Рождение легиона - Gedzerath

– «Разумно. Справедливо» – покивала головой я, с ироничной усмешкой глядя на своего Перри Мейсона[122] – «Но вот увы, как же вы собираетесь представлять меня в суде за эту сумму, а? Будете воздействовать на окружающих ментально? Или хитрой магией измените себе внешность? Не думаю, уважаемый, не думаю. Поэтому, я предложу вам следующий вариант: вы станете помощником того адвоката, которого мне предоставят мои друзья. Вы будете консультировать его, присутствовать в зале суда и давать ему советы, не общаясь во время заседания со мной напрямую. Он станет вашим ртом, и за все за это, я предлагаю вам триста полновесных грифоньих талантов, которые вы получите после завершения процесса, причем независимо от его исхода».

– «Триста полноценных, с клеймом Грифоньих Королевств, талантов, да?» – задумался единорог, в то время как я тихо наслаждалась выпученными глазами гвардейца, ставшего похожим на забившуюся в угол сову – «Ну что ж, похоже, это будет неплохое приключение. О свинке-копилке Принцессы Ночи под названием «банк «Геркулес и партнеры» знают все мало-мальски умные пони Кантерлота, поэтому… Решено! Я согласен на ваши условия, миссис Раг! И кстати, где я могу остановиться в этом городке?».

– «Гостиниц тут пока не было и нет, поэтому вы можете остановиться в нашем домике на колесах… Хотя стоп, там же ночует мистер Бриз! Тогда, Слизи, как мы и договаривались, с вас сто пятьдесят бит!».

– «Ах ты ссу…».

– «Эй, я тоже отражу это в своем рапорте. Собирайся, Бризи – у тебя клиент!».

Судебное заседание. Для многих обывателей это что-то загадочное, интригующее, действо с привкусом соблазнительного скандала. На суде раскрываются многочисленные подробности и факты, о которых до того знали лишь немногие, и которые будут все-таки вытащены на свет, к вящему соблазну толпы. Не все суды одинаково интересны – какой, спрашивается смысл смотреть на то, как судья журит какого-то пройдоху или мелкого воришку, стянувшего пару яблок с лотка отвлекшейся продавщицы, назначая им трудотерапию? То ли дело долгий, нудный, шумный суд двух фермеров-землевладельцев, бодающихся из-за лишнего акра земли! Разгневанные семьи земнопони, чувствующие за собой негласную поддержку своих родов, могли превратить любое, даже самое простое дело в длительный, многосерийный сериал, вытаскивая на свет древние свитки, деревянные дощечки и чуть ли не глиняные таблички с семейными договорами от начала времен.

Не менее забавными были и суды почтенных матрон, таскающих друг друга за гриву, доказывая суду и всем присутствующим подлость оппоненток, выясняя, кто же из них первой пнул чьего-то домашнего любимца. Визг, крики, ругань и призывы кар богини на головы своих бывших подруг – обычное дело на таких вот судах.

Для адвокатов суды – это хлеб. Хлеб, масло и иногда – даже вкусные, экзотические цветы, лепестки которых так приятно скользят на языке, наполняя рот пряной сладостью и экзотической кислинкой. Конечно, за все приходится платить, и с одного длительного процесса двух и более могучих промышленных или фермерских кланов могут кормиться сразу несколько юристов, вскоре, становящимися для своих клиентов кем-то вроде дальних родственников или членов семьи. Ведь никто не знает про пони больше, чем его адвокат.

А вот уголовные дела для пони были бы не то что бы очень редки, но вот сами преступления… Я долго фыркала, когда узнала, что самым страшным случаем за последние пятьдесят лет, произошедшем в этой мирной, населенной разноцветными лошадками стране, был суд над маньяком, похищавшим множество пони для своих ужасных экспериментов. «Дело сумасшедшего ученого» наделало тогда много шума и даже породило спектакль и парочку книг, оставаясь при этом совершенно закрытым от простого народа. Похоже, даже самые недальновидные из тех, кто присутствовал на том закрытом суде, понимали, насколько пагубной для общества могла бы стать слишком достоверная информация о произошедшем.

И именно поэтому известие о суде, на котором народ Грифуса, в лице своего посла выступая против мелкой, пятнистой пегаски, вызвало такой неподдельный интерес. И ведь судить меня собирались не абы за что, а за убийства, которых не помнили даже самые древние старики. Говорят, что в таких крупных городах, как Мейнхеттен и Лас Пегасус, Сталлионград и Филлидельфия, вдалеке от внимательных глаз принцессы-богини, существует и даже неплохо себя чувствует преступность, поддерживаемая вставшими на скользкую дорожку порока богатыми семьями дельцов, но и у них самым вопиющим преступлением считались ограбления почтовых карет, пегасьих косяков или новомодных поездов, с обязательным причинением побоев всем сопротивляющимся, но убийства… Закон Селестии был строг, и я должна была стать первой за много лет, кого осудят по всей строгости этого закона.

– «Обвинение готово?».

– «Да, ваша честь».

– «Защита?».

– «Д-да… Да, готовы!» – несмело выкрикнула молодая страж, покосилась на меня и тут же смутилась, отчего на ее серых щеках выступил темный, как сажа, румянец. Графит приволок ее лишь под утро, перед самым судом, и нам пришлось выдержать целую бурю эмоций от Мэйна – как оказалось, этот единорог просто органически не переваривал все наше племя, а уж столь одиозную его часть, как ночные стражи, или, как нас, оказывается, называли грифоны, фестралов – так просто терпеть не мог, яростно обличая где только можно «этих мышекрылых прихлебателей и паразитов». Даже щелкающий зубами супруг не мог, казалось бы, сломить сопротивление разошедшегося юриста, но… Все решила, как ни странно, мягкость и доброта. Юная страж терпеливо выслушивала все филиппики[123], все крики и призывы небесных кар на наши головы, кивая и изредка поглаживая копытом ногу не замечающего этого Слизи Мэйна, дожидаясь, пока выдохшийся единорог не опустится на диван, после чего поднесла ему кружку фруктового сока, до которого тот оказался большим охотником. Даже столь прожженный пройдоха не устоял перед очарованием скромной серой пегаски, признавшейся, что она уже долгое время является фанатом столь широко известного адвоката, и даже хранит стенограммы его самых известных речей, которые и побудили ее задвинуть в сторону физические дисциплины в Обители, и с благословления Госпожи, целиком отдаться юриспруденции, не надеясь, однако, хоть сколь-нибудь приблизится к столь блистательным опыту и результатам, которыми повсеместно славен ее кумир. Упорство и мягкость ее не подвели, и уже в зале суда я увидела, как отошедший от первого раздражения адвокат, улыбаясь, что-то покровительственно объясняет восторженно глядящей на него фестралке.