Черное зеркало - Юрий Волузнев

— Погасла свечечка-то… — раздался сзади скрипучий старушечий голос.

Нина Леонидовна обернулась. Ее поминальная свечка, только что мигавшая трепетным огоньком, теперь одиноко стояла перед распятием, с черной закорючкой наверху и словно ослепшая…

И вот теперь, стоя у края вырытой могилы, на холодном пронизывающем воздухе, орошенная водяной пылью, которая, смешиваясь со щедро наложенной пудрой, крупными каплями стекала с ее лица, она тихо шептала про себя:

— Грех-то, грех-то какой!.. Что же я натворила!.. Господи Боже мой, какой грех!..

Игорь стоял поодаль. Курил и время от времени искоса бросал критически оценивающий взгляд на свою неожиданную любовницу.

Полная пожилая женщина, которой, кажется, уже далеко за шестьдесят (какой-то запредельно фантастический возраст), в допотопном совдеповском пальтишке — заурядное пятно неопределенно-серого фона городской толпы, из каких обычно состоят очереди в продуктовых магазинах и почтовых отделениях в пенсионные дни…

«Сподобился…» — неприязненно думал он.

Поздно ночью, чуть ли не под утро, его, до предела измочаленного сначала поминальным гуляньем, затем возобновленным общением с милицией, доведенного до белого каления бесконечными вопросами и недвусмысленными намеками, наконец выпустили из отделения, приказав строго-настрого никуда ни на минуту не отлучаться из города. Игорь огрызнулся, заметив, что однажды он уже слышал нечто подобное и даже подписывал что-то в этом роде. Ему, в свою очередь, предложили слегка остыть и не возникать, если он намеревается провести остаток ночи в своей постели. Игорь подумал немного и счел за лучшее внять предложенным рекомендациям, благодаря чему через некоторое время уже находился дома…

Затем уселся перед зеркалом и, уставившись в его темную, изредка слегка мерцающую глубину, пытался понять хоть что-нибудь. Но равнодушная стекляшка молчала и позволяла лишь вволю лицезреть бледное отражение собственной физиономии.

В этом положении, сидя на стуле и облокотившись на столешницу перед таинственной зеркальной плоскостью, Игорь и заснул.

Что-то виделось ему во сне. Что-то открывалось, до сих пор неизвестное. Но что именно, никак нельзя было уловить…

Его разбудил звонок в дверь.

Пришла Нина Леонидовна и рьяно принялась за уборку его квартиры. Включившись в работу, Игорь несколько отвлекся от мрачных мыслей и воспоминаний прошедшей ночи. Тем более что ему как-то приятно было наблюдать, как пышная соседка суетилась на кухне, бесконечно вертясь перед его глазами и словно нарочно выпячивая свои округлые, манящие дотронуться до них формы. Линии спины, бедер, пышной груди плавно перетекали одна в другую, округлости перекатывались и настойчиво стремились вырваться наружу из-под стягивающего их тесного халата…

Окончив наконец уборку, они сели пить чай. Попутно к чаю на столе появилась бутылка вишневого ликера.

После нескольких рюмок, перейдя в дружеской беседе на диван, они внезапно оказались в такой непосредственной близости друг к другу, что возможность дальнейшего сближения уже не вызывала сомнений.

Игорь обнял Нину Леонидовну и крепко поцеловал ее в губы.

Она отстранилась. Ожидая всплеска бурных эмоций оскорбленного достоинства почтенной пожилой дамы, Игорь уже пожалел о содеянном. Но, к его удивлению, вместо истерических воплей и призывов о помощи она тихо, недоуменно и, как почудилось ему, с каким-то еле уловимым ожиданием в голосе спросила:

— Игорь, вы в самом деле этого хотите?..

Он не ответил и поцеловал ее еще раз, уже смелее и более жадно.

Он почувствовал, как участилось ее тяжелое дыхание, как в ответном желании мелкой дрожью затрепетало ее обмякшее тело. Игорь принялся судорожно вырывать из узких, тесных петель круглые пуговицы халата и лихорадочно срывать все эти ненужные, упрямо сопротивляющиеся дурацкие тряпки.

По мере того как спадала одежда, постепенно обнажая тело, он как бы издалека слышал насмешливый голос разума, разочарованного открывающейся картиной. Но жгучая жажда обладания женщиной, поднимающаяся откуда-то из глубины его существа, этот первобытный инстинктивный зов ослеплял его, притуплял сознание и сводил на нет любые мыслительные процессы.

Да, глаза видели, как старческое, давно отработанное рыхлое тело, освободившееся от стягивавшей и фиксировавшей его в аппетитных округлых формах одежды, облегченно осело, образовав некую молочно-белую аморфную массу, усеянную многочисленными родинками.

