Сочинения - Валерий Брюсов

Остается бус, – и вот

Золоченая застежка

Ожерелье – Смерть – замкнет!

10 января 1912

Летом 1912 года

Пора сознаться: я – не молод; скоро сорок.

Уже не молодость, не вся ли жизнь прошла?

Что впереди? обрыв иль спуск? но, общий ворог,

Стоит старуха-смерть у каждого угла.

Я жил, искал услад, и правых и неправых,

Мне сны безумные нашептывала страсть,

Губами припадал ко всем земным отравам,

Я знал, как радует, как опьяняет власть.

Меж мук и радостей, творимых и случайных,

Я, в лабиринте дней ища упорно путь,

Порой тонул мечтой в предвечно-страшных тайнах

И в хаос истины порой умел взглянуть.

Я дрожь души своей, ее вмещая в звуках,

Сумел на ряд веков победно сохранить,

И долго меж людей, в своих мечтах и муках,

В своих живых стихах, как феникс, буду жить.

И в длинном перечне, где Данте, где Вергилий,

Где Гете, Пушкин, где ряд дорогих имен,

Я имя новое вписал, чтоб вечно жили

Преданья обо мне, идя сквозь строй времен.

Загадку новую я задал для столетий,

На высях, как маяк, зажег мечту свою…

Об чем же мне жалеть на этом бедном свете?

Иду без трепета и без тревог стою.

Взмахни своей косой, ты, старая! Быть может,

Ты заждалась меня, но мне – мне все равно.

В час роковой меня твой голос не встревожит:

Довольно думано! довольно свершено!

1912

Должен был…

Должен был Герострат сжечь храм Артемиды в Эфесе,

Дабы явить идеал жаждущих славы – векам.

Так же Иуда был должен предать Христа на распятье:

Образ предателя тем был завершен навсегда.

Был Фердинанд принужден оковать цепями Колумба:

Ибо те цепи – пример неблагодарных владык.

А Бонапарте? он мог ли остаться в убежище Эльбы?

Был бы Елены гранит лишним тогда на земле!

Пушкин был должен явить нам, русским, облик Татьяны,

Тютчев был должен сказать: «Мысль изреченная —

ложь!»

Так и я не могу не слагать иных, радостных, песен,

Ибо однажды они были должны прозвучать!

4  апреля 1915

Варшава

Памятник

Sume superbiam…

Horatius [312]

Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.

Кричите, буйствуйте, – его вам не свалить!

Распад певучих слов в грядущем невозможен, —

Я семь и вечно должен быть.

И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,

В каморке бедняка, и во дворце царя,

Ликуя, назовут меня – Валерий Брюсов,

О друге с дружбой говоря.

В сады Украины, в шум и яркий сон столицы,

К преддверьям Индии, на берег Иртыша, —

Повсюду долетят горящие страницы,

В которых спит моя душа.

За многих думал я, за всех знал муки страсти,

Но станет ясно всем, что эта песнь. – о них,

И, у далеких грез в неодолимой власти,

Прославят гордо каждый стих.

И в новых звуках зов проникнет за пределы

Печальной родины, и немец, и француз

Покорно повторят мой стих осиротелый,

Подарок благосклонных Муз.

Что слава наших дней? – случайная забава!

Что клевета друзей? – презрение хулам!

Венчай мое чело, иных столетий Слава,

Вводя меня в всемирный храм.

Июль 1912

Сын земли

Я – сын земли…

В. Б.

Сын земли

Я – сын земли, дитя планеты малой,

Затерянной в пространстве мировом,

Под бременем веков давно усталой,

Мечтающей бесплодно о ином.

Я – сын земли, где дни и годы – кратки.

Где сладостна зеленая весна,

Где тягостны безумных душ загадки,

Где сны любви баюкает луна.

От протоплазмы до ихтиозавров,

От дикаря, с оружьем из кремня,

До гордых храмов, дремлющих меж лавров,

От первого пророка до меня, —

Мы были узники на шаре скромном,

И сколько раз, в бессчетной смене лет,

Упорный взор земли в просторе темном

Следил с тоской движения планет!

К тем сестрам нашей населенной суши,

К тем дочерям единого отца

Как много раз взносились наши души,

Мечты поэта, думы мудреца!

И, сын земли, единый из бессчётных,

Я в бесконечное бросаю стих, —

К тем существам, телесным иль бесплотным,

Что мыслят, что живут в мирах иных.

Не знаю, как мой зов достигнет цели,

Не знаю, кто привет мой донесет,

Но, если те любили и скорбели,

Но, если те мечтали в свой черед

И жадной мыслью погружались в тайны,

Следя лучи, горящие вдали, —

Они поймут мой голос не случайный,

Мой страстный вздох, домчавшийся с земли!

