Приключения Ричарда Шарпа. т2. - Бернард Корнуэлл

– Сэр! – крикнул Прайс: он заметил, что в кустах терновника уже начали строиться дезертиры, готовые напасть на смешавшийся батальон с фланга.

– В колонну! – заорал Шарп. Горнист Кросса сыграл три ноты, означавшие «построение», и Шарп повел своих людей на соединение с красномундирниками.

Капитан фузилеров, обескураженный, с безумием в глазах, командовал отступление. Шарп прикрикнул на него, требуя остановиться: по меньшей мере, шесть рот избежали взрыва, еще оставался шанс ворваться в замковый двор. Но фузилеры, повинуясь приказам своих офицеров, уже отступали.

Засевшие в терновнике построились в стрелковую цепь, готовясь атаковать батальон. Шарп почувствовал удовлетворение – не очень большое, но все же, – от того, что стрелки несколькими точными выстрелами быстро загнали их назад. Он слышал доносившиеся из замкового двора звон стали и выстрелы: значит, там еще остались пойманные в ловушку фузилеры. Они не должны умереть или, еще хуже, стать новыми заложниками для жестоких подручных Хэйксвилла. Шарп бросил свою все еще заряженную винтовку Хэгмену, обнажил палаш и повернулся туда, где темный дым все еще висел над залитыми кровью руинами. Он вытащит этих людей, а потом они возьмут замок – правильно, профессионально.

Услышав за спиной шаги, он обернулся:

– Что это ты делаешь?

– Иду с вами, – в этом вопросе Харпер не допускал возражений.

Этим рождественским днем они шли воевать. 

Глава 12

Идти через завесу горького дыма, между пожирающими обломки бочонков с порохом языками пламени – как будто перемещаться в иной мир. Исчезает свежий воздух и холодная трава долины, их сменяет вселенная мокрых от крови каменных руин и неопознаваемых ошметков сгоревшей плоти: мощеный замковый двор, где дезертиры охотились на переживших взрыв фузилеров.

Шарп увидел, как согнулся Харпер, и остановился в страхе за сержанта. Однако здоровяк-ирландец лишь вытащил из-под мертвого тела алебарду. Лезвие огромного топора, как будто созданное из серебристого света, со свистом прорезало дым, и Харпер издал воинственный клич на родном гэльском. Шарп уже видел такие моменты: в обычно спокойного сержанта вселялась ярость былинных ирландских героев. Он не думал о собственной безопасности – только о предстоящей схватке, подобной тем, о каких пели в заунывных ирландских песнях, благодаря которым в этой маленькой нации все еще держался героический дух.

Во дворе атакующих встречала еще одна линия обороны Пот-о-Фе: стена, новая, такая невысокая, что через нее легко было перепрыгнуть. К ней бежали люди с ухмылками на лицах и мушкетами в руках, готовые палить в потерявшихся в дыму фузилеров. Кое-кто даже выскакивал за стену, чтобы пустить в ход байонет. Несколько фузилеров сгрудились вместе под командой сержанта: они пытались отбиваться и гибли один за другим под ливнем мушкетных пуль.

Потом из дыма возник Харпер.

Защитникам замка он должен был показаться мифическим чудовищем, вырвавшимся из мрака, великаном, опьяненным битвой. Он промчался к стене, перепрыгнул ее, и топор засиял в его руках, рассекая дымовую завесу и окропляя мощеный двор кровью.

– Фузилеры! Фузилеры! – закричал Шарп. Он поскользнулся в луже крови, и это падение спасло его от возникшего слева французского байонета. Шарп перекатился по земле, отмахнулся палашом, расколов приклад занесенного над ним мушкета, и лягнул противника левой ногой точно в коленную чашечку. Тот пошатнулся, а Шарп вскочил на ноги и воткнул клинок в грудь француза. – Фузилеры! Ко мне! – он потянул палаш, но тот крепко засел в теле. Пнув француза, Шарп, наконец, высвободил оружие. – Фузилеры!

Боже, ну и бойня! Только то, что часть защитников схватилась с выжившими фузилерами врукопашную, не давало Пот-о-Фе очистить двор мушкетным огнем. У ног Харпера уже лежали четыре трупа, остальные бежали, устрашенные яростью великана и огромным топором в его мощных руках. Шарп заметил, что кто-то уже целится в сержанта из мушкета.

– Патрик!

Алебарда взлетела и вонзилась в голову противника. Харпер перепрыгнул через стену, скидывая с плеча семиствольное ружье.

– Брось, Патрик! Ко мне! Ко мне!

Сержант фузилеров тоже гнал своих людей к Шарпу. Трое раненых передвигались с помощью товарищей, еще один нес под мышкой знамена: оба древка были сломаны.