Они видели, как из-под широкого плотного бюстгальтера выплыли и растеклись по обвалившемуся вниз животу длинные высосанные груди.

Целуя ее в густо напомаженный рот, Игорь чувствовал, как руки его утопали в складках дряблой кожи, а взгляд натыкался на измученный перманентом ярко-рыжий поредевший барашек, серебристо-серый у основания…

И тем не менее, ритмично погружаясь животом в студенистую желеобразную плоть, он не мог не чувствовать долгожданного наслаждения, пусть даже и от этого, в чем-то патологического соития с безвозвратно увядшей, но зато многоопытной и, вероятно, весьма привлекательной когда-то женщиной.

И когда наконец все накопившееся за долгие напряженные дни обильно хлынуло из него и без остатка поглотилось бездонными недрами ее жаждущего лона, Игорь словно очнулся.

Эта неожиданная и сомнительная победа, отдающая каким-то не совсем здоровым, а скорее трупным запашком, смутила его. Эта победа не только не принесла мало-мальски заметного облегчения, но даже наоборот — морально как-то еще более подавила и без того уже смятенное, надломленное состояние духа…

Зато Нина Леонидовна словно помолодела, решившись переступить через, казалось бы, непреодолимую черту. Заливаясь краской от смущения и находясь одновременно в состоянии эйфористического восторга, она настолько светилась несдерживаемой радостью, настолько вдруг стала не по возрасту игривой, кокетливой и назойливо-нежной с ним, что Игорю с нечеловеческим трудом удалось выпроводить ее. И чтобы ненароком не обидеть ошалевшую старуху, он сослался на неотложные дела.

А дел оказалось действительно более чем достаточно…

Ближе к вечеру неожиданно позвонил Гоша.

— Проспался, родственничек? — с какой-то издевкой в голосе спросил он. Здороваться с Игорем у него, очевидно, считалось признаком дурного тона.

— Что надо? — отозвался тот, взаимно поддерживающий подобную манеру общения.

— Пару слов тебе сказать.

— На поминках не мог?

— Не хотелось при твоих оглоедах.

— Что, очко взыграло? А теперь, значит, осмелел? — сыронизировал Игорь.

— Осмелел, осмелел… Да и обстоятельства изменились. Не в твою пользу, правда.

— Ну!..

— Что «ну»… — вдруг заворковал Гоша. — Пришло время разговоры разговаривать. Расставить, как говорится, все точки… Сам понимаешь, Игорек, человек ты в нашей семье пришлый… Ну пока вы там с Лариской дурака валяли да супругами притворялись, я помалкивал. Ну а теперь… Сам посуди. Все эти Рейсдали, Левицкие всякие… Хреновины бронзовые… Они ж не тобой нажиты…

— Ну, кстати, и не тобой.

Еще от родителей Ларисы Игорь слышал, что эта богатая коллекция досталась ее матери от отца, Ларисиного деда, высокопоставленной во времена оные личности. И Гоша, дитя Михаила Павловича от первой, с годами не совпавшей с ним по каким-то параметрам супруги, не имел к этой коллекции ни малейшего отношения.

— Не суть, — продолжал Гоша. — Я брат. И этим все сказано. А насколько я знаю, Лариска никаких завещаний никогда не писала. А если бы такое и взбрело в ее дурную голову, оспорить их никакого труда не составило бы.

— Вот ты и спер пепельницу для почину…

— Во-первых, не спер, а просто взял. И кстати, свою собственность. То, что мне по закону принадлежит…

— Точнее, что плохо лежит… Ну вот и сморкайся в нее! Больше ничего тебе не обломится. Хрен что получишь! — взорвался Игорь. — И уж если ты о законе вспомнил, то неоспоримый наследник всего Ларисиного барахла — я…

— Молодец, Игорек. Правильно мыслишь… И тем не менее я продолжаю. А ты лучше заткнись пока и послушай — тебе интересно будет.

— А мне с педиками вообще противно разговаривать. Чувствую себя объектом нездорового интереса. И сразу кулаки в морду просятся.

— Это, Игорек, у тебя от подавленного интереса к этому вопросу, — скабрезно захихикал Гоша. — Чем негативнее отношение — тем, значит, более опасаешься самому себе в этом признаться… Фрейда, милый, читать надо… Впрочем, на этот счет можешь не беспокоиться. Ты не в моем вкусе.

— Спасибо, уважил, — хмыкнул Игорь. — А иначе что, предложение сделал бы?.. Глядишь, и мальчонку бы из детдома усыновили. Вот была бы семейная идиллия!..