Год Мамонта - Владимир Романовский

— Зачем? — спросил Кшиштоф.

— Чтобы спасти жизнь себе и еще нескольким. Те несколько, надеюсь, живы-здоровы, а вот моя жизнь, боюсь, висит на волоске. Я — одинокий беглец. Меня чуть не схватили по дороге в Славию. Я чудом избежал ареста и выдачи в Колонии Бронти. Ты — моя последняя надежда. Если ты мне откажешь…

— Откажешь? Не болтай и не дури. Птица и камень! — сказал Кшиштоф. — Дело не в этом. Кто сейчас правитель Ниверии?

— Официально — Первый Наследник Бук, мой сын. На деле…

— На деле Фалкон и компания, а по большому счету Фалкон, единолично. Другие наследники есть?

— Два года назад мне привезли невесту, княжну Беркли, уже беременную. Через семь месяцев у нее родилась дочь, которую мне пришлось признать своей.

— Почему ты не услал ее обратно?

— Фалкон заверил меня, что государственная необходимость превыше всего.

— А дочь чья, на самом деле?

— Откуда я знаю. Какой-нибудь романтический отпрыск купеческого рода, с круглой мордой, подростковое увлечение. Кто я такой, чтобы осуждать? Она девчонка совсем. Не дочь, мать. Я ее пальцем не тронул. Мне ее всегда было жалко. Она такая трогательная, тоненькая, не очень умная. Она меня ненавидит. И скорее всего в очень скором времени станет любовницей Фалкона. Не знаю, зачем это ему, но к тому идет.

— Конунг! Конунг! — закричали снаружи. — Мы к конунгу! Поймали двух! Пропусти!

Кшиштоф поднялся. Зигвард, соблюдая приличия, поднялся тоже.

— Вот, конунг, полюбуйся! — радостно сказали двое пришедших.

Забавное зрелище, подумал Зигвард. Два охранника, два воина, и два пленных артанца, и он сам, Зигвард — все высокие. И маленький русоволосый Кшиштоф с круглым лицом и короткими руками, похожий на купчика из северных земель. Конунг.

— Вот, они отстали от своих, — возбужденно продолжил один из воинов, — а мы с Адамом их хвать! За оврагом. Они было драться, но мы их сзади по башкам, бух! А потом связали.

Артанцы со связанными за спиной руками безучастно, в соответствии со степной традицией, смотрели на говорящего.

— Они по-славски говорят? — спросил Кшиштоф, прищуриваясь.

— Вроде нет.

— Какому князю служите? — спросил Кшиштоф по-артански.

Артанцы уставились на него.

— Мы с неверными собаками не разговариваем, — сказал один из них после некоторого раздумья. Подумав еще немного, он добавил, — С неверными собаками только один разговор — меч и стрела, и еще палица.

— С зазубринами, — поддержал второй пленный.

— Да, с зазубринами. Как завидишь неверного пса, убей его. В этом состоит долг каждого артанца. Ибо великий артанский бог Род награждает верных. За доблесть. И убивший неверного пса есть очень уважаемый всеми.

— Что он тут рассказывает? — осведомился тот, которого звали Адамом.

Кшиштоф прищурился. — Говорит, что собаку, которая вмешивается в допрос, чинимый конунгом, следует убивать стрелой и мечом, а также зазубренной палицей, — объяснил он.

— Но-но! — возмутился Адам, гневной глядя на пленного. — Мы тут все — друзья конунга, и он нас всех любит. Он нам навроде старшего брата, понял, грязная артанская гиена?

— Тише, — сказал Кшиштоф.

Воцарилось молчание.

— Интересную мысль высказал мой подданый, — сказал Кшиштоф по-артански. — Надо бы воспользоваться.

— Мысли подлой славской неверной собаки артанцев не интересуют, — сообщил артанец.

— А я вовсе и не собирался с тобой этой мыслью делиться, — возразил удивленно Кшиштоф. — Вы, артанцы, уверены, что о вас все время все должны думать. Это не так. — Он попытался вспомнить, как по-артански «эгоизм». Не вспомнил. — Далее. Я — неверная славская собака, а ваш князь, естественно, верный артанский тигр, очень уважаемый всеми. Служитель великого Рода. Вот вы под его командованием четыре месяца тащились через болота и льды, на скудном пайке, без женщин, без дома. И если бы возроптали вы из-за такого с вами обхождения, то разрезал бы вас князь ваш на куски и бросил бы волкам. А я, неверная собака, вот что сделаю. Слушаете?

Артанцы усиленно делали вид, что не слушают. Получалось плохо. Когда кто-то рядом с тобой решает твою судьбу, не проявить некоторого любопытства — трудная задача.

— Я дам вам с собой еды и вина в дорогу и отпущу вас с миром.

Готовые к пыткам и мучительной смерти, артанцы растерялись.

— Пусть доложат своему туполобому князю, — сказал Кшиштоф, вернувшись в палатку.

— О чем именно? — спросил Зигвард.

— Да все пусть доложат. И Славию, и Ниверию всегда спасали горы. Есть два обходных пути — с юга, через лес, и вдоль Южного Моря, мимо ниверийских гаваней, или с севера, вдоль Северного Моря, через мерзлоту. Можно летом, но лето короткое, да и сеять-убирать надо же когда-то, даже артанцам, хоть они ничего и не умеют. Твои войска отразили несколько атак с юга, вот и пробуют эти гады север. Ну, я им продемонстрировал готовность. Войска у них раз в пять больше моего, но к холоду они непривычны. Уйдут себе домой скоро. Жаль. Я непрочь помахаться. Страна устала от междоусобиц, нужно дать людям повод выплеснуть всю эту агрессию наружу. Сам посуди — по дороге сюда целых три баталии пришлось останавливать. То один тупорылый барон на соседа наскочит, то другой. Артанцам надо дать урок, давно пора. Обнаглели. Ленивые, тупые, а детей плодят, как груши из бочки сыплют. Недавно сравнивал исследования, так не поверишь, получается, что население Артании превосходит население Славланда и Ниверии, вместе взятых, почти в семь раз!

— Да ну?

— Совершенно точно. Недавно я узнал, что за убийство неверного, то есть человека вроде нас с тобой, артанские жрецы гарантируют горлохватам специальное теплое место в специальном артанском раю, где храбрым воинам будут предоставлены в употребление ровно тридцать пять «непрочных дев».

— Да, я где-то об этом слышал.

— «Непрочных» — это, как ты сам понимаешь, искаженное ниверийское «непорочных», хотя все артанцы уверены, что никогда ничего у «неверных» не заимствовали, ибо умны и горды. Ты в столицу заглядывал по дороге?

— Нет, мимо проехал, — сказал Зигвард. — Хотелось скорее тебя найти.

— Я все не могу привыкнуть к мысли, что ты — Великий Князь, пусть и бывший. Смотрю и думаю…

Странные у славов понятия о чувстве такта, подумал Зигвард. Впрочем, славы тут не при чем — это просто Кшиштоф. Он всегда такой был. Ничего плохого он в виду не имеет. Совсем не изменился. Хороший мужик.

— Ты будешь жить у меня во дворце, — твердо сказал Кшиштоф. — А с Фалконом мы еще поквитаемся. Ладно. Еще дня три здесь торчать придется, пока ухари узкоглазые не уйдут в свои скучные степи. По столице я, брат, истосковался — сил нет. Хочется в город, чтобы народ был кругом, а не горлохваты одни. Сестренка моя там нынче управляет, пока меня нету. Шустрая сестренка, глазастая. Тебе понравится.