Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Говорили о разном, о Сталине, об аресте Берии. Отец с похвалой отозвался о гражданском звучании стихотворения Евтушенко «Наследники Сталина» и посетовал, что не все члены Президиума ЦК с одобрением отнеслись к «Ивану Денисовичу» Александра Солженицына.

Но я вспомнил о встрече поэта с отцом по иной причине. В самом конце разговора Твардовский вдруг неожиданно попросил: «Нельзя ли отложить мою поездку в Америку. Я хочу кончить поэму, так сказать, на своем приусадебном участке поработать».

Его пригласил в США Кеннеди, планировалась встреча поэта с президентом, и освободить от высокой миссии Твардовского мог только отец.

Он не возражал: «Конечно. Конечно. Сейчас отношения с Америкой плохие. А вот весной поезжайте, они вас отлично примут».[82]

Отец имел в виду грядущие бури в ноябре и не подозревал, что шторм уже начался. Его фраза интересна и тем, что он не прогнозировал серьезную и длительную размолвку, к весне все должно успокоиться.

На другой стороне земного шара оптимизма и уверенности было куда меньше Братья Кеннеди никак не могли решить вторжение или блокада, блокада или вторжение. Наконец Джон Кеннеди высказался за блокаду. Но полной уверенности президент не ощущал. Он надумал еще раз проверить себя, в воскресное утро возобновилось обсуждение. В половине двенадцатого собрались в узком кругу. Кроме Джона и Роберта Кеннеди присутствовали Роберт Макнамара и Максуэл Тэйлор. Командующий тактической авиацией генерал Уолтер С. Суиней доложил свой план. Как и следовало ожидать, полной гарантии уничтожения ракетных стартов он не давал. Неожиданно ожившая установка могла выплюнуть мегатонный заряд по Нью-Йорку или Вашингтону.[83] Президент утвердился в правильности занятой им позиции.

Выступление перед страной перенесли на понедельник на 7 часов вечера. Требовался резерв времени не только на подготовку текста, но и на введение в курс дела партийных лидеров конгресса и хотя бы самых влиятельных союзников премьер-министра Великобритании Макмиллана и президента Франции де Голля.

Новость уже становилось почти невозможно удержать в тайне. Первые признаки утечки появились утром в понедельник «Вашингтон пост» опубликовала статью о необычной активности в Белом доме. По мнению автора, речь шла о Кубе, но он не исключал и Берлин.

Это сообщение не осталось незамеченным, на него сослались советские газеты. Получив доклад Громыко о беседе с президентом и описание драматического разговора с Дином Раском, отец еще больше обеспокоился.

Особенно сильные опасения отцу внушали продолжающиеся передвижения военных кораблей в Карибском море. Там сосредоточились огромные силы. В Белом доме шли непрерывные совещания. Явно что-то произошло. Но что?.

На таком расстоянии отец не мог вмешаться, события развивались, подчиняясь своей внутренней логике. Ему оставалось только наблюдать, где можно — подправлять, ожидая решительного момента, когда придется скомандовать «Вперед!» или «Стоп!».

На все мои вопросы он отвечал кратко:

— Надо ждать.

Беспокоило отца и то, как суда с ядерными боеголовками проберутся среди наводнивших все подступы к Кубе американских боевых кораблей. Он опасался провокаций. Ведь не зря американцы предупредили о возможности пиратских акций со стороны кубинских эмигрантов. И тут оставалось только ждать и надеяться на везение, уповать на неприкосновенность государственного флага великой державы.

В понедельник пресс-службе Белого дома лишь с большим трудом удавалось держать газеты в узде. В некоторых случаях потребовалось личное вмешательство президента. Вечернее выступление должно было поставить все точки над «и».

Утром президент подписал директиву № 196, учреждавшую при нем и под его председательством Исполнительный комитет Совета национальной безопасности по оперативному руководству страной в кризисной ситуации. Членами комитета стали участники группы, заседавшей со вторника. Теперь она обрела официальный статус.

Ровно в полдень в понедельник пресс-секретарь Белого дома Пьер Сэлинджер официально объявил, что в 7 часов вечера президент Кеннеди выступит с важным заявлением, которое будет транслироваться всеми радио— и телевизионными станциями страны.

В тот момент в Москве уже было восемь часов вечера. О столь тревожном событии отцу сообщили домой незамедлительно. Мы как раз гуляли после ужина, когда отца позвали к телефону. Не раздеваясь, он зашел в гостиную, я ожидал его в прихожей. Разговор состоялся короткий, из его отрывочных вопросов и ответов ничего не понять. Только по тону ощущалось, что произошла неприятность.

Положив трубку, отец снова вышел во двор. Я ждал, захочет он сказать, в чем дело, или новость не для моих ушей. Отцу, казалось, было не до меня, он переваривал полученную информацию. Наконец, как бы вернувшись издалека, он рассеянно произнес: «В Вашингтоне объявили о важном выступлении президента сегодня вечером. Наверное, они обнаружили наши ракеты. Предположить больше нечего. В Берлине — тихо. Если бы собрались высаживать десант на Кубе, то молчали бы».

Я встрепенулся вопросом: «Что же будет?»

Отец усмехнулся: «Если бы я знал. Ракеты еще толком не задействованы. Они беззащитны, все можно разгромить с воздуха одним махом».

Я застыл от ужаса.

Отец, скорее обращаясь к самому себе, чем ко мне, произнес, что воздушное нападение маловероятно, о нем тоже не стали бы оповещать заранее. Он несколько повеселел — видимо, Кеннеди хочет уладить дело дипломатическим путем.

— Завтра утром узнаешь, — как бы подвел он итог.

Потом, предвидя готовые сорваться у меня с языка новые вопросы, попросил:

— Ты не мешай. Мне нужно подумать.

Гуляли мы долго, каждый погруженный в свои мысли. Отец, видимо, пытался поставить себя на место американского президента, вычислить его вероятные шаги. Наконец прервал кружение по двору и направился к дому. Не задерживаясь в прихожей и не раздеваясь, он прошел в комнату, где стояли телефоны, снял трубку вертушки и набрал номер.

— Обзвоните членов Президиума ЦК и попросите через час собраться в Кремле, — коротко проговорил отец.

Выслушав ответ, он добавил:

— О чем пойдет речь? Я сообщу на месте. И еще… — Отец запнулся. — Пригласите Малиновского и Кузнецова из МИДа, заместителя Громыко.

Андрей Андреевич в тот день в Москву еще не возвратился. Разговор закончился. Отец снял трубку соседнего аппарата и коротко приказал: «Вызовите машину».

Затем он обернулся и, заметив меня, пояснил: «Надо посоветоваться. Ты меня не жди, вернусь поздно».