Лень, алчность и понты - Игорь Галеев

Но зато страх прошел. Теперь стало понятно, что за словами стоят пусть и темные, но вполне земные силы, что просто какие-то группы людей имеют "говорящие" листы и следят за каждой фразой. Нужно было решиться - что делать с этим Н.К., который действительно когда-то имел доступ к системе.

Можно было бы, к примеру, назначить встречу в людном месте, где никто бы не осмелился его похитить. Например, в Кремле, в Оружейной палате. Но если это государственные структуры? Да и зачем встречаться. Ему просто нужно избавиться от иллюзии, будто он выйдет на порядочных людей, с которыми можно было бы изучать бумаги.

И тут его осенило - а нужно ли их изучать и вообще - возможно ли их изучить? Или точнее: - хотят ли сами бумаги, чтобы их изучили, позволят ли они кому-то проникнуть в себя?

Конечно, он не мог их не изучать, но и понимал, что они гораздо шире человеческого сознания, по крайней мере, его собственного, и что постичь их невозможно.

На листе "память-желание" он написал:

"Память. Происхождение листов и свитков из сундука."

Ответа не было.

"Откуда поступает информация, как работает система, откуда появились листы, на которых я пишу?"

"Всегда. Всегда. Всегда." - замигали слова, а затем пошли десятки, сотни имен, прозвищ, фамилий на многих языках.

Тогда Афанасий написал:

"Желание. Ключ к пользованию системой-листами, как определить желаемое?"

"Наблюдение, анализ, образы, характеры, вымысел, фантазия, цели, преемственность, расчет, энергетика, жертвенность. Сочинитель."

"Но что нужно желать?"

"Сочинитель."

И сколь бы Афанасий не "пытал" неизвестного Абонента вопросами, на листе всплывало одно слово: "сочинитель".

Он так и не спал до утра, а когда прекратил свой допрос, то на листе возник вопрос:

"Убедился?"

"А это ещё кто?"

"Н.К. Ты же подключился ко мне. Я наблюдал весь диалог. Мы же договорились назначить встречу. Ты обещал подумать. Не опасайся, нас никто не читает."

"Я не идиот", - и Афанасий быстро дописал: "Желание. Н.К. заблокировать."

Его совсем задергали. Было уже утро. Он выключил свет и вышел на улицу.

"Что делать? Всегда. Всегда. Всегда. Я могу изменять мир - это определенно. У меня полная свобода действий, но я не могу ею воспользоваться. Я не готов. Можно распоряжаться судьбами людей, можно карать и миловать - но и что с того? Кто я такой? Кто я есть по существу и чего я действительно хочу?"

Он не заметил, как вышла Ирина.

- Поговорим? - спросила она.

- Поговорим. О чем?

- Я устала. Я больше не могу здесь жить. Мне трудно с Ольгой. Она мучается, я мучаюсь.

- От чего ты мучаешься? Займись делом. Это все от безделья. Ты эгоистично себя ведешь.

- А ты как?

- Господи, не переводи на меня! Я занят, я исследую...

- Кому это нужно?

- Кто знает, может быть, это нужно всем.

- Нам не нужно было сюда приезжать. Ольга просто больная, да и ты стал... другим.

- А что ты хочешь - конкретно?

- Я хочу жить нормально, в своем доме, а не в чужом.

- Ты что, потерпеть не можешь? Поживем лето, потом купим квартиру.

- Мы остались без ничего. А ты сходишь с ума над этими бумагами.

- У нас есть деньги.

- Где они? Я уже не верю, что они есть.

- Хорошо, давай купим на имя Ольги квартиру. Только мне нужно съездить, взять деньги.

- Афанасий, - она уткнулась ему в плечо, - ты пойми меня правильно. Я не хочу жить с Ольгой, она любит тебя. Я не могу с этим справиться, у меня от этой раздвоенности крыша едет. У нас все-таки... дети.

- Все-таки, - согласился он.

Они устроили общий совет и решили, что нужно купить квартиру. Главное - не появляться у знакомых и родственников.

Хлопоты по подбору квартиры заняли три дня, Ольга ездила по фирмам, смотрела варианты, и, наконец, остановились на новой трехкомнатной.

Нужно было ехать за деньгами.

За эти три дня Афанасий многое успел. Он по часов шесть в день читал "информационные" листы, пытаясь понять устройство системы. Она работала безостановочно. Информация лилась сплошным потоком и помимо белиберды выдавала много интересного и неожиданного. Сначала Афанасий взялся переписывать некоторые тексты, но затем открыл ещё одну возможность листа "память-желание". Путем его наложения на "информационный" текст можно было вносить желаемое в память под определенным номером или кодом. То есть система могла работать как компьютер. Ее вообще можно было бы назвать компьютером, если бы не этот лист "память-желание", исполняющий человеческую волю. И если остальные листы бесстрастно выдавали информацию, то лист "память-желание" вступал как бы в диалог и анализировал решения или запросы.

