Я полюбил страдание - Лука Войно-Ясенецкий

Уполномоченный Плешанов

Согласен Нач. СО Бутенко

Утверждаю СОУ Каруцкий"

Владыка Лука стоя слушает весь этот вздор. С него градом льет пот, от слабости дрожат руки, подгибаются колени, но он находит в себе достаточно сил, чтобы, обмакнув в чернила перо написать под печатным текстом: "Обвинение мне предъявлено 13 июня 1930 года. Виновным себя не признаю". Через несколько часов епископ Лука был уже в тюремной больнице. У него окончательно сдало сердце.

Владыка Лука провел год в тюремных камерах, лишенный книг, передач с воли, свиданий с близкими. Следствие было закончено, но в ГПУ еще что-то согласовывали. Зимой в душных тюремных камерах стало сыро и холодно. Архиепископ Лука болел. Его несколько раз отвозили в больницу, затем опять на допросы. Затем из внутренней тюрьмы ГПУ перевели в общую. Только 15 мая следующего, 1931, года последовал протокол Особого Совещания коллегии ГПУ. Три неизвестных человека заочно постановили: "... Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича выслать через ПП ГПУ в Северный край сроком на три года, считая с 6 мая 1930 года". Екатерина Михайловская лишалась проживания в 12 пунктах и высылалась в Читинский или Омский район сроком на три года.

Владыка Лука трижды писал следователю и его начальству и просил заменить ему ссылку в Сибирь высылкой в Среднюю Азию или Китайский Туркестан, но ему было отказано.

В "рабоче-крестьянской" прессе дело Михайловского получило небывалое освещение. По "социальному заказу" был написан целый ряд художественных произведений: роман Борисоглебского "Грань", пьеса Тренева "Опыт", драма Б. Лавренева "Мы будем жить! " - в каждой из которых гениальный ученый-материалист, приблизившийся в своих открытиях к достижению оживления умерших становился "жертвой религиозного фанатизма". Ученые даже выступали в печати по поводу абсолютной ненаучности этих сочинений.

[41] Прихожанка Успенского кафедрального собора г. Ташкента А.А. Медынцева вспоминает: "Владыка Лука всегда говорил, что никого нельзя осуждать. Когда кончилась служба, он сказал: "Братия и сестры, я сегодня не молился о вас, а молился о согрешившем собрате. Но вам всем я говорю: никогда не осуждайте духовенство. Лучше осудить весь мир, чем одно духовное лицо". В эту ночь его арестовали..." Мать Анны Александровны рассказывала ей, как пересылали Владыку Луку: "Нас собралось несколько человек; шли и издали смотрели: его, как хулигана, дергали за бороду, плевали ему в лицо. Я как-то невольно вспомнила, что вот так же и над Иисусом Христом издевались, как над ним".

[42] В это время в Архангельске были закрыты все храмы. В больнице, где работал Владыка Лука, помещение для амбулаторного приема было маленьким, очень тесным, полутемным. В коридоре всегда теснилась очередь, женщины ругались, плакали дети. Печи дымили, но тепла давали мало. Не хватало ваты, бинтов, антисептиков, даже бумаги. Рецепты писали на клочках, а истории болезни - на газете, фиолетовыми чернилами поперек печатного текста. Больных всегда было много: к хирургу записывалось по сорок человек и более. Эту вторую ссылку Владыка Лука считал легкой.

[43] После того, как Владыке Луке второй раз оперировали больной глаз, он узнал, что с его сыном Михаилом случилось несчастье: поезд, на котором он ехал из Ленинграда в Москву, потерпел крушение. Михаил Войно-Ясенецкий получил несколько ран, в том числе тяжелейший перелом ноги. Его доставили в одну из больниц Ленинграда. Епископ Лука, не закончив лечение, поспешил в Ленинград, надеясь помочь сыну, в результате недолеченный глаз погиб окончательно.

В Ташкенте в 1935 году Владыка Лука жил неподалеку от больницы Полторацкого. Рано утром к его домику подъезжала легковая машина. Он ехал в церковь, и автомобиль ждал его у церковной ограды до окончания службы. Затем Владыка Лука ехал в Институт неотложной помощи, третьим корпусом которого он руководил. Так начинался день, наполненный операциями, консультациями, конференциями. После работы в операционной и над трупами чтение лекций в Институте усовершенствования врачей. В субботу, в воскресенье и по праздникам за Владыкой Лукой присылали из храма запряженную лошадью линейку.

Множество врачей с радостью учились у епископа Луки. Профессор требовал, чтобы врачи всегда делали все возможное, чтобы спасти больного, говорил, что они не имеют права даже думать о неудаче. Епископа-хирурга всегда возмущали случаи непрофессионализма, невежества во врачебной работе, от которых страдали люди и которые в советской медицине, к сожалению, нередки. Владыка Лука не терпел равнодушия к медицинскому долгу.