Вы, властелины Марса иль Венеры,

Вы, духи света иль, быть может, тьмы, —

Вы, как и я, храните символ веры:

Завет о том, что будем вместе мы!

1913

Земле

Я – ваш, я ваш родич, священные гады!

Ив. Каневской

Как отчий дом, как старый горец горы,

Люблю я землю: тень ее лесов,

И моря ропоты, и звезд узоры,

И странные строенья облаков.

К зеленым далям с детства взор приучен,

С единственной луной сжилась мечта,

Давно для слуха грохот грома звучен,

И глаз усталый нежит темнота.

В безвестном мире, на иной планете,

Под сенью скал, под лаской алых лун,

С тоской любовной вспомню светы эти

И ровный ропот океанских струн.

Среди живых цветов, существ крылатых

Я затоскую о своей земле,

О счастье рук, в объятьи тесном сжатых,

Под старым дубом, в серебристой мгле.

В Эдеме вечном, где конец исканьям,

Где нам блаженство ставит свой предел,

Мечтой перенесусь к земным страданьям,

К восторгу и томленью смертных тел.

Я брат зверью, и ящерам, и рыбам.

Мне внятен рост весной встающих трав,

Молюсь земле, к ее священным глыбам

Устами неистомными припав!

25 августа 1912

Предвещание

Быть может, суждено земле

В последнем холоде застынуть;

Всему живому – в мертвой мгле

С безвольностью покорной сгинуть.

Сначала в белый блеск снегов

Земля невестой облачится;

Туман, бесстрастен и суров,

Над далью нив распространится;

В мохнатых мантиях, леса —

Прозрачных пальм, как стройных сосен, —

Напрасно глядя в небеса,

Ждать будут невозможных весен;

Забыв утехи давних игр,

Заснут в воде промерзшей рыбы,

И ляжет, умирая, тигр

На бело-ледяные глыбы…

Потом иссякнет и вода,

Свод неба станет ясно синим,

И солнце – малая звезда —

Чуть заблестит нагим пустыням

Пойдет последний человек

(О, дети жалких поколений!)

Искать последних, скудных рек,

Последних жалостных растений

И не найдет. В безумьи, он

С подругой милой, с братом, с сыном,

Тоской и жаждой опьянен,

Заспорит о глотке едином.

И все умрут, грызясь, в борьбе,

Но глаз не выклюют им птицы.

Земля, покорная судьбе,

Помчит лишь трупы да гробницы.

И только, может быть, огни,

Зажженные в веках далеких,

Всё будут трепетать в тени,

Как взоры городов стооких.

1913

Земля молодая

Зданья громадные стройте,

Высьте над башнями башни,

Сводом стеклянным закройте

Свободные пашни;

Солнцами солнце затмите,

Реки замкните гранитом,

Полюсы соедините

Тоннелем прорытым;

Правьте движеньем планеты, —

Бегом в пространстве небесном,

Бросьте сигнальные светы

Мирам неизвестным;

Воля проснется природы,

Грозно на дерзких восстанет,

Рухнут прозрачные своды,

Железо обманет;

Сгинут твердыни во прахе;

Здесь, над погостом столицы,

Дики покажутся взмахи

Полуночной птицы;

Выйдут и львы и медведи

Вновь из забытой берлоги,

Лягут на плитах из меди

В упавшем чертоге;

Вскроет, – глухим содроганьем

Прежнее племя сметая, —

Дали – грядущим созданьям

Земля молодая!

11 мая 1913

Детские упования

Снова ночь и небо, и надменно

Красный Марс блистает надо мной.

Раб земли, окованный и пленный,

Что томиться грезой неземной?

Не свершиться детским упованьям!

Не увидишь, умиленный, ты —

Новый луч над вечным мирозданьем:

Наш корабль в просторах пустоты!

Не свершишь ты первого полета,

Не прочтешь и на столбцах газет,

Что безвестный, ныне славный, кто-то,

Как Колумб, увидел новый свет.

Что ж, покорствуй! Но душа не хочет

Расставаться с потаенным сном

И, рыдая, радостно пророчит

О великом имени земном.

О, ужель, как дикий краснокожий,

Удивится пришлецам Земля?

И придет крестить любимец божий

Наши воды, горы и поля?

Нет! но мы, своим владея светом,

Мы, кто стяг на полюс донесли,

Мы должны нести другим планетам

Благовестье маленькой Земли.

1914

Зегеволъд

Перед тобою я

Но что мной зримая вселенна

И что перед Тобою я!

Г. Державин

Гимн богам

Я верую в мощного Зевса, держащего выси вселенной

Державную Геру, чьей волей обеты семейные святы

Властителя вод Посейдона, мутящего глуби трезубцем