Бретонская колдунья - Юлия Галанина

– Еще чего! Чтобы я к дьяволу подошла! Твой кузнец с ним целуется, пусть он и подходит! – отрезала Жаккетта.

Нубиец равнодушно лежал в своей клетке, меланхолично жевал осточертевшие булочки и в перепалку не встревал.

Наконец Жерар отбил у рогатого его драгоценный навоз и с облегчением закрыл клетку.

– Легче с быком управиться! – вздохнул он и поплелся к выгребной яме.

Вывалив содержимое ведра, он уже куда более веселый вернулся к скучающей на бревнышке Жаккетте.

– А чего сарай без замка? – спросила она, нехотя вставая. – Вдруг сопрут что?

– А что тут красть? – удивился Жерар. – Только козел, да чернокожий заперты. Кому такое хозяйство нужно? Пошли, провожу. Только ключи повешаю.

Они дошли до кузницы, и Жаккетта увидела, как Жерар с порога вешает кольцо с ключами на гвоздь где-то у входа. В глубине кузницы мускулистые молотобойцы ахали громадными молотами по железяке, лежащей на наковальне. Жак Кривая Нога, вцепившись клещами в край железки, поворачивал ее под ударами и что-то командовал. По лицам и телам, отливающим в свете горна кирпично-красными тонами, тек пот.

– Так правда уезжаете или врут? – возвратился к так грубо прерванной козлом теме Жерар, подхватывая Жаккеттину пустую корзину.

– Уезжаем, – подтвердила Жаккетта. – Госпожа Жанна решила в Бретани жениха искать. Там, говорят, они попородистей и побогаче, чем наши.

– А ты тоже едешь или останешься? -

Жерар опять, как при первой встрече, якобы машинально положил свободную руку на Жаккеттино плечо.

Ради пользы дела Жаккетта решила пока не обращать на этот жест внимания, полагаясь на защиту святой Агнессы и близость опушки рощи.

– Обязательно поеду! Я ведь госпоже Жанне волосы укладываю. Способней меня среди камеристок нету! – похвасталась она. – Так что я теперь везде с ней. А ты домой скоро собираешься?

– Да, может, в воскресение пойду. Отцу мотыгу отнесу – сам ковал!

– Здорово! Я тебе узелок дам, моим занесешь. Сегодня вечером и отдам.

– Сегодня не получится.

Не выпуская корзины из рук, почесал в затылке Жерар и еще сильней обнял Жаккетту.

– Господи кюре решетку привез чинить – до ночи провозимся.

Роща кончилась. Жерар с сожалением выпустил из-под руки Жаккетту.

– Ну ладно, тогда завтра занесу! – Жаккетта забрала свою корзинку и заторопилась домой.

К вечеру наползли нежданные тучи, и разразилась сильная гроза.

– Христианское ли дело, по такой погоде невесть куда девчонку гнать? – риторически спрашивала тетушка Франсуаза затылок господина Шевро, который грелся у очага с полной кружкой в руках.

– Вообще полный срам: как проклятая, два раза тесто заводи, булки пеки – ни днем, ни ночью покоя нет. Где такое видано? Два раза в день сдобу печь? Что, один нельзя?! И главное, зачем?! Дьяволу в пасть. Расскажи-ка, Жаккетта, кому ты корзины с моей стряпней таскаешь!

– У кузнеца в сарая два черта сидят! – наверное, в пятнадцатый раз, но от этого не менее охотно, чем в первый начала просвящать всех присутствующих Жаккетта.

– Один – вылитый козел, второй – навроде человека, но оба черные, как закопченный котел! Булками кузнец того, который как человек, ублажает. Я без креста и молитвы в этот проклятый сарай и не вхожу. Знала бы заранее, что к дьяволу пошлете, господи Шевро, нипочем бы не согласилась!

– Обе дуры! – не сошел до пререканий с женщинами управляющий.

– Если человек монетой платит, так хоть пять раз в день печь будете, ежели понадобится! А ваши россказни про дьявола – глупая ерунда! Сколько черных козлов по дворам – и все черти? Жак просто попугал вас, чтобы любопытные бабские носы не совались по чужим углам. А про черного человека, то вообще не ваше дело! И нечего глупые языки распускать. Булки готовы? Так иди, девочка, иди. Плащ, возьми, да корзину получше закутайте, чтобы стряпня, не дай Бог, не промокла. А ты, дорогуша, и так не размокнешь, не сахарная!

Выбравшись за крепостную стену, Жаккетта подставила разгоряченное кухонным чадом лицо тугим прохладным струям.

«Не иначе Пресвятая Дева знак подает!» – подумала она. – «Сейчас надо нубийца вытаскивать!»

Бурым стожком сена в большом, до пят, плаще подобралась Жаккетта к приоткрытым дверям кузницы и затаилась в кустах, гадая, как же ей взять ключ со стены.

Кривая Нога и подмастерья возились у кованной церковной ограды, крепя завитушки и фигурные кресты. Подобраться поближе незамеченной не было никакой возможности.

