Ночные проповеди - Кен Маклауд

– Вознести карающую десницу правосудия? Это что значит? Заклеймить в речи, проклясть, проповедь прочитать? Что?

– Это значит убивать людей, – сказала профессор Мазвабо.

На секунду Фергюсон лишился дара речи. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не открылся от удивления рот. Идиотское простодушие верующих не переставало его изумлять.

– …Э-э, а как вы узнали? – выдавил он наконец. Профессор снова посмотрела в окно.

– Знаете, инспектор, мне отчасти неловко. Я диакон Шотландской церкви. Я посещаю церковь Грейфрайерс. И одна из моих обязанностей – добровольная, в общем-то, – это наводить порядок в церкви до и после воскресных служб. Я поправляю сиденья и подставки для ног, удостоверяюсь, что Библии и псалтири на положенных местах, убираю мусор. Такие вот мелкие хлопоты.

– Люди мусорят в церкви?

– И вы удивитесь тому, как сильно, – ответила Мазвабо, усмехнувшись. – Я бы могла рассказать много интересного… впрочем, неважно. Несколько месяцев тому назад – в мае или в июне – я стала находить в церкви листовки, что-то вроде религиозной агитации, рассованные там и сям: их вкладывали в Библии, оставляли на краях скамей и стойке с религиозными брошюрами и журналами. На листовках значилось, что выпускает их конгрегация Третьего ковенанта, о которой я никогда не слышала раньше. Они меня шокировали. Очень резкий язык. Конечно, я собрала все листовки, какие смогла отыскать.

– И что вы с ними сделали?

– Показала священнику, преподобному Доу. Он согласился, что такого рода писаниям не место в нашей церкви. Иногда люди оставляют листовки с самыми лучшими намерениями, и, хотя с точки зрения доктрины они бывают несколько ортодоксальней, чем нынешнее учение, мы не обращаем внимания. В конце концов, это одна вера, пусть и, скажем так, радикальнее сформулированная. Но мириться с этими – уж увольте! Ни в коем случае. С тех пор я специально искала их, прибираясь в церкви. Иногда находила до утренней службы, иногда – после, а временами и вечером. Но, кажется, теперь я собрала их все. С начала августа новых не появлялось.

– Вы можете предположить, кто их оставляет? Мазвабо покачала головой.

– Их может оставить даже тот, кто не посещает службы. Грейфрайерс – историческая достопримечательность, приманка для туристов. Люди посещают ее постоянно.

– А если это кто-нибудь из вашей конгрегации? Неужели вы не обратили внимания на тех, кто мог бы оставить такие листовки?

Мазвабо глянула удивленно.

– Простите, инспектор. Я знаю, что вам приходится придерживаться, как у вас говорится, «официального непризнания» религии и религиозных практик, но вы, кажется, прискорбно невежественны насчет происходящего в вашем городе. В вашем собственном дворе, как говорилось раньше в полиции.

– Сейчас так не говорят. Но, пожалуйста, продолжайте.

– Сейчас в Эдинбурге для воскресных служб Шотландской церкви открыто всего три храма: Грейфрайерс, Толкросс и Олд Кирк на Хай-стрит. Прочие церкви пришлось продать. А три оставшиеся живут за счет туристов. Инспектор, вы, наверное, удивитесь, но наши службы каждое воскресенье посещают две тысячи жителей Эдинбурга. А летом и во время фестивалей – еще больше. Церкви набиты битком. Невозможно проследить, кто оставляет листовки.

– Вы их сохранили?

– Конечно. У меня здесь по экземпляру каждой.

Она встала, подошла к шкафу, выдвинула ящик, покопалась – и вытащила стопочку сложенных пополам листов формата А5. Мазвабо протянула их Фергюсону и отшатнулась, когда их перехватил Лодырь, протянув щупальце.

– Без моих отпечатков одним следом ДНК меньше, – пояснил инспектор.

Лодырь сунул листовки в пластиковый мешок, закупорил его и протянул инспектору.

Тот посмотрел: бумага белая, шрифт черный, плотный. Заголовок верхней листовки, набранный уродливо-причудливыми буквами, гласил:

Пятая прокламация Третьего ковенанта

И сказал Господь воинств небесных:

«Смерть Отступникам и Нарушителям Ковенанта»

Дальше шел текст на смеси английского семнадцатого и двадцать первого веков, настолько же хаотичной, как и расстановка в нем заглавных букв. Фергюсон дочитал до конца страницы.

– Вам не приходило в голову отнести это в полицию? – спросил он.

– Нет. И поэтому мне отчасти неловко.

– Неловко?! – Фергюсон изо всех сил старался не закричать. – Да это же прямая угроза убийством!

– Я не думала, что это можно воспринимать всерьез. Честное слово, я не верила – до вчерашней трагедии.

– И даже после этого вы не обратились в полицию, а только в частном порядке предупредили епископа Сент-Андруса. Почему?

– Почему? – повторила Мазвабо удивленно. – А потому, что, если стоящие за этими листовками всерьез решили претворить свои угрозы в жизнь, они вполне могут повторить самое знаменитое убийство, совершенное прежними ковенантерами. Четвертая прокламация явственно намекает на это. Там были очень злые слова о епископальной церкви – и я подумала о Донни Блэке, потому что…

– Еще раз: почему вы не обратились в полицию? Профессор посмотрела на свой стол, затем – снова на Фергюсона.

– Мне было неудобно. Мне так жаль.

«Да уж, самое время», – подумал инспектор и спросил вслух:

– А почему вам было неудобно?

– Ну вы же понимаете. Полиция не слишком-то дружелюбно относится к церкви, и я подумала… В общем, как я уже сказала, мне жаль, что я не пошла в полицию.

– Вы имеете в виду, что посчитали происходящее внутренним делом церкви? Вы подумали, что обращение в полицию повредит ей?

– Я до вчерашнего дня не считала эти листовки чем-то серьезным. Но – да, в глубине души я примерно так и думала.

– Именно такой образ мыслей привел церкви к их нынешнему положению.

– Да, я прекрасно это понимаю, – Мазвабо поморщилась. – Если я хоть чем-то могу искупить свою оплошность – скажите, я сделаю все возможное.

Фергюсон вдруг понял, что до нее еще не дошло. Пока было непонятно, выйдет ли толк из этой зацепки – Адам в этом сильно сомневался, но то, что Мазвабо не сообщила об угрозах, которые сама восприняла серьезно, могло грозить ей обвинением даже не в преступной халатности, а в соучастии.

– Я буду иметь это в виду, – сказал Фергюсон. – Перед тем как мы покинем вас, не могли бы вы быть так любезны и предоставить нам образец своей ДНК, чтобы мы могли исключить ваши следы при анализе листовок?

– Конечно! – отозвалась Мазвабо. И в голосе ее прозвучала радость – впервые за все время беседы.

Но улыбка застыла на ее лице, когда перед ней возникло щупальце ропа с ватным тампоном. Профессор закрыла глаза и открыла рот.