Однажды епископу Луке пришлось лететь в Сталинабад, чтобы срочно оперировать умирающего, который был видным партийцем. После этого сталинабадские чиновники предлагали ссыльному епископу остаться работать у них, но он согласился приехать только в том случае, если в городе построят храм. На это власти не пошли.

В Наркомздраве и в Хирургическом обществе хорошо знали, что Владыка Лука лечил ташкентских и сталинабадских чиновников, и, не смотря на то, что на ссыльного епископа многократно клеветали, арестован он тогда не был. В "Правде Востока" в том же году писали, что "Наркомздрав Узбекистана утвердил проф. В.Ф. ВойноЯсенецкого в ученой степени доктора медицинских наук без защиты диссертации. Наркомздрав принял во внимание 27-летнюю деятельность Войно-Ясенецкого и его заслуги в области гнойной хирургии. Диссертация, которую он защищал в 1916 году, до сих пор не утратила своего значения..." В действительности врачебная работа хирурга продолжалась уже более 33 лет. Наркомздрав почему-то не засчитал ему шесть лет ссылок и тюрем...

[44] Накануне ареста у Владыки Луки был обыск. Он происходил, как обычно, ночью. Пришли несколько человек в гражданском, милиционер, дворник. Сняли иконы, рылись в ящиках стола и шкафах. Молодой чекист распотрошил шкатулку с письмами покойной Анны Ланской. Владыка Лука сидел в углу, не произнося ни слова. В общую кучу на средину комнаты летели книги, одежда, медицинские рукописи. Молодой чекист попросил разрешения закурить. Епископ ответил; "Вы роетесь в письмах моей жены, вы совершаете неизвестно что в моем доме, так делайте же и дальше, что хотите..."

В это время Владыке Луке исполнилось шестьдесят лет, и левый глаз у него полностью ослеп.

[45] Свидетельство о пребывании там Владыки Луки оставил двоюродный брат афганского эмира Мухаммад Раим (Раим Омарович Мухаммад) , мусульманин, бежавший на советскую территорию во время мятежа в Кабуле и арестованный по обвинению в шпионаже. В 1938 году он был в заключении в областной тюрьме, в седьмой камере второго корпуса вместе с Владыкой Лукой.

Мухаммад Раим с уважением рассказывает о православном епископе. По его воспоминаниям, в камере сидели вместе "белые" и "красные" генералы, секретари обкомов, члены ЦК, профессора, кадеты, анархисты, коммунисты и беспартийные. Часто там происходили споры, звучали взаимные обвинения. Наиболее рьяные атеисты пытались втянуть в спор "несознательного и реакционного" епископа, но Владыка отказывался спорить о вере. В своих медицинских лекциях (такие лекции читали и другие профессора) он не касался вопросов политики. В камере был со всеми ровен и сдержан, готов был любому оказать медицинскую помощь, мог поделиться и пайкой хлеба. Относились к Владыке Луке в камере в общем уважительно. Даже начальство его выделяло: Владыку освобождали от мытья сортиров и выносов параши. "Он был такой человек, что нельзя было к нему относиться иначе", - поясняет Мухаммад Раим.

Епископ Лука много ему рассказывал о своей прошлой жизни. Запомнилась история о том, как в Сибири пришлось делать полостную операцию крестьянину перочинным ножом, а рану зашивать женским волосом, причем нагноения не было.

Мухаммад Раим рассказывал, что из тюрьмы Владыка Лука написал наркому обороны К. Е. Ворошилову о своей книге, о том, что она необходима нашей родине в мирное время, но еще больше в случае войны. Он не просил себе свободы, но хотел только получать из дома научные материалы и хотя бы на два часа в день уединяться для работы...

Владыка Лука открыто исповедовал свою веру. Не таил и того, что преследуют его за нее; говорил: "Мне твердят: сними рясу - я этого никогда не сделаю. Она, ряса, останется со мной до самой смерти". И еще говорил: "Не знаю, что они от меня хотят. Я верующий. Я помогаю людям как врач, помогаю и как служитель Церкви. Кому от этого плохо? Как коршуны нападают на меня работники ГПУ. За что? "

В камере, где сидел Владыка Лука, повелось так, что некоторые заключенные, прежде чем идти на допрос, подходили к епископу под благословение. Об этом донесли, и Владыка был вызван в тюремную больницу, где доктор Обоев долго уговаривал его снять рясу и вообще "не привлекать к себе излишнего внимания". Обоев признавался потом своему знакомому, что это поручение начальника тюрьмы выполнить ему не удалось. Епископ Лука корректно, но твердо заметил коллеге, что тот взял на себя миссию не по силам.