Король былого и грядущего - Теренс Хэнбери Уайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волшебник с пристыженным видом пощелкал суставами пальцев.
– Это предложение, – униженно произнес он, – предназначалось скорее для пробуждения фантазии, чем для серьезного обсуждения.
– В настоящее время оно определенно не представляется осуществимым на практике. Имеются ли иные панацеи от войн, к которым мы можем прибегнуть ныне?
– Комитет предложил некое противоядие, которое может дать временное облегчение, подобное тому, какое приносит сода насыщенному кислотой желудку. В качестве целебного средства оно бесполезно, хотя и может смягчить течение болезни. Оно могло бы спасать по нескольку миллионов жизней в каждом столетии.
– И в чем же оно состоит?
– Сир, вы, возможно, заметили, что люди, ответственные за объявление войны и руководящие ее ходом, не особенно склонны переносить тяготы, которыми она чревата. В битве при Бедегрейне Ваше Величество уже сталкивалось с чем-то подобным. Короли и генералы, командующие сражениями, имеют странное обыкновение выходить из них живыми. Комитет предлагает по завершении каждой войны немедленно предавать смерти всех официальных лиц проигравшей стороны, имеющих чин не ниже полковника, – безотносительно к тому, виновны ли они в развязывании войны или не виновны. Такая мера, разумеется, является отчасти несправедливой, но понимание того, что неминуемым результатом поражения в войне будет смерть, может оказать сдерживающее воздействие на тех, кто ободряет и направляет подобного рода предприятия, предотвратив же какое-то количество войн, она поможет сохранить жизни нескольких миллионов представителей низших слоев общества. Даже фюрер вроде Мордреда дважды подумает, стоит ли ему раздувать вражду, если будет знать, что в случае неудачи его ожидает казнь.
– Это представляется нам разумным.
– Это не так разумно, как представляется, отчасти и потому, что ответственность за развязывание войн не лежит целиком на одних только вождях. В конце концов, вождя ведь избирают и принимают те, кого он ведет. Гидроголовая масса не так уж и невинна, как она любит изображать. Она развязывает своим генералам руки, стало быть, она и обязана нести моральную ответственность.
– И все же такая мера могла бы повлиять на вождей, заставив их противиться подданным, подталкивающим их к войне. Уже одно это могло бы помочь.
– Могло бы. Трудность прежде всего в том, чтобы уговорить правящие классы принять подобное соглашение. Кроме того, я боюсь, что всегда отыщется маньяк из тех, кто готов на все, даже на мучительную смерть, лишь бы заработать дурную славу. Эти будут рваться к прелестям власти с еще пущим пылом, лишь усугубляемым возможностью мелодраматической расплаты. Королей ирландской мифологии их положение обязывало идти в бой впереди своих армий, что и оборачивалось для них жутким уровнем смертности, и однако ни в королях, ни в сражениях история Зеленого Острова недостатка не испытывала.
– А как насчет того новейшего закона, который придумал наш Король? – вдруг поинтересовался козел. – Если частных лиц можно удержать от убийства боязнью смертной казни, то почему бы не установить международного закона, который позволит подобными же средствами удерживать народы от войн? Агрессивная нация может держаться за мир, зная, что, если она затеет войну, некая международная полиция приговорит ее к рассеянию посредством, скажем, массовых депортаций в другие страны.
– На то есть два возражения. Во-первых, это будут попытки лечить болезнь, а не предотвратить ее. Во-вторых, мы по опыту знаем, что введение смертной казни убийств на самом деле не прекращает. Однако и такая мера может оказаться благотворным, пусть и временным, шагом в нужном направлении.
Старик засунул, словно китаец, кисти рук в рукава и, ожидая дальнейших вопросов, угрюмо уставился в стол, за которым восседал совет. Глаза его начинали утрачивать присущую им пронзительность.
– Он тут все писал книгу под названием «Libellus Merlini, или Пророчества Мерлина», – ядовито сообщил Архимед, когда стало ясно, что обсуждение прежней темы закончено, – очень хотел почитать ее Вашему Величеству, как только вы появитесь.
– Мы готовы выслушать чтение.
Мерлин всплеснул руками.
– Сир, – сказал он, – это заурядное предсказание судьбы, цыганские штучки, не более того. Я вынужден был ее написать, потому что она наделала много шума в двенадцатом столетии, после чего пропала из виду аж до двадцатого. Но уверяю вас, сир, что это просто салонная игра, не заслуживающая в настоящую минуту внимания Вашего Величества.
– Тем не менее прочитайте мне какую-либо часть ее.
Пришлось уничиженному ученому, из которого за последний час повыбивали все его софизмы и увертки, снять с каминной решетки обгорелую рукопись и, как будто он и впрямь приступал к салонной игре, раздать животным по кругу несколько листков, на которых еще можно было что-то разобрать. Один за другим животные начали зачитывать их, словно изречения, извлеченные из праздничных хлопушек, и вот что они прочитали:
«Бог поможет, – так скажет Додо».
«Медведь излечится от головной боли, отрубив себе голову, но на спине у него сохранится болячка».
«Лев возляжет рядом с Орлом и скажет: Наконец-то все твари едины! Но Дьявол поймет соль этой шутки».
«Звездам, кои учат Солнце вставать, довлеет к полудню прийти с ним к согласию – или исчезнуть».
«Дитя, остановясь на Бродвее, воскликнет: Мама, смотри, вон человек!»
«А много ли нужно времени, чтобы возвести Иерусалим? – спросит паук, остановившись без сил посреди своей паутины на первом этаже Эмпайр-стэйт-билдинг».
«Жизненное пространство ведет к пространству для размещения гроба, – заметил Жук».
«Сила рождает силу».
«Войны сообществ, сторон, стран, вер, континентов, цветов кожи. Затем десница Господня – если не раньше».
«Имитация (?..) прежде действия спасет человечество».
«Лось помер оттого, что отрастил слишком большие рога».
«Для уничтожения мамонтов вовсе не обязательно сталкиваться с Луной».
«Участь всех видов – их исчезновение как таковых, и в этом их счастье».
Это изречение заставило зверей призадуматься, и наступило молчание.
– Каково значение пророчества, содержащего греческое слово?
– Сир, часть его значения, но лишь малая часть, такова: единственная надежда людского рода состоит в просвещении без