«Так и простою здесь до скончания века!» – уныло подумала Жаккетта, чувствуя, как промокает спина.

Но на ее счастье, с крыльца дома неуклюже спустилась необъятная кузнецова служанка и неторопливо «поплыла» к кузнице. Встав на пороге руки в боки, она зычно крикнула:

– Жрать идите!!

Кузнецы охотно оставили работы и, как утята за матушкой уткой, потянулись за гром-бабой к жилому дому.

Убедившись, что за последним голодным закрылась дверь, Жаккетта выбралась из кустарника и метнулась к кузнице. Кольцо с ключами спокойненько висело на том же гвозде, куда утром его поместил Жерар.

Схватив ключи, Жаккетта заспешила к сараю.

– Ну все, Абдулла, кончилось твое заточение! – радостно сообщила она, открывая клетку.

Но нубиец выбираться не спешил.

– Над каждый земной тварью Аллах установил фатум. Судьба. Мой судьба – умереть в твой стране. Этот место! – сообщил он в ответ.

– Ну и дурак! – возмутилась Жаккетта. – твой судьба – убежать из этот место! Тьфу, язык сломаешь! Говорю тебе, Дева Мария велела тебя освободить, значит, твоя судьба – бежать! Чего артачишься?! С Аллахом твоим она договорится! Не видишь, даже грозу послала! А где это видано, в такое-то время гроза! В том году ни дождичка за все лето! Смотри, рассердится на тебя, дурака безмозглого, что ее волю не исполняешь, и бежать не хочешь!

В подтверждение ее слов ослепительная молния ударила в могучий дуб рядом с сараем.

От ужасного грохота заложило уши и Жаккетте показалось, что она оглохла. Закрыв лицо руками, она замерла на месте, чувствуя, что какая-то странная, но сильная боль пронзила ступню.

Когда стало тихо и слух вернулся, Жаккетта убрала ладони с лица и увидела, что нубиец лежит зажмурившись и заткнув уши. А земляной пол сарая взрыт глубокой бороздой, идущей снаружи, из-под стены.

Траншея прошла рядом с ногой Жаккетты и, не доходя до помоста с козлом, оканчивалась небольшой воронкой.

– Вот видишь?! А я что говорила! Уже злиться!

Жаккетта сама со злости топнула больной ногой и чуть не закричала.

– Из-за тебя и мне досталось – ступня вся горит! Вылазь, а не то побью!!!

Нубиец не решился дальше спорить ни с разгневанной Пресвятой Девой, ни с разъяренной от боли Жаккеттой и покорно, хоть и неохотно, вылез из своей тюрьмы.

– Теперь помоги!

Жаккетта скинула тяжелый мокрый плащ и сняла холщовый передник.

– Лезем на помост, козла ловить будем! – объяснила она нубийцу.

Тот равнодушно кивал головой, двигаясь, как вареная рыба.

Забравшись на помост и открыв клетку, Жаккетта ловко и привычно набросила фартук козлу на рога так, чтобы он прикрыл морду.

– Тащи его вниз! – приказал она.

Отъевшийся на свежих сдобных булках Абдулла довольно легко поднял козла и снес с помоста.

– Засовывай в свою! – как заправский полководец с холма или капитан с мостика командовала сверху Жаккетта, замыкая бывшее обиталище рогатого.

Затем она, прихрамывая, слезла с помоста и, подойдя к клетке, сдернула передник с острых рогов.

Козел недоуменно осматривал новое жилище.

Закрыв и этот замок, Жаккетта оглядела дело рук своих и осталась очень довольна.

– Пошли! – дернула она безвольно привалившегося к стенке Абдуллу.

Выбравшись из сарая, беглецы увидели, что молния ударила в соседний дуб, винтом прошлась от его макушки до середины, врезаясь в деревянную плоть. А на середине ствола точно гигантским топором палача отсекла от великана хороший кусок и от корней расползлась во все стороны змеистыми траншеями. (Одна такая борозда и прошла как раз под сараем, задев разрядом ступню Жаккетты.)

– Стой тут!

Бросив Абдуллу на тропе Жаккетта и заспешила обратно к кузнице, молясь, чтобы кузнецы еще ели.

Там, действительно, было пусто, работники все еще наслаждались ужином. Повесив кольцо на прежнее место, Жаккетта с облегчением перевела дух. Пока все шло нормально.

Вернувшись к нубийцу, она повела его к опушке рощи.

Дождь по-прежнему хлестал землю косыми струями и ни одна живая душа, кроме беглецов, на свежий воздух не рвалась, предпочитая сидеть в каком-нибудь укрытии.

Добравшись до опушки, Жаккетта свернула с тропки в кусты, где она оставила корзину.

Замороченный событиями сегодняшнего вечера, Абдулла понял это так, что его освобождение закончилось.

Безнадежно глядя на залитые дождем в серой вечерней дымке поля и мокрый, темной горой возвышающийся замок, он сказал: