Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу - Василий Песков

При первой встрече мы с Мишей намекнули доктору Надю, что хотим поглядеть, как ведется охота в его хозяйстве.

– В любой день, джентльмены, – сказал Надь.

Садимся в «Лэнд-ровер». Нас пятеро. Надь правит машиной. Оруженосец Камау, высокий парень из племени кикую, держит между колен две винтовки. С ним рядом двадцатилетняя дочь Надя Диана. Наверняка отцу-охотнику принадлежала идея именно так назвать первую дочь.

Едем по каменистой дороге вдоль кофейных плантаций и банановых рощиц. Потом начинается буш, дикие непролазные заросли. Как живые подъемные краны, проплывают жирафы. Охотники к этим животным относятся так же, как в наших местах относятся к лебедям. Жирафы это, кажется, чувствуют – ни малейшего страха. Вот один «кран» опустил шею, чтобы напиться из лужи. Передние ноги смешно расставлены, голова едва достигает воды.

У нас договор с Надем. Охота по правилам, но без выстрела, только снимаем.

– Хорошо, джентльмены. Без нужды не стреляем.

Крутой спуск. Потом в гору, в гору. Потом опять спуск в молчаливый и душный лес. Деревья смыкаются над дорогой. В просвете плавает дымка болотных испарений. Мы проехали километров тридцать и тут оставляем машину.

Еле приметная тропа уходит в чащу. Надь совершенно преображен. Походка упругая, ружье в любой момент готово взлететь к плечу. Жилетка сверху белой рубашки. Мягкая куртка снята и обхватила пояс наподобие кушака. Под мягким ботинком Надя веточки не ломаются. Черный охотник тенью движется рядом. Мы с Мишей сопим, едва поспеваем, обремененные бесполезным пока фотографическим арсеналом. Мы ничего не видим. Но множество глаз и ушей наверняка следят за нами из чащи. Невнятный топот, бульканье, щебет и вдруг почти рядом с тропою обвал – треск сучьев, блестки упавших капель. Кто-то очень тяжелый пробил этажи зелени и мягко прыгнул на землю. Надь крутнулся на месте. Леопард? Обезьяна? Леопарды есть в этих местах… Тихо. Упавшая с веток влага живыми стеклышками трепещет в тонком луче солнца, проткнувшем зелень.

Непривычная для африканского леса широкая просека. В укромном месте – лестница на высокое дерево. Поднимаемся друг за другом. И на час замираем. Собака тоже застыла с разинутой пастью. Слюна бежит с языка и гулко падает вниз на лопух. Влажная зелень разных оттенков и высоты уходит к горбатому горизонту. Островами под зеленью стоят в одиночку деревья. И там, где полагается спрятаться солнцу, синеет гора – потухший вулкан Меру. Сзади нас в лесу небольшое полутемное озеро с красноватой водой. Там, надрываясь, кричит утка. Я долго не отрываясь гляжу на воду, по которой живым утюжком плавает утка, и начинает казаться, что я сижу где-нибудь в ярославских лесах. Из-под зеленого полога к озерку выходит похожий на наших оленей водяной козел. Он нюхает воду, прислушивается и пятится в лес…

На вырубке треск, топот. В мелких кустах мелькает цепочка буйволов. Стадо скрылось, но один чересчур любопытный задрал голову, ищет что-то глазами. Вот и добыча. Я гляжу в оптический прибор винтовки, которую держит Надь. Перекрестье как раз на груди у зверя. Ну и везет же рогатому дураку! На моем месте вполне мог бы сидеть фабрикант из Австрии или Голландии. Вильч уложил буйвола именно с этой засидки…

Под вышкой случилось забавное приключение. Мишу угораздило потоптаться на муравьиной дороге. Большие африканские муравьи кусают, как будто у них не челюсть, а раскаленное шило. Миша заплясал, заохал, скинул куртку, рубашку, майку… Диана предусмотрительно отвернулась, но Миша на этом остановился и только яростно хлопал себя по ляжкам.

Остаток дня без приключений и без каких-либо встреч мы шли по полянкам, по бревнам, брошенным через топкое место, и по мокрому душному лесу.

Мы собрались вернуться к машине, как вдруг на одной из тропинок оруженосец Кимау присел и сделал угрожающий знак. Мы все присели и в тридцати метрах увидели слона. Переминаясь, он доставал из мелкой воды лопухи. Надь сразу понял мое желание сделать снимки слона вместе с охотником. Но оба мы хорошо понимали, что это значит. Слонов тут стреляют. Щелчок аппарата – и слон мгновенно станет «самым опасным животным Африки». Все-таки Надь кивает. Щелчок. Слон встрепенулся. Второй снимок я делал, когда слон, прижав уши, уже мчался на нас. Я не понял, что крикнул Надь, но ясно было: бежать, и как можно скорее!!! Краешком глаза я видел: пятясь, Надь поднимает винтовку. Сейчас, сейчас… Но выстрела не было.

Мы тяжело дышали от бега, когда появился спокойный Надь.

– Он раздумал, джентльмены, шагах в двадцати повернул…

– Мы рисковали?

– Пожалуй, нет. Рисковал слон – я ведь хороший стрелок…

У костра было что рассказать. Но рожок и охотничий марш не играли, потому что никто в этот день не был убит.

Уже вернувшись из Африки, мы узнали: осенью в Москве состоится всемирный конгресс охотоведов. Танзанию на конгрессе будет представлять доктор Эндриас Надь.

Люди с копьями

40 дней в Африке

Если у человека в запасе сотня английских слов, ему не избежать страсти чтения вывесок. И я делаю ошеломляющие успехи. Правда, Миша от смеха часто роняет очки. Это значит: моя переводческая фантазия перешла все границы.

На этот раз я заглянул в словарь, но надпись на автобусной остановке в Аруше поддавалась только одному толкованию: «Без штанов в автобус не заходить». К моему удивлению, Миша не засмеялся:

– Это предупреждение масаям…

И все стало ясно. Масаи одеваются так же, как древние римляне – кусок материи через плечо. Такую одежду можно назвать тогой, можно назвать одеялом. Это самая простая из всех одежд на земле после повязки на бедрах. И мода у масаев на нее не меняется. Мы видели, как однажды масай догонял двух коровенок, которым пришла в голову мысль соревноваться с автомобилем. Масай собрал в жгут свою тогу и обмотал вокруг шеи. Бежать ему было необычайно легко. Но одежда, незаменимая для степных пастухов, оказалась неподходящей для поездок в автобусе. Масаи, правда, предпочитают покрывать расстояния пешим ходом. И ходоки они превосходные. Проезжая по степным землям, мы часто любовались, как идут стройные, необычайно высокие люди. Шаг размеренный, широкий и легкий. В руках только копье. На горизонте три-четыре фигуры превращаются в спички и растворяются в жарком мареве. Будь земля сплошной степью, масаи обошли бы землю пешком.

О масаях я слышал и читал много. Среди пестрой толпы в Аруше я сразу узнавал масая. Он сидел на краешке тротуара и увлеченно точил копье. По улицам мчались автомобили. В кинотеатре напротив пестрые цепи огней предлагали посмотреть фильм о полете американского «Аполлона». Масая все это не занимало. В центре города на людной улице он был поглощен важной работой. В объектив через улицу я видел бритую голову и уши с огромными мочками. В них были вставлены украшения: большая пробка и нога от детской пластмассовой куклы.