Сочинения - Валерий Брюсов

Вырос над волнами маленький остров,

Пеной, как кружевом, нежно повитый.

Справа – утесы: лишь ели да верески;

Срыв недоступный – коричнев и зелен.

Ветер навстречу, упорный и резкий,

Свищет надменно из древних расщелин.

Слева – по светлому склону рассеяны,

Белые виллы, с ласкающим садом,

В воду глядятся, как смотрят в бассейны

Жены гаремов прищуренным взглядом.

Сайма ласкает, почти успокоена,

Нас, и гранит, и садовые флоксы,

Чтобы потом, исступленно и знойно,

Броситься грудью на камни Вуоксы.

8 июля 1913

Вуоксенниска

Неведомый прохожий

Я – неведомый прохожий

В суете других бродяг…

«Urbi et оrbi»

Закат над морем

Над морем из серого крепа,

На призрачно-розовом шелке,

Труп солнца положен; у склепа

Стоят паруса – богомолки,

Пред ними умерший владыка

Недавно горевшего дня…

Ложатся от алого лика

По водам зигзаги огня.

Вот справа маяк полусонный

Взглянул циклопическим взором;

Весь в пурпуре, диск удлиненный

Совпал с водяным кругозором;

И волн, набегающих с силой,

Угрюмей звучат голоса…

Уже над закрытой могилой;

Померкнув, стоят паруса.

20 июля 1913

Noordwijk-aan-Zee

Над северным морем

Над морем, где древние фризы,

Готовя отважный поход,

Пускались в туман серо-сизый

По гребням озлобленных вод, —

Над морем, что, словно гигантский,

Титанами вырытый ров,

Отрезало берег британский

От нижнегерманских лугов, —

Бреду я, в томленьи счастливом

Неясно-ласкающих дум,

По отмели, вскрытой отливом,

Под смутно-размеренный шум.

Волна набегает, узорно

Извивами чертит песок

И снова отходит покорно,

Горсть раковин бросив у ног;

Летит красноклювая птица,

Глядя на меня без вражды,

И чаек морских вереница

Присела у самой воды;

Вдали, как на старой гравюре,

В тумане уходит из глаз,

Привыкший к просторам и к буре,

Широкий рыбацкий баркас…

Поют океанские струны

Напевы неведомых лет,

И слушают серые дюны

Любовно-суровый привет.

И кажутся сердцу знакомы

И эти напевы тоски,

II пенные эти изломы,

И влажные эти пески,

И этот туман серо-сизый

Над взрытыми далями вод…

Не с вами ли, древние фризы,

Пускался я в дерзкий поход?

5 июля 1913

Scheveningen

Океан и дюны

Рушатся волн белопенные гребни,

Глади песков заливает прилив;

Море трубит все надменней, хвалебней

Древний любовный призыв.

Слушают дюны: привычны им песни

С детства знакомого друга-врага;

Пусть он грозит: год за годом чудесней

Дальше растут берега.

Новой грядой выдвигаются дюны,

Груди свои поднимают, – а он,

Вечно влюбленный, и сильный, и юный,

Страстью былой распален.

Рушатся белые гребни все ближе

К дюнам недвижным; их сдвинутый ряд

Смело встречает насильника. Чьи же

Силы в борьбе победят?

Миг – и впились опененные губы

Прямо в высокие груди-сосцы…

Чу! то играют отзывные трубы:

Слиты в объятьи бойцы…

9 июля 1913

Noordwijk-aan-Zee

В Голландии

Эти милые, красно-зеленые домики,

Эти садики, в розах и желтых и алых,

Эти смуглые дети, как малые гномики,

Отраженные в тихо-застывших каналах, —

Эти старые лавки, где полки уставлены

Рядом банок пузатых, давно закоптелых,

Этот шум кабаков, заглушенный, подавленный,

Эти рослые женщины в чепчиках белых, —

Это всё так знакомо, и кажется; в сказке я,

И готов наважденью воскликнуть я: vade! [313]

Я с тобой повстречался, Рембрандтова Саския?

Я в твой век возвращен, Адриан ван Остаде?

13 июля 1913

Leiden

К северному морю

Я пришел с тобой проститься, море,

Может быть, на долгие года.

Ты опять – в сверкающем уборе,

В кружевах из пены, как всегда.

И опять валы неутомимо

Ты стремишь на сглаженный песок,

Как в те дни, когда впервые – Рима

Ты вдали заметило значок.

Те же ветры сумрачные дули,

Те же облака бесстрастно шли,

В дни, когда отсюда строгий Юлий

Вел на диких бриттов корабли.

И туман над ширью океанской

Так же плыл, торжественно-суров,

В дни, когда сзывал Вильгельм Оранский

За свободу родины бойцов.

А когда озолотило чудо

Амстердам, и Лейден, и Анвер, —

Те же дали видели отсюда

Гальс, Ян Стен, Гоббема и Фермер.

