Хачатур Абовян - Вагаршак Тер-Ваганян

Дальше мы увидим, как отнеслись к его просьбе «господин действительный статский советник» и «многоуважаемый покровитель Броссе».

Марий Броссе (Всесоюзная Ленинская биб-ка)

На конкурс Абовян прислал две своих работы. Ниже мы дадим о них реферат академика Броссе, который был назначен рецензентом, по рекомендации Френа. Броссе седьмого мая 1840 года обратился к попечителю с письмом, где весьма осторожно излагал свой взгляд на задачи кафедры, спрашивая мнение университетских заправил. Ему казалось, что Авакова выдвигает попечитель университета Мусин-Пушкин, поэтому хитрый академик вскользь дает ему понять, что он не прочь помочь ему протащить того в профессора: «Один из двух конкурентов, Аваков, чья работа помечена Астраханью, то, что мне дает полагать, что Вы должны его знать (слово неразборчиво)… занялся своей древней литературой, в то время как второй, Абовянов, директор гимназии в Тифлиссе, смотрит на книжный язык Армении или скорее на распространение этого языка как настоящую (помеху) для цивилизации своего народа и рекомендует в первую голову язык народный (Vulgare) или новый. Все те из наших господ, кто его знает, воздают ему большую похвалу, оценивают его как выдающегося армянина и как очень способного для распространения подлинного света на своей родине. Однако его преувеличенная любовь к народному армянскому языку может делать его более годным на должность учителя, которую он имеет в настоящее время, чем профессора в университете».

Хотел ли Броссе предупредить желание «господина попечителя» протащить своего человека или с академической изысканностью он доносил о желании господ петербургских «благодетелей», чтобы Абовян остался на Кавказе, судить трудно. Всего вероятней мы в данном случае имеем и то и другое: душа академика достаточно вместительна, чтобы вместить несколько чувств, сходных с отмеченными.

Не дожидаясь ответа, Броссе представил свое заключение Конференции Академии Наук и, получив одобрение, передал его министру просвещения. Заключение представляет несомненный интерес для биографии Абовяна, ибо обе представленные Абовяном рукописи были ему возвращены и не были никогда изданы, о них мы можем судить лишь по пересказу академического референта.

Вот это заключение. Из него я извлекаю только то, что имеет прямое отношение к X. Абовяну и его двум работам.

«До 1 марта 1840 года представили свои работы только двое: Абовян и Аваков. Работы Абовяна, полученные первыми в Академии, суть: «1) «Русская теоретическая и практическая грамматика на армянском книжном языке» по методу Таппа. Это, вернее, армянский перевод книги Таппа с предисловием на русском языке. 2) «Книга для чтения, составленная по методу лучших специалистов, предназначенная для юных армян». Она написана на народном языке, к ней приложена краткая статья (на немецком языке) о целях издания.

Аваков же представил «Беглый очерк армянской литературы». Из этого краткого сообщения легко видеть, что ни один из двух соискателей не выполнил целиком условий конкурса, первый совершенно уклонился от темы, дав вместо литературного труда перевод чисто практического пособия, не имеющего никакого отношения к армянской литературе, а также руководство для обучения детей чтению, второй же дал по крайней мере собственный литературный труд, заключающий кой-какие научные изыскания…

С другой стороны, первый автор возбуждает в своих трудах, очень значительных, совершенно новый вопрос, который прямо касается будущего армянской кафедры в Казанском университете и решение которого зависит исключительно от властей, создавших ее. Вопрос этот настолько важен, что независимо от мнений о сравнительных достоинствах представленных работ, станет основным вопросом, от решения которого будет зависеть судьба соискателей».

После подробного разбора работы Авакова академик продолжает:

«…Перейдем теперь к трудам другого соискателя. Его мысль — перевести на армянский язык прекрасную русскую грамматику Таппа — без сомнения очень похвальна. В то время как министр (народного просвещения) с такой энергией и рвением осуществляет мысль о развитии изучения русского языка во всех университетах империи, автор своей попыткой положить начало изучению этого языка армянами доказывает, что он понял свое время и истинные нужды своих компатриотов. В русском предисловии он излагает вышедшие до него труды по облегчению изучения русского языка армянами. Он основательно осуждает систему транскрипции русских слов латинскими буквами, усвоенную Минасом, переводчиком на армянский язык русской грамматики, систему построенную на итальянском произношении, притом очень несовершенном. Так как итальянское произношение конечно неизвестно ученикам, изучающим русский язык, то систему Минаса никак нельзя похвалить. Автор осуждает также способ передачи отдельных звуков русского языка армянскими буквами… М. Петерман (Берлин) автор новой армянской грамматики доказывает многочисленными примерами своевременность перехода к более точной транскрипции. Я вполне разделяю этот взгляд и с удовольствием вижу, что и наш армянский автор того же мнения, хотя оно ему не было известно. Я все-таки отметил на его рукописи несколько неисправностей в деталях, которые, я полагаю, должны исчезнуть из его системы, чтобы сделать ее вполне правильной и логически совершенной…»

«Я тщательно читал этот перевод (грамматики Таппа — В. В.), сравнение с оригиналом убедило меня в том, что текст переведен совершенно точно, я мот отметить только несколько незначительных пропусков, о которых автор сам упоминает в предисловии, несколько изменений в области материала, а также удачное приложение об улучшении за последнее время политики народного образования в Закавказьи».

«…Второй труд этого же автора, его «Книга для чтения», состоит из двух частей: теоретической и практической.

В немецком вступлении, которое было прочитано г. Френом и получило его прекрасный отзыв, автор излагает историю изменений и упадка древнего армянского языка, он говорит, что последний совершенно вышел из употребления в Армении, где одно только духовенство (и то не без исключений) знает его и пользуется им, хвалит преимущества современного языка, его простоту, настаивает на необходимости обучить армянский народ правилам нового языка и устранить старый язык, утверждает, что игнорирование нового языка и сохранение старого есть причина глубокого невежества, в которое погружен народ и само духовенство: в осуществление этих целей он и составил свою хрестоматию на народном армянском языке.