Троя. Герои Троянской войны - Ирина Измайлова

Герой опустился на пушистый волчий мех, взял из рук старика медный прут, поворошил уголья в очаге, и сноп золотых искр взвился к каменному своду.

— Да, я счастлив. Я совершил очень много зла и заслуженно перенес очень много испытаний. Но Бог, о котором ты мне говорил, в которого я от всей души верую, был ко мне милосерден. Я обрел свою настоящую родину и вскоре возвращаюсь туда, я нашел мою мать, у меня есть братья, есть жена, о которой я мечтал всю жизнь, у нас растет сын. Только моего друга Патрокла унесла эта проклятая война.

Потом они долго, до глубокой ночи, сидели втроем на покрытых мехом лежанках, ели мясо с лепешками и сухим виноградом, пили вино, которое путники принесли с собою. И старик слушал долгую-долгую историю их скитаний, подвигов, ошибок, разлук и встреч. Из верхней пещеры прибежала веселая рыжая собака, внучка Руты, которую хорошо помнил Ахилл, и, размахивая хвостом, запрыгала вокруг незнакомых людей, сразу почувствовав к ним доверие.

— Отвязалась! — воскликнул старик, поглаживая густую лохматую шерсть. — Ах ты, непоседа! А кому я поручил стеречь козочек? А если они разбредутся? И темно уже… А?

— Хорошо, что мы оставили Тарка внизу — охранять коней! — засмеялся Ахилл. — Он бы не устоял перед такой красавицей.

Герой почти закончил свой рассказ и заговорил о самых последних событиях, происшедших недавно в Эпире. Пентесилея, хотя и знала все не хуже мужа, слушала почти с тем же вниманием, что и его старый учитель.

Когда рассказчик умолк, на какое-то время стало тихо. Только потрескивал жарче разгоревшийся очаг, да повизгивала рыжая Лима, возясь с большой костью, еще горячей, но от того тем более соблазнительной.

В пещере стемнело — лишь рыжий круг, обрисованный огнем очага, выделялся в густом сумраке. Высокие своды стали невидимы, и под ними послышались шорохи и попискивание — это просыпались летучие мыши.

— Вам пора, — Хирон глянул на одно из верхних отверстий пещеры — оно было совсем черным, и в его черноте начали проступать звезды. — Если вы оставили коней там, внизу, под охраной одной лишь собаки, то лучше не рисковать. Да и ехать до ближайшего селения верхом не меньше часа, а скоро ночь.

— Не беспокойся, учитель, — Ахилл на всякий случай вслушался и спокойно откинулся на лежанке. — Тарк не подпустит к лошадям и целую стаю волков. Это не простая собака. А мы, если позволишь, переночуем у тебя, а утром отправимся назад, в Эпир. Ехать-то дней пять, не меньше, при том, что мы будем делать лишь самые короткие остановки. Мой брат Гектор ждет нас, чтобы тотчас отплыть к берегам Трои.

Старик улыбнулся, и его голубые глаза, за эти годы ставшие еще светлее, тоже заулыбались.

— Я буду только рад, если вы останетесь. Но у меня всего две лежанки, наши с тобой, Ахилл. Значит кто-то ляжет на пол.

— Я! — тотчас заявила Пентесилея. — И не на пол, а на землю. Я возьму пару этих волчьих шкур и пойду ночевать туда, вниз. Тарк — отличный сторож, но лошадям все же спокойнее, когда рядом человек. А вам двоим, мне кажется, будет о чем еще поговорить.

— Больше всего меня тревожило, — задумчиво произнес старый отшельник, провожая глазами амазонку, — больше всего меня тревожило, когда я думал о тебе, мой мальчик, вовсе не то, что тебе очень трудно будет остаться в живых в этом мире. Меня тревожило, что тебе, такому чистому и такому пылкому, едва ли удастся найти женщину, которая станет твоей. Ты один из немногих мужчин, кому нужно то, чего у обычных женщин просто нет: способность тебя понять. Ты прав — великий и единственный Бог, наверное, любит тебя.

— Учитель! — Ахилл говорил, не поворачиваясь, аккуратно расстилая пушистый мех на лежанке. — Послушай, я знаю, ты привык жить один, но… Раз ты чувствуешь, что твоя жизнь близится к концу, может, лучше будет встретить последний час среди людей? Почему тебе не поехать со мной в Трою, к моим родным? Если ты хочешь уединения, то поверь, мы сможем тебе устроить все так, как ты пожелаешь — хоть ту же пещеру, но вблизи города. А мы будем приходить к тебе, только когда ты того захочешь.

Герой не видел старика, но почему-то понял: слушая его, тот качает головой и улыбается.

— Я знал, что ты меня позовешь. Но ведь и ты знаешь, что я откажусь!

Ахилл обернулся.

— Знаю. Но почему?

— Мальчик! Я ушел от людей пятьдесят с лишним лет назад и дал себе слово, что не вернусь. Потому что так надо моей душе.

— Не понимаю…

— Я расскажу тебе, Ахилл, расскажу, — старик улыбнулся. — Ты так похож на меня! Был похож. Ты шел той же дорогой, что и я когда-то. Тебе было так же много дано. Ты так же рано стал знаменит и так же рано во всем усомнился. Но ты все-таки успел вовремя понять, как опасно верить только себе. А я когда-то не успел! Я сделал слишком много зла, слишком много добра, слишком много того, что дает на земле славу. И все не мог остановиться. Я верил в свое могущество. Потом потерял все — близких, друзей, любовь к жизни. К счастью, я не поступил самонадеянно и глупо, как поступают почти все разочаровавшиеся. Я себя не убил. Но отказался от своего имени, от всего, что связывало меня с прежней жизнью, и стал странником. Обошел всю Ойкумену, побывал и в таких краях, о которых сейчас никто ничего не знает. Странствовал, учился, познавал. Потом понял, что должен совсем исчезнуть, чтобы не только меня забыли в этом мире, но и я смог его забыть. Не получилось! Время не помогает забыть, просто дает возможность лучше понять прошлое. Знаниями и мудростью, что я накопил за сорок лет странствий, я поделился, пожалуй, только с тобой. У меня и до тебя были ученики, но они приходили за другим… Ты один захотел узнать о тайнах добра и зла, о силе и слабости, о Боге. Поэтому я знал, что ты уцелеешь в этом страшном мире.

Отшельник смотрел на Ахилла с такой нежностью, какой тот никогда прежде не видел, и это испугало героя. Он хотел прервать речь учителя, но Хирон не дал ему заговорить.

— Постой, мальчик, прежде ты был учтив и не перебивал меня. Сейчас ты хочешь, чтобы я снова жил рядом с людьми. Не стоит. Мне легче будет остаться здесь. А юный Лисипп, надеюсь, позаботится о моем погребении.

Молодой человек пристально вгляделся в темное от вечного загара, обточенное всеми ветрами земли лицо учителя.

— Хирон, послушай! — голос героя против воли дрогнул. — Я не сделаю ничего, чего бы ты не захотел. Но раз ты так мне доверяешь, доверься мне до конца. Скажи мне, кто ты? Я никому не открою.

Отшельник усмехнулся.

— Можешь открыть. Я, действительно, скоро умру. А чтобы у тебя не возникло сомнений, пойдем, я кое-что покажу тебе.

Тяжело навалившись на посох, он поднялся с лежанки, взял один из лежавших в углу факелов и, сунув смолистую головку в очаг, зажег его.