В одну из ночей Афанасий узнал о ещё одной особенности "говорящих" бумаг. Буквально в один момент на них исчез текст, и все они, лежащие в стопке и по одному на столе , сначала немного позеленели, а затем начали излучать слабый желто-зеленый свет. Это свечение было особенно заметно в темноте.

Афанасий перебрал все листы и на одном из них увидел стихотворение. Он не успел его прочесть, строки быстро растворились, но зато возникла живописная объемная картинка - на ней были горы, облака, какая-то хижина. И очень быстро изображение начало сжиматься, как бы собираться в кружок, а затем и вовсе превратилось в точку, и свечение погасло.

Второй раз такое же случилось днем, и на одном из листов Афанасий обнаружил художественный текст. На этот раз впервые он был письменным - с помарками, зачеркиваньями, и писался прямо на глазах. Это продолжалось, наверное, около часа. Когда лист заполнялся, то продолжение возникало на каком угодно другом. Это был отрывок без начала, с виду обычная беллетристика, но с каким-то особым своевольным чувством, с особой энергетикой - так Афанасию показалось.

Он попытался внести этот текст в "память-желание", но ничего не получилось, чудесный лист на этот раз никак не отреагировал и был пустым, как все другие.

Исчез рукописный текст точно так же, как и в случае со стихотворением, только на месте последней строки сначала вырисовался человеческий глаз, потом появился второй, потом очень быстро все начало сужаться, в какой-то момент возник портрет или, лучше сказать, образ человеческого лица и тут же этот еле уловимый образ мгновенно улетучился в точку. Она мигнула и исчезла. Листы прекратили свое желтоватое свечение.

И все эти чудеса Афанасию следовало пережить и остаться в добром здравии! Он крепился изо всех сил. Тем более, что ему, ко всему прочему, приходилось осмыслять очень задиристые и острые не то статьи, не то трактаты, постоянно появляющиеся на трех листах, что были залиты кофе.

От всего этого не просто голова пухла, а порой наступала безвольная прострация, когда в мозгах вскипал кромешный хаос, переходящий в полнейшее безразличие.

Примерно в таком состоянии он выехал в ночь на место клада. С ним увязалась Ольга. Они ехали молча, и, глядя на темную дорогу, Афанасий думал, что вся жизнь людей и сама Земля напоминает дно колодца, из которого мало кому удается подняться наверх - даже не к звездам, а к иной жизни, в которой нет этой грубой социальной, биологической, национальной и физической определенности.

- Я хотел бы быть свободным сгустком энергии, - сказал он вдруг вслух, - но я не знаю - действительно ли я хочу именно этого.

Она сказала о другом:

- Знаешь, нам нужно выкопать сундук, если , конечно, он на месте.

- Зачем?

- Мне кажется, что бумаги не зря хранились в сундуке.

- Я об этом как-то не думал. Давай выкопаем. Сколько возьмем денег?

- Сам решай. Они твои.

- Мое! Твое! - разозлился он. - Я бы вообще к ним не прикасался, если бы не семья.

Они свернули с шоссе и подъехали к памятной Афанасию поляне.

- Отсюда пойдем пешком, - и показал: - вон, видишь, хворост, под ним должен быть сундук.

Прошло уже почти два месяца, но Афанасию показалось, что это только вчера он чудом живым и разбогатевшим выбрался отсюда. Может быть, их до сих пор здесь караулят?

Он достал лопату, и они пошли к пруду - к молчаливой воде, отражающей бегущую по облакам луну.

Он долго не мог найти место, и уже совсем отчаявшись, заметил зарубку на стволе ели. Мешок был извлечен, и, посветив в него, Афанасий убедился, что все на месте.

- Может теперь она успокоится.

И она поняла, что он имеет в виду Ирину.

- Оставлять здесь не стоит, ещё в темноте наследим, и будет заметно, что копали. Возьмем все.

- А сундук?

- А если он не влезет в салон?

- У них же влез.

- Сдался он тебе! - но Афанасию тоже почему-то хотелось ещё раз увидеть этот сундук.

Они отправились назад и, обойдя пруд, заметили за деревьями свет от фар. И, видимо, они светились рядом с их машиной.

- Ну вот, - равнодушно сказал он, - допрыгались.

- Это милицейская, - увидела мигалку-вертушку Ольга. - Бросай все под дерево! Раздевайся!

И сама стала снимать одежду.

Он ещё не понял, что она задумала, но подчинился, и, пока прятал под ель мешок и лопату, Ольга оказалась в воде.