Кесарю, Вильгельмам, чародеям

Кисти – лепетало ты привет.

Тем же гулом ласковым лелеем,

Я теперь тебе шепчу ответ.

Проходи, о, море, неизменным

Сквозь века, что поглощают нас,

И узором, призрачным и пенным,

Покрывай пески в урочный час!

Июль 1913

Noordwijk-aan-Zee

Зимнее возвращение к морю

Я скорей тебя увидел снова,

Чем я ждал, простор соленых вод,

Но как грустно, грозно и сурово

Ты влачишь валы на твердый лед!

Набегает черный вал с разбега,

Белой пены полосой повит,

На предел белеющего снега, —

И покорно стелется, разбит.

Облака, как серые громады,

Медленно над далями плывут,

Словно эти дымы моря – рады

Отдохнуть, свершив свой летний труд.

Рыжих сосен поросли на дюнах

Ждут, когда наступит черный мрак,

Вспыхнут огоньки на мерзлых шкунах,

Завращает красный глаз маяк.

Здравствуй, море, северное море,

Зимнее, не знаемое мной!

Новое тебе принес я горе,

Новое, не бывшее весной!

Успокой, как летом, и обрадуй

Бесконечным ропотом валов,

Беспредельной сумрачной усладой

Волн, идущих сквозь века веков!

18 декабря 1913

Эдинбург II

Вечер над морем

Желтым золотом окрашены

Дали в просветы хвои.

Солнца луч полупогашенный

Бьет в прибрежные струи.

Море сумрачное движется,

Льдины белые неся.

В облаках чуть зримо нижется

Светло-синяя стезя.

Краски пламенно-закатные

Хмурым днем помрачены,

Но все те ж движенья ратные

Вечно зыблемой волны.

Меркнет огненное золото,

Скрыто облачным плащом, —

И в последний раз уколото

Море гаснущим лучом.

Декабрь 1913

Эдинбург II

Природы соглядатай

Природы праздный соглядатай…

А. Фет

Вечерний Пан

Вечерний Пан исполнен мира,

Не позовет, не прошумим

Задумчив, на лесной поляне,

Следит, как вечер из потира

Льет по-небу живую кровь,

Как берега белеют вновь

В молочно-голубом тумане,

И ждет, когда луч Алтаира

В померкшей сини заблестит.

Вечерний Пан вникает в звуки,

Встающие во мгле кругом:

В далекий скрип пустой телеги,

В журчанье речки у излуки

И в кваканье глухих прудов.

Один, в безлюдии святом,

Он, в сладком онеменьи неги,

Косматые вздымает руки,

Благословляя царство снов.

1914

Опалиха

Вечером в дороге

Кричат дрозды; клонясь, дрожат

Головки белой земляники;

Березки забегают в ряд,

Смутясь, как девы полудикие.

Чем дальше, глубже колеи;

Вот вышла ель в старинной тальме…

Уже прозрачной кисеи

Повисла завеса над далями.

Вновь – вечер на лесном пути,

Во всем с иным, далеким, сходен.

Нет, никуда нам не уйти

От непонятно милой родины!

Чу! не прощанье ль крикнул дрозд?

Клонясь, дрожит иван-да-марья.

В просвете – свечи первых звезд

И красный очерк полушария.

Весной

Попискивают птицы

В роще березовой;

Сетят листья тень

На песок почти розовый;

Облачков вереницы

Стынут в лазури ясной;

Расцвел пригожий день,

С душой согласный.

Эти зеленые травы,

Современницы нашей планеты,

Эта предельная синь,

Эти весенние светы, —

Исполнены древней отравы,

Пьянящей, от века до века,

Странника мировых пустынь, —

Человека.

1914

Опалила

Весеннее

Остеженный последним снегом,

Весну встречая, грезит лес,

И тучи тешатся разбегом,

Чертя аэродром небес.

Кто, исхищренный как китаец,

Из туч ряды драконов сплел?

А, под березой, зимний заяц

Оглядывает, щурясь, дол.

Вдали водоворотит море

На нажить хлынувшей реки,

И крыши изб на косогоре,

Как нежная пастель, – легки.

Не нынче ль смелой увертюрой

Смутит нас первая гроза?

Но солнце, из-за ткани хмурой,

Глядит на нас, как глаз в глаза.

Опять в душе кипит избыток

И новых рифм, и буйных слов,

И пью, как нежащий напиток,

Я запах будущих цветов.

Март 1912

Подольск

Ночью светлой

Ночи светлой, ночи летней

Сумрак лег над далью сонной.

Цвет и краски незаметней,

Воздух дышит благовонный.

То река иль то дорога

Вьет меж потемневших пашен?

К небу ветви поднял строго

Старый дуб, суров и страшен.

Огоньки в окошках блещут,