф пользовался своим искусством, его умением мгновенно оценить ситуацию, определить, где у субъекта наиболее уязвимые «двери восприятия», выбрать подходящие средства и сразу же применить их, экономя силы и время.

Еле заметно улыбаясь, он посмотрел в свинячьи глаза лейтенанта, окаймленные светлыми ресницами. Эта улыбка, спокойствие водителя, должны были его озадачить, нарушить исполнение привычной программы. Выдержав точно рассчитанную паузу, не дав гаишнику добавить хоть слово, М. К. плавным движением сунул руку во внутренний карман пиджака.

В этот момент гаишник должен был осознать, что он на дороге один, что в наше лихое время это может быть небезопасно, и – слегка испугаться. Он, действительно, слегка отшатнулся, глазки раскрылись чуть шире, расширились зрачки. В поле его зрения должна была попасть левая рука М. К. – стекло опущено, рука лежит спокойно, как на подлокотнике кресла, правда, пальцы сложились в какую-то странную фигуру…

– Лейтенант, лейтенант, капитаном будешь…

Точно ли эти слова он услышал или чуть другие – огненное копье «посыла» должно было пронзить его вялый мозг, в ушах отозваться громом, таков был приказ М. К. Тем временем М. К. спокойно достал из внутреннего кармана права и техпаспорт. Губы милиционера сложились в испуганную и вместе с тем благодарную улыбку. Он на секунду взял документы в руку, мельком взглянул на них и тут же вернул хозяину.

– Спасибо, товарищ полковник, можете ехать. Неуклюже распрямился и неловко козырнул.

– Выношу благодарность за проявленную бдительность, – М. К. произнес эти слова вслух, нейтрально, исключив малейший оттенок издевки, от души смакуя собственные ощущения. «Получается, сверх программы я еще и телепатировал, что я полковник? Интересно…» Он включил сцепление, слегка добавил газу и плавно отъехал от тротуара. Переключил скорость на вторую, на третью…

11. Через десять минут он уже парковал «пежо» во дворе профессорского дома. Заглушил мотор, но ключ оставил в замке зажигания, выбрал кассету с романсами, включил проигрыватель.

«Глядя на луч пурпурного заката…» – пел великий Валерий Агафонов. О этот несравненный голос – сочетание печали, силы, сознания собственной обреченности. Исполнение 80-го года, за два года до смерти. М. К. успел в те годы побывать на нескольких не вполне официальных, но и не совсем запретных концертах. Их организовывали в каких-то захолустных домах культуры, в академических институтах. Когда мог, он приглашал Татьяну…

Между номерами певец иногда криво улыбался. Помнится, у него были не очень хорошие зубы.

Кассету М. К. дослушал до конца – он всегда до боли, до душевной дрожи любил романсы, это удивительное переплетение пошлости и трагедии, облагороженное патиной времени.

Вынул кассету, выключил проигрыватель, прикрыл его пластмассовой крышкой (маскировка от воров), нашел в дипломате ключи от профессорской квартиры…

Пистолет оттягивал карман. Глинистая, ни с чем конкретным не связанная тоска, отступившая было после забавной сценки с милиционером, вернулась.

12. Поднимаясь по лестнице, М. К. вдруг подвергся забавной иллюзии – глянул в окно с лестничной клетки, и ему показалось, что он видит над крышами домов верхушку Эйфелевой башни. «Увидеть Париж и умереть», – пробормотал какой-то внутренний голос. Другой внутренний голос ему возразил: «Видел не раз и не умер». Присмотевшись внимательнее, М. К. понял, что над домами торчит всего лишь родная питерская телебашня. «Не очень-то и похоже». Но квартиру можно будет, отремонтировав, превратить в мини-гостиницу. Иностранцам понравится…

13. Ключей было три – солидных размеров старый, от немецкого замка, и два плоских французских – как говорится в криминалистике, белого и желтого металла. Просовывая немецкий ключ в отверстие замка, он подумал, что дверь в профессорской квартире давно пора заменить на металлическую. Начать с этого, еще до ремонта. Коробка была деревянная, и, несмотря на три замка, створка не слишком плотно примыкала к краю. Взломать такую – раз плюнуть.

В передней было темно, однако в воздухе пахло табачным дымом. Дым, вероятно, натянуло с лестницы, но что-то М. К. в этом воздухе не нравилось, и, поддавшись внезапному страху, он достал из кармана пистолет. Снял пистолет с предохранителя, затем нащупал выключатель, зажег свет. Тусклая, старая лампочка, давно следовало поменять. Как будто все на месте…

В детстве он боялся темноты. Признаться, боялся оставаться один в пустой квартире, и даже не в таком уж и юном возрасте. Страх… Увы, страх пустоты не загипнотизируешь – во всяком случае, иероглифы на него не действуют.

Длинный коридор уходил в глубь квартиры. В конце коридора находилась кухня, через окно падал слабый свет с улицы, в темноте угадывались какие-то контуры. Выставив вперед пистолет, он медленно двинулся по коридору, левой рукой попутно ощупывая стену – где-то слева должен быть еще выключатель.

Он не раз задумывался о своих тайных страхах – особенно после того, как в Канаде когда-то довелось поэкспериментировать с психоделиками. Приподнялся край крышки, которую лучше не подымать, и под ним открылись такие глубины ужаса… Он тогда понял, что можно бояться собственного страха. Что твой страх может прыгнуть на тебя, как дикий зверь, и мир для тебя в одно мгновение станет другим так быстро, что разум не успеет вмешаться, а в этом новом мире – совсем другие законы, где твоя сила может обернуться жалким бессилием, а твой разум станет безумием.