Город Солнца - Брайан Стэблфорд

И все они знали, что Бог существует. Они знали это, без каких-либо вопросов. Не могло ли это знание, задумался я, иметь своим источником то же чувство взаимного слияния?

— Что происходит, — спросил я его, — с людьми, которые умирают?

Его лицо несколько раслабилось, пока длилось молчание. Теперь же я увидел как его мышцы неожиданно напряглись. Его лицо окаменело. Я понял, что приблизился к области, которую Сам определил, как запретную — знание, которое от нас должно было скрываться до тех пор, пока мы не согласимся на надлежащий способ понимания.

— Их тела уничтожаются, — сказал он.

— В газовых печах? — Спросил я. — Вместе с навозом и морскими водорослями?

— Да, — ответил он.

Это не казалось дающим слишком много. Это было логичным… быть может, несмного слишком логичным. Но это не было ключевым вопросом. Что я действительно хотел знать, так это…

— А что происходит с компаньоном?

Его лицо уже приобрело каменное выражение, и теперь на нём не дрогнул ни одни мускул.

— Компаньон не умирает, — сказал он. Это было достаточно верно. Коммуны никогда не умирают. Отдельные клетки умирают, но их смерть не пробивает бреши, как это случается при удалении клеток из сложно устроенных организмов.

— Так что же происходит с ним? Он вытаскивает свои корни и ждёт, пока его пересадят новому хозяину?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — ответил он. По крайней мере, это было откровенное заявление. Здесь начинался барьер. Здесь находились секреты, которые скрывались от нас в течение двадцати-дневной ознакомительной игры.

— А как насчёт души мёртвого человека? — Продолжил я. — Она попадает на небеса посредством генерации газа? Она отлетает от покойника, чтобы встретитья с его создателем?

Сарказм, конечно, пропал даром — так же, как и некоторый вызов.

— Душа, — ответил он, — не меняется со смертью. Она такова, какой была всегда, в Самом и исходит от Самого.

Здесь, снова, был явный менталитет роя. Индивидуальность — это всего лишь часть целого. На жизнь и разум целого не оказывает никакого влияния смерть индивидуума. Индивидуум был частью целого, но умерев, он становится ничем, а целое остаётся тем же самым. Зачем им относится с почтением к своим мёртвым? что я делаю с клочками состриженных волос или кусочками ногтей? Какое мне дело доклеток кожи, которые отмирают каждый день? Они были частью меня, но больше ими не являются. Я же не изменился. Но эти клетки никогда не обладали каким-либо собственным существованием. Если бы я был образованием основанным на базе общественных псевдо-организмов, думал бы ли я так же? И если бы я был частью человеческого общества, которое каким-то образом обладало ментальностью общественных псевдо-организмов, мог бы я тогда думать о собственой жизни в тех же понятиях, что я думаю о жизни этих кусочках ногтей или клетках кожи?

Возможно.

Но я всё ещё не мог до конца осознать, что могло происходить здесь… какого рода отношения существовали между аркадийцами и их паразитами. Этомогло быть замечательное содружество, когда чёрные клетки дают всевозможные преимущества в обмен на жизненные соки, которые они получают от своих хозяев — лучший контроль над телом и разумом, возможно, защиту от болезней, если защитные ресурсы паразита прибавляются ресурсам тела хозяина.

С другой стороны, это мог быть полный контроль хищника над жертвой — все те же преимущества, но действующие исключительно в интересах побегов и их совершенно гипотетических независимых личностей, родившихся в присвоенных мозговых клетках.

Такие личности, если они существовали, имели бы некоторые существенные преимущества перед их первоначальным вариантом. Изменчивость. И свободу от морали. И единственным ограничением их потенциальных возможностей и разума было бы то, на сколько большими они смогли бы вырасти. Сколько вещесва чёрного паразита мог содержать каждый человек? Какого рода дополнительную биомассу мог прокормить человеческий апетит в дополнение к своей собственной. Я снова подумал о Земле. Я видел некоторых с очень большим апетитом — и видел людей таскавших на себе просто поразительные излишки биомассы — даже с угрозой для своего собственного здоровья.

Даже, если всё это так, подумал я, то могло быть и хуже. Предположим, что нечто подобное развилось на Флоре, где всё вырастает до гигантских размеров…

Холмы на западном берегу реки, по мере нашего продвижения, отступали к горизонту, и вскоре слева от нас раскинулась огромная плоская равнина. На дальнем берегу мы по-прежнему могли видеть вересковые пустоши вдоль долины реки, но небо было серым и затянутым тучами, и вершины холмов размывались клубящимися облаками.

Растительность была странно пятнистой, тёмные и светлые оттенки зелёного контрастировали друг с другом, образуя своего рода мозаику. Там где имелись деревья, они по большей части имели тенденцию расти небольшими группками — были одна или две небольшие рощи, но ни одного леса. Мы пересекли несколько маленьких ручейков и потоков, несших воду от дальних притоков речного бассейна. Сама же река в этом месте была широкой и медленно текла своим руслом.

Пока мы оставались вблизи речного берега, мы видели в избытке проявлений дикой природы. Я видел несколько стад крупных травоядных некоторые принадлежали к тому же виду, что и наши животные. Мы проехали мимо одного из стад, пришедших к реке на водопой. Они не выказали никаких признаков страха. Я с интересом отметил, что только около половины животных имели заметную поросль под косматой шерстью. Было возможно, что некоторые животные были инфицированны та, что это было не заметно, но я проехал достаточно близко от двух из них, чтобы удостовериться, что никакие чёрные линии не скрываются под их шерстью.

Степь была обильно изрыта норами, приндлежавшими мелким млекопитающим, и мы часто видели группы этих животных, питающихся в зарослях высоких растений, встав на задние ноги и балансируя хвостами, чтобы дотянуться до растущих побегов. Эти животные были так распространены, что они должны были быть основной силой, поддерживающей экологическое равновесие в долине реки, не давая слишком разрастаться кустарникам и деревьям, чтобы те смогли образовывать леса.

Дважды я видел хищников, напавших на группы в то время как те питались, оба раза успешно — но эти хищники были такими же маленькими, как и их жертвы: длинные, вытянутые зверьки, похожие на ласок. Не было никого, похожего на волка — или даже на лису.

Не было никаких очевидных признаков того, что люди когда-либо проходили этой дорогой. Я решил, что экспедиции за металлом и пластиком с кораблей должны были быть редки, а ничто другое не могло привлечь людей города сюда. Камень, который они использовали в городе, добывался в карьерах и откосов обрывов вджоль морского побережья, а также в холмах к северо-востоку от города в дальнем конце речной долины. Затем камень доставлялся вдоль побережья и вверх по реке баржами.