Досье Сарагоса - Пьер де Вильмаре

В спешке и горячке Москва забыла сообщить, на какой новой длине волн Центр будет подтверждать получение радиограмм и передавать свои замечания или направляющие вопросы. Кроме того, с ее новым шифром сеть не сможет в тече-ние нескольких недель связаться с Москвой, так как радиоретрансляционная станция между Берлином и советской столицей находится в Брест-Литовске, а Брест-Литовск занят немцами. Потребуется несколько месяцев, чтобы справить-ся с этими перебоями, по крайней мере, для берлинских групп, потому что дру-гие ответвления «Оркестра» в четырех или пяти странах, оккупированных Гер-манией, функционируют очень хорошо благодаря ретрансляторам в Скандина-вии, в Швейцарии или даже через Лондон!

7.2. Кто защитил Грету Кукхоф?

Любопытный эпизод: в своих мемуарах, опубликованных в СССР в 1974 году, советский автор и ветеран разведывательных служб А.С. Бланк утверждает, что человеком, с которым встретился Коротков в тот самый день 24 июня, была Гре-та Кукхоф. Мы же настаиваем, что в действительности это была Элизабет Шу-махер, и опираемся при этом на описание событий этого дня в официальной ис-тории советской внешней разведки. Для чего за прошедшее время, после рас-пада СССР в 1991 году и смены режима, власти, ответственные за публикацию этой официальной истории, стали бы дезинформировать читателей в этом во-просе? Это замечание тем более важно, что с историей Греты Кукхоф мы затра-гиваем одну из тайн, которые всецело занимают нас в этом труде.

Урожденная Грета Лорке, она вышла замуж за писателя и кинопродюсера Адама Кукхофа, которого Геббельс в 1937 году изгнал из киностудий. Он был сыном промышленника из Аахена, что позволило ему существовать и посвятить себя «работе», которой раньше предавалась Грета, а позднее они вдвоем. Грета, по-лучившая юридическое образование, была секретарем адвокатской конторы в Цюрихе, перевела на английский язык две книги Геббельса, и представляла в Германии права американских коммерсантов. Она также была одним из наилучших советских агентов… Введенная в 1937 году в ведомство по расовым вопросам, организованное полковником Николаи, Грета стала одной из главных связных между Москвой и Арвидом Харнаком, и между другой сетью, базирую-щейся в Лейпциге, и Москвой. Она, впрочем, сама рассказала, «что за неделю до развязывания войны, она получила от Эрдберга первый радиопередатчик, который весил четыре килограмма и хранился в маленьком чемодане» (цитата из книги Хайнца Хёне «Пароль: Директор»). Следовательно, это было 17 или 18 июня, а не 24.

Ее муж Адам выведен из игры в августе 1942 года в ходе волны арестов, кото-рая вдруг поражает «Красный оркестр». Грета последовала за ним. В течение недель вместе с примерно тридцатью подозреваемыми она подвергается самым жестоким допросам. Избитая, подвергнутая таким пыткам, что она приближает-ся к грани сумасшествия. Грета доходит до того, что сочиняет в своей камере что-то вроде оды Гитлеру… Затем неожиданно наступает перерыв. Прокурор Манфред Рёдер готовит документы для суда, причем Гестапо-Мюллер считает, что он чересчур медлит, в то время как расследование продолжается, распро-страняясь на Германию и на всю Европу. Но этот процесс как будто не интере-сует Мюллера, зато он торопит Рёдера.

В 1943 году обвиняемые повторяют свои объяснения, согласно которым их сети занимались только антинацистской пропагандой. Даже захваченные радиопере-датчики якобы служили только для распространения «антифашистской» пропа-ганды. Тут, мол, и речи не было о шпионаже.

Затем проходят странные сделки и переговоры за кулисами суда, которому по-ручено провести процесс «Красного оркестра». Суд состоит из двух судей и из трех офицеров, заседает под председательством Александра Крэля во Второй палате, на глазах у Имперского военного трибунала Рейха.

Судья Крэль неоднократно защищает обвиняемых от нападок и даже оскорбле-ний прокурора Манфреда Рёдера, который, очевидно, практически не занимает-ся поиском истины, а хочет добиться смертных приговоров. После войны Грета будет говорить о Крэле как о человеке, у которого были «высокие духовные принципы и правильное понимание своей ответственности…»

В этот момент Мюллер поддерживает постоянную связь с судьями, в особенно-сти с адмиралом Максом Бастианом из Имперского военного трибунала. И вот во время вынесения приговора Бастиан решительно вмешивается, настаивая, что-бы, хотя Адам Кукхоф был приговорен к смертной казни 5 августа 1943 года и казнен, но его супругу Грету пощадили. Однако документы Рёдера и тех, кто пережил поражение, доказывают, что Грета играла весьма существенную роль, и не в пропаганде, а именно в функционировании советских разведывательных сетей в Германии, в то время как роль ее мужа Адама в этом была только второстепенной!

