Автопортрет: Роман моей жизни - Владимир Войнович

Теперь уже не сам, а тамиздатская книга стала доходить до меня в большом количестве экземпляров, которые я охотно раздаривал. Книги попадали в Советский Союз разными путями. Их привозили дипломаты и журналисты. Чтото приходило даже по дипломатической почте. Решались на перевозку многие музыканты. Одной из регулярных перевозчиц была подпольная диссидентка Наталья Столярова, отсидевшая много лет за то, что была эсеркой. Потом она служила секретарем у Ильи Эренбурга, а когда мы познакомились, была уже просто пенсионеркой. Кажется, она родилась во Франции, и когда уже была старой, ей разрешали ездить в Париж. Может быть, потому, что в молодости ей не удалось удовлетворить свои сексуальные желания, она в старости к сексу проявляла большой интерес и с упоением рассказывала о мужском стриптизе, которого в Париже была усердным зрителем. То, что она могла привозить запрещенные книжки, у некоторых вызывало подозрение, которого я не разделял. Книга стала и товаром, имевшим реальную ценность. Раньше самиздатский вариант предприимчивые люди давали напрокат, беря за прочтение по рублю с головы. Теперь уже в настоящем книжном виде она появилась на рынках портовых городов. Моряки привозили ее контрабандой и продавали изпод полы.

Бакурианские греки

Ранней весной того же года Валя Петрухин предложил:

— У нас, физиков, будет семинар в Бакуриани, поехали с нами.

Я согласился. Несмотря на все слежки и угрозы, я продолжал жить довольно беспечно.

Перед поездкой зашел к Юрию Орлову, тоже физику, членукорреспонденту Армянской академии наук, жившему в Москве (сейчас он живет в Америке). Он вырос в деревне, был на фронте, доучивался после войны и стал выдающимся физиком. В 1956 году, после ХХ съезда и разоблачения Сталина, выступил с заявлением, что этих разоблачений недостаточно. Его исключили из партии, начались неприятности на работе. Академик Алиханян предложил ему место в Ереване, там Юра стал членомкорреспондентом Армянской академии наук. Потом вернулся в Москву и принял участие в правозащитном движении. Один из честнейших людей, он был председателем Московской Хельсинкской группы, членов которой преследовали за то, что они составляли и передавали на Запад бюллетени о нарушениях прав человека в Советском Союзе. Юре было 53 года, но выглядел он не больше, чем на сорок. Небольшого роста, коренастый, с пышной вьющейся огненнорыжей шевелюрой. Его молодая жена Ира Валитова, предвидя его скорый арест, заранее горевала, что его побреют наголо.

— Поехали вместе в Бакуриани, — предложил я ему.

— Нет, — отказался он. — Я не поеду — меня скоро посадят.

— Тем более поехали. Отдохнешь перед тюрьмой.

— Не могу, у меня еще есть кое-какие дела.

А каждодневные его дела были — собирать и регулярно готовить отчет о нарушениях прав человека в СССР.

Он остался, а мы с Валей Петрухиным отправились в Бакуриани вместе с другими физиками, которые не знали, кто я такой. Семинар для физиков был оплаченным поводом для исполнения их главного желания — кататься на горных лыжах. На горных лыжах я никогда не катался и до недавнего времени не знал даже, как они выглядят. Хотя на обыкновенных равнинных лыжах ходил хорошо и порой спускался с довольно крутых и неровных горок. Однажды на Воробьевых горах я поднимался по крутому и кочковатому склону вслед за двумя девушками. Те спокойно поднялись на самый верх, постояли, говоря о каких-то своих делах, и вдруг они одна за другой ухнули вниз, подпрыгивая и вертясь на кочках. Я подумал, что если они могут, то и я с этой горой как-нибудь справлюсь. Ухнул вслед на ними и, как ни странно, завершил свой спуск довольно благополучно. И только после этого обратил внимание, что у этих девушек лыжи были не совсем похожие на мои.

Ира, конечно, была против поездки. Провожая меня, предостерегала: «Ты там себе сломаешь ногу». Я обещал, что буду осторожен и не сломаю.

Приехали на поезде в Боржоми, пошли перекусить в местную стоячую хинкальную. Гулявший там высокий кавказский красавец тут же вступил с приехавшими в общение, всех пригласил за свой столик, стал потчевать вином и произносить тосты в честь дорогих гостей. Оказывается, он грек, учитель русской литературы в местной школе, но гуляет не как учитель, а как богатый восточный человек.

Выпили, закусили, съели хинкали и отправились в Бакуриани. Тут же и учитель там появился. С ним еще три друга, тоже местные греки. Дальше они появлялись везде, где были мы, заводили разные разговоры. Например, затеяли с Валей спор об идейной ущербности сочинений Солженицына (выяснилось, что греки, живя между скал, творчество Солженицына, которого тогда уже не печатали в Советском Союзе, штудировали, и очень внимательно). Стало ясно, что слово «греки» пора взять в кавычки.

Драка в горах

Нам с Валей дали отдельный коттедж с верандой на первом этаже, а остальные физики поселились в четырехэтажной гостинице. Я взял напрокат длинные и тяжелые польские лыжи с ужасно тяжелыми ботинками и сам по себе начал учиться кататься, первые два дня проявляя большую тупость. Лыжи меня не слушались, шли только прямо. Но на третий день мне объяснили, как надо ездить «плугом», я попробовал — стало чтото получаться.

В местном магазинчике мы покупали красное сухое вино в зеленых толстых бутылках, как изпод шампанского, и пили его вечерами. За время нашего пребывания скопилось много пустых бутылок — ими была заполнена вся веранда.

За день до намеченного отъезда Валя, бывший по натуре авантюристом, решил организовать литературный вечер. Он пошел к физикам и объяснил, что здесь находится такойто, он хочет вам чтото почитать. В то время лекторы ЦК КПСС распространяли обо мне слухи, что я давно уже уехал, поэтому физики не поверили Вале, сказали, не может быть, он живет за границей. Но все-таки пришли к нам в коттедж, где с большим удивлением убедились, что Валя не врет.

Я стал читать им главы из продолжения «Чонкина», поскольку первую книгу многие из них уже читали, а одна ученая дама даже призналась, что, читая «Чонкина», она со смеху упи́салась. В середине чтения явились вчетвером те самые «греки» и тоже сели. Сначала сидели молча, потом, когда я закончил читать и начался какойто разговор, они стали вставлять свои реплики и задираться. Ктото из физиков стал читать Гомера на древнегреческом. Это гостям почемуто не понравилось, они стали еще задиристей. Валя сказал им: «Раз уж вы к нам пришли, или сидите молча, или — до свидания». Они встали и, бормоча негреческие ругательства, направились к выходу. Валя решил проводить их.