Невеста Стального принца (СИ) - Чернованова Валерия Михайловна

— С чего бы это? — бросил резко.

Он ожидал какого угодно ответа, но только не того, что выдала, даже не краснея, Филиппа:

— Мне сразу раздвигать ноги или ваше всемогущество предпочитает начать с прелюдий?

Секунда, другая, и Мэдок подался к наине, решив, что теперь-то он уже точно определился и точно знает, что сейчас с ней сделает.

Я уже говорила, что из меня паршивая актриса? Так вот, я ошибалась. Не паршивая — препаршивейшая.

Герцог ни на секунду мне не поверил. Не поверил, что перед ним, большим голодным зверем, кроткая овечка, жрать которую будет совсем неинтересно. Сверкнул глазами, хищно и жадно, после чего сграбастал меня в охапку, прижимая к своей груди. Широкой, твердой, горячей. Почему-то последнее ощущалось даже через плотную ткань его незатейливого темного камзола или что там на нем такое.

— Прелюдии, говорите? — Меня бесцеремонно куснули в шею.

Вампир недоделанный.

— Что ж, давайте начнем с них. Куда нам спешить? У нас ведь вся ночь впереди.

От подобных перспектив у меня волосы на голове зашевелились. Всю ночь для девственницы — это полный хардкор. И пусть я ею не являлась, но ублажать обозревшего хальдага часы напролет все равно не собиралась.

Тем более неизвестно, что произойдет, когда он поймет, что нет у меня невинности. Нет и в помине.

Ладони де Горта властно легли на мои нижние девяносто, впечатывая меня в его бедра. Тоже, к слову, каменные. Там все было каменным и… И где там мой канделябр?

— И это вы называете прелюдией? — возмущенно выдохнула я, когда этот (так и хочется перековеркать его имя), закончив обцеловывать мне шею, решил поближе познакомиться с моей грудью. — Такое ощущение, что вы меня сейчас съедите!

— А вам есть с чем сравнивать, Филиппа? Откуда вы вообще знаете это слово? — Поцелуи через ткань ночнушки были не менее яркими, острыми, жгучими.

— А я девушка образованная.

— И в чем же именно вы образованны? — Хальдаг сдернул, совсем не нежно, с моего плеча кружевную бретельку, обнажая грудь, и ткань жалобно затрещала.

А я, кажется, застонала…

Лиза, ну нельзя же так!

— Просто у меня большой словарный запас и…

Очередной укус-поцелуй достался затвердевшему соску, и теперь уже я шипела, выгибаясь как кошка. Правда, не уверена, что шипела от боли, и вообще не понимаю, с чего бы чему-то там твердеть в моем теле — я ведь не герцог. Это у него недержание (а лучше бы было нестояние), а у меня… А у меня уже черт знает сколько не было секса, и все эти поцелуи, перемежающиеся легкими укусами, горячее дыхание на коже, от которого по телу бегут волны дрожи, скольжение сильных ладоней по ягодицам, бедрам… В общем, большого ума не надо, чтобы понять, де Горт — любовник что надо. Пылкий мужик, страстный. Не то что мой Кирилл.

Толкнув меня на подушки, хальдаг быстро стянул с себя камзол, швырнул его на пол и подался ко мне, наклоняясь, вольготно устраиваясь между моих разведенных коленей.

К тому моменту я уже окончательно смирилась, что план А самым бесславным образом провалился, и теперь лихорадочно соображала, как бы так незаметно дотянуться до плана Б и что мне потом за это будет.

Когда это животное очухается.

— Ты безумно приятно пахнешь, Филиппа. Твои волосы… твоя кожа… — тем временем шептало животное, низко и хрипло, отчего его шепот можно было запросто перепутать со звериным рыком.

— Вы тоже пахнете. Но не могу сказать, что приятно.

— Ну я ведь не девица, чтобы благоухать фиалками, — на миг прервав свое занятие, резонно заметил де Горт и одарил меня таким взглядом, от которого… ну, в общем, да, стало однозначно жарче.

Он ласкал, целовал мою грудь, задевая губами, твердыми, немного шероховатыми, нежную, ставшую чувствительной кожу, навевая мысли о плане В, по которому я на все плюю и знакомлю его всемогущество со своей лазерной эпиляцией.