Кто, следовательно, защитил Грету Кукхоф? Не было ли в полном подчинении у руководителей советской разведки в Германии кого-то, ради кого можно было пожертвовать десятками агентов из этих разведывательных сетей (около сотни их было арестовано между летом 1942 и летом 1943), ради того, чтобы сохра-нить некоторых, которыми Москва особенно дорожила?91

Около десяти случаев такого рода привлекли наше внимание, главным образом начиная с лета 1943 года, с момента, когда зондеркоманда («Sonderkommando», буквально особая команда, специальный отряд), созданная под исключительным руководством Гестапо-Мюллера, претерпевает не-сколько кадровых изменений. И эти люди, среди которых были следователи, надзиратели или жертвы, вдруг снова всплыли на поверхность после 1945 года в Восточной Германии — как и Грета Кукхоф.

7.3. Многозначительный анализ

К концу сентября 1942 года семьдесят членов «Красного оркестра», его немец-кого ответвления, находятся под замком. Два месяца спустя их уже больше ста. Добавляются те, кто, в свою очередь, был раскрыт в Бельгии, во Франции, в Центральной Европе, так, что министерство Генриха Гиммлера принимает реше-ние поставить на это досье наивысший гриф секретности, т. е. «Совершенно секретно. Только для Верховного командования». И, в самом деле, было весьма нежелательно, чтобы общественность в Германии и в оккупированной Европе смогла узнать, что организация такой значимости смогла нанести такой вред Рейху и так глубоко внедриться в его структуры.

Директива, датированная 12 июня 1942 года, требовала «более строгой органи-зации допросов». Книги, вышедшие в Москве в конце 1990-х годов, сообщают, что, несмотря на пытки и избиения, которым ежедневно подвергали заключен-ных, такие люди как Харро Шульце-Бойзен держались с мужеством. Он застав-лял себя заниматься гимнастическими упражнениями, всякий раз, когда он был в состоянии их делать. Его истязатели иронизировали: «Послушай, Харро, ты ведь не доживешь до ближайшей олимпиады в Москве!»

Гестапо-Мюллер восхищен поведением и идеологией обвиняемых. В своем до-кладе Гиммлеру, который тот пересылает Гитлеру, он в декабре 1942 года пи-шет: «Как констатируют протоколы допросов, обвиняемые борются не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они уже настолько отда-лились от идеологии Запада, что рассматривают ее как безнадежную или боль-ную, и они не видят больше иного спасения для человечества, чем на Востоке».

Лишенный какого-либо чувства жалости, Мюллер здесь, сам того не осознавая, высказывает свои собственные мысли. Ведь он не только еще с конца 1920-х годов восхищается техникой и функционированием советской тоталитарной власти, но он также считает, что Запад безнадежен или болен, и что лишь на Востоке есть способ, который мог бы остановить и повернуть вспять этот процесс.

До настоящего времени это место в его докладе оставалось незамеченным, между тем, мысли Мюллера, представленные в нем, совпадают с тем, о чем он весной 1943 года говорил Вальтеру Шелленбергу.

Последний писал так: «Серьезные подозрения относительно искренности его (Мюллера) работы против России у меня впервые возникли весной 1943 года после окончания совещания атташе по делам полиции в иностранных государ-ствах. Мюллер, мои отношения с которым становились все более враждебными, в тот вечер был подчеркнуто корректен и вежлив. Я думал, что это оттого, что была уже почти ночь, и он порядком успел напиться, но вдруг он сказал, что желал бы поговорить со мной. Разговор пошел о «Красном оркестре». Он весьма настойчиво стремился выяснить причины, которые крылись за фактами измены, и хотел получить представление об образе мыслей, на основе которых такая измена стала возможной.

— Я думаю, — сказал тогда Мюллер, — что, по вашему собственному опыту вы должны признать, что советское влияние в странах Западной Европы нашло распространение не только среди рабочего класса; оно завоевало привержен-цев и среди образованных людей. Я оцениваю это как неизбежное историческое явление нашей эпохи, в особенности если принять во внимание духовную анархию западной культуры, в которую я включаю и идеологию Третьего рейха. Национал-социализм не более чем куча отбросов на фоне безотрадной духов-ной пустыни. В противоположность этому в России развивается единая и со-вершенно не поддающаяся на компромиссы духовная и биологическая сила. Цель коммунистов, заключающаяся в осуществлении всеобщей духовной и ма-териальной мировой революции, представляет собой своеобразный положи-тельный заряд, противопоставленный западному отрицанию.