– Сюда! – Шарп резко развернулся, на обратном замахе снеся появившегося из руин человека в португальском мундире: тот, казалось, обезумел в запале боя. За его спиной, со стороны рухнувшей стены, среди дыма и смрада горящей плоти, возникли другие. Шарп выбрал одного и вложил всю свою ярость в удар палаша. Лезвие рассекло коричневый мундир, и лишь тогда до него дошло: они окружены.

Мушкетная пуля ударила в брусчатку у его левой ноги, другая пробила фалду мундира, третья насквозь прошила фузилера – тот умер прежде, чем рухнул на землю. К ним, карабкаясь через стену, рвалась уже целая толпа, и Шарп понял: ему никогда не перетащить раненых через барьер. Он снова взмахнул палашом: нет, здесь умирать не пристало! Не среди этого сброда, не в этот день!

Дезертиры ждали, что он встанет и будет сражаться – или повернется и побежит. Значит, нужно придумать что-то другое; решать нужно быстро – иначе все его люди будут мертвы, а то и хуже. Пот-о-Фе верил, что может победить, он внушил эту веру своей армии. И те отблагодарили его, сражаясь с фанатизмом, частично порожденным уверенностью, что поражение будет равно мучительной смерти.

Справа от Шарпа возвышалась массивная надвратная башня с зубчатыми стенами. В нее должна вести дверь! Шарп, яростно вопя и размахивая клинком, метнулся туда, и фузилеры ринулись за ним. Не ожидавшие такого развития событий дезертиры смешались, и палаш легко разметал их. Шарп столкнулся с разинувшим рот красномундирником и пронзил его насквозь. Харпер подхватил падающий мушкет и тотчас же спустил курок. Шарп вскочил на выстроенную защитниками низкую стену и спрыгнул на ту сторону. Он вопил так, как будто в него вселился демон, начиная получать удовольствие от этой бешенной атаки на самый центр вражеской обороны. А вот уже и дверь темнеет – низенькая, чуть справа по ходу.

– Туда! Живей! Живей!

Фузилеров вел сержант, раненых волокли, невзирая на крики боли. Шарп ухватил Харпера за локоть и развернул: теперь они вдвоем прикрывали отход, пока фузилеры протискивались в чудовищно маленькую дверь. Он отмахнулся палашом, отбив мушкет с примкнутым байонетом, отступил, сделал выпад, радостно закричал, видя, что очередной ублюдок отправился в ад, и услышал с противоположной стороны двора ответный крик:

– Взять их!

Это был голос Хэйсксвилла. Мушкетные пули плющились об камни башни, звенели на мостовой, и Шарп начал отступать. Слава Богу, замковый двор затянуло дымом, в котором так легко затеряться, – но из него уже показалась наступающая шеренга: рты разинуты, зубы оскалены, байонеты наготове. Харпер упал на колено и поднял свое огромное ружье:

– Отходите, сэр! Идите внутрь!

Отдача семиствольного ружья почти внесла Харпера в дверь. Центр атакующих смело выстрелом, по замку пошло гулять эхо. Шарп схватил Харпера за воротник и втянул в узкий проем. Тот вывернулся и помотал головой:

– Боже, храни Ирландию!

– По лестнице, сэр! – махнул рукой сержант-фузилер.

– Сперва дверь!

Харпер захлопнул ее. Дерево прогнило и потрескалось, гвозди повыпадали из толстых досок. Зато нашелся засов. Шарп бросил его в петли и отскочил: мушкетная пуля расщепила дерево возле его правого запястья.

У подножия лестницы нерешительно переминался фузилер:

– Эти сволочи засели наверху, сэр.

Шарп высказал ему все, что думал о защитниках башни, и двинулся вверх с палашом наголо. Поднимаясь по узким ступеням, он понял, что строители этого старого замка знали свое дело: винтовая лестница вилась по часовой стрелке. Шарп, как и большинство людей, держал клинок в правой руке, замах которой был затруднен центральным опорным столбом, удерживавшим ступени. Обороняющиеся же, отступая, могли пользоваться своей правой рукой куда свободнее.

Пока никто не пытался прервать подъем Шарпа. Он двигался медленно, осторожно, опасаясь каждого шага. Снизу доносились глухие удары прикладами в дверь: долго она не продержится. Вдруг раздался ужасный крик одного из раненых, чья сломанная берцовая кость, пробив плоть, торчала наружу, и Шарп понял, что его уже тоже тащат по лестнице. Бедняга, угораздило же – и в самое Рождество! Эта мысль придала ему столько ярости, что он, отбросив осторожность, с криком взбежал по ступеням и ворвался в просторный зал, где кучка перепуганных людей ожидала того, что придет к ним. Они не знали, будет это друг или враг, и настолько оцепенели, что палаш успел забрать жизнь одного, а двух других обратить в бегство, к открытой двери, выходящей на северную стену. Шарп захлопнул за ними дверь, задвинул засов и огляделся.