Эта мысль, как ни странно, меня отрезвила. Тем более что пальцы хальдага, пока он, опустившись ниже, что-то там вырисовывал языком у меня на животе, уже вовсю путешествовали по внутренней стороне моих бедер, грозясь в любое мгновение познакомиться и с эпиляцией, и с самым сокровенным Лизы Власовой.

Так, Ли, соберись! Это всего лишь обалденно красивый мужик, который тебя хочет. Подумаешь… Ничего такого! Ты ведь его совсем не хочешь. А то, что внизу живота уже вовсю тянет и кажется, будто внутри костер полыхает, так то вино виновато. Ну ладно, может, гормоны от долгого воздержания немного пошаливают. Не больше…

Нет, мы еще повоюем и так просто не сдадимся его всенаглючеству! С этой жизнеутверждающей мыслью я, пожелав себе удачи, потянулась за канделябром.

Потянулась я, значит, за оружием, даже пальцами сумела его коснуться. Сжала их в кулак и охнула — мать моя женщина, какой же он тяжелый! Надо было подсвечник брать или какую-нибудь керосиновую лампу.

Не соображаешь, Лизонька, не соображаешь.

Мой выразительный «ох» герцог явно принял на свой счет и с еще большим усердием стал стаскивать с меня сорочку, которая теперь прикрывала одни лишь девичьи бедра. До знакомства с эпиляцией оставались считаные секунды, и я, поднапрягшись, а заодно прицеливаясь к мужской макушке (в таком ракурсе она шикарно просматривалась), все-таки сумела стянуть канделябр с тумбочки.

И тут хальдаг вдруг решил взять тайм-аут и поднял на меня взгляд.

— Что вы делаете? — обескураженно спросил он.

Настолько обескураженно, что я даже не подумала его обманывать, честно призналась:

— Собираюсь огреть вас канделябром.

— Зачем?

Мм…

— Чтобы вы отключились и все это прекратилось.

— Вам не нравится?

Ох, как же сложно кому-то придется с этим кадром.

Прижала к себе «орудие убийства», а заодно и подушку, чтобы спрятаться от жадного взгляда этого мужлана.

— Представьте себе — нет. Мне не нравится! Не нравится, что какой-то самоуверенный наглец решил взять меня силой!

— Вообще-то я ваш жених, Филиппа, и господин, — мрачно поправил меня Мэдок, на вытянутых руках нависая надо мной. Дышал он тяжело, рвано и так на меня смотрел, что даже удивительно, как это подушка не рассыпалась пухом, а канделябр не растаял у меня в руках жалкой сосулькой. — К тому же вы не сопротивлялись.

— А канделябр я, значит, просто для красоты схватила?

— Фи-лип-па… — грозно сощурившись, прорычал его всемогущество.

Наверное, следовало испугаться, попытаться извиниться или, на худой конец, свести все к неудачной шутке, но вместо этого меня накрыло обидой.

— Что — Филиппа? Разве так обращаются с невинными девицами? Вы бы хоть для начала меня поцеловали!

Как же в такой ситуации не вспомнить простую житейскую мудрость: лучшая защита — это нападение. Не получилось напасть с канделябром, так хоть нападу словами.

— Ну так а я последние десять минут чем занимаюсь? — зло выплюнул герцог.

А он неплохо защищается.

— Я говорю о других поцелуях. О нормальных! В губы! А вы начали раздевать меня, зацеловывать и закус… кусать, в общем, как какую-нибудь шлюху!

— Таких поцелуях?

Мгновение, и он, приподнявшись на коленях, дернул меня за руку, притягивая к себе. Замер на несколько секунд, которые отдавались в моей груди быстрыми, гулкими ударами сердца, глядя мне в глаза. Скользнул взглядом по губам, привлекая к себе еще ближе, а потом… А потом я получила тот самый поцелуй, которого требовала. Обжигающе горячий, томительно медленный, когда губы де Горта прижались к моим, исследуя, сминая, раскрывая. Этот поцелуй сложно было назвать целомудренным, но не было в нем и жесткости, жадного напора. Осторожный, изучающий, чувственный, почти что нежный.

В общем, да, мне понравилось, как это ни печально. И, кажется, я потеряла канделябр. Сама не заметила, как он выпал из ослабевших пальцев. Осталась только подушка между нами и горячее дыхание хальдага на моих «завоеванных» губах.

Приходилось признать, этот раунд я тоже проиграла.