Ты убивала колдунов? (СИ) - Свирская Анна

Эстос не переставал целовать её.

Альда лежала в его объятьях и часто, неровно дышала, изумлённая тем, что с ней произошло.

Конечно, она знала о подобном, не могла не знать, но испытать это с мужчиной, с тем, кто был так желанен и дорог…

В какую же страшную западню она попала!

Засыпая Альда думала, что ей всю ночь будет сниться Эстос. То, как она стонала в его рот, или то, как обхватила его и в несколько движений заставила выплеснуться.

Но во снах Эстоса не было, зато там была принцесса Матьяса, в её маленьких округлых ушах качались те самые серьги. Она рыдала, и серьги тряслись в такт.

— Мой первенец! Мой первенец! — стонала она.

Альда знала, что принцесса, и её муж, первый господин Изумрудного дома, и Гаэлар, их сын, погибли вместе, может быть, в одно и то же мгновение были сметены страшным вихрем колдовского пламени; но во сне она решила, что Матьяса рыдает по погибшему сыну. Но потом появился Гаэлар. Он был совсем на себя не похож: бледный до синевы, худой, как ветка, большеглазый юноша с полоской только-только пробившихся над верхней губой усов. Но Альда почему-то была уверена, что это он.

— Что ты сделал с моим первенцем! — кричала Матьяса. — Я прикажу казнить тебя! Сварить в масле! Я дочь короля! Как ты посмел меня ослушаться?!

На свет вдруг выступил Безумный Шкезе, не морщинистый и седой, как сейчас, а темноволосый, с гладким лбом и глазами, горящими ярко и безумно. Одежда на нём была цветов Изумрудного дома.

Принцесса подняла своё опухшее от слёз лицо и начала выговаривать Шкезе что-то, что не складывалось в слова. Она повалилась в кресло, не переставая что-то выкрикивать, и сжимала живот так, точно страдала от боли.

Серьги её ушах, качались, ловили солнечные блики и горели огнём.

А потом принцесса указала на Альду:

— Возьми её тоже! Почему только мой сын страдает? Она тоже должна!

— Она ещё мала, госпожа, — ответил Шкезе.

— Мне плевать! Плевать! Зачем вы сделали это с моим сыном?! Зачем!!!

Альда проснулась. Сердце быстро колотилось в груди.

Это был не совсем сон, а что-то вроде смешанного со сном воспоминания. Всё это на самом деле происходило, но не совсем так. Альда помнила те события туманно — ей было тогда около восьми… Она прибыла в Изумрудный дом для занятий и встречи с Гаэларом, как это было заведено, но в одном из залов её ждал первый господин и часто сопровождавший его Шкезе. Тогда ещё нестарый, как и было во сне. Альда не знала, в чём был талант этого странного человека; он был слабым колдуном, все так говорили. Но он, тем не менее, стал самым приближенным лицом первого господина Изумрудного дома, а после его смерти, когда величие дома угасло, он занял столь же высокое место при первом господине Небесного дома. Говорили, что Шкезе прозревает будущее — видит его во снах, но если бы это было так, разве не предупредил бы он Арбэта Алмоса, что он, его жена и старший сын погибнут, если отправятся в то путешествие?

Альда склонилась перед первым господином, как её учили, и тот милостиво кивнул в ответ.

— Мне нужно немного твоей крови, — сказал Алмос. — Совсем немного. Ступай с восьмым господином, — он кивнул на Шкезе. — А потом тебя проводят к Гаэлару.

Шкезе увёл её в большую комнату, где на полках громоздились груды свитков и книг, а на столе в открытых ларцах хранились загадочные жидкости и порошки. Шкезе взял со стола маленькую плошку, на дне которой было совсем чуть-чуть густой голубой жидкости, не больше ложки.

— Дай мне руку, — приказал Шкезе.

Альде было страшно, но она подчинилась беспрекословно.

Шкезе маленьким ножичком скользнул по подушечке среднего пальца так легко и быстро, что Альда почти не почувствовала боли.

Кровь закапала с пальца, и Шкезе подставил под капли плошку. Он отсчитал шесть капель, а потом начал перемешивать кровь с голубой жидкостью. Она должна была поменять цвет от крови или хотя бы потемнеть, но этого не произошло.

— Слуги отведут тебя в комнату для занятий, — Шкезе махнул в сторону Альды рукой, отпуская. — Палец скоро заживёт.

Принцесса Матьяса часто, почти каждый раз, придумывала предлоги, чтобы отвлечь сына от игр и занятий с Альдой, поэтому в тот день, когда Гаэлара позвала служанка по какому-то важному делу, никто не удивился. Гаэлар последовал за служанкой, а Альда вернулась из сада в павильон, где они занимались, и взялась за книгу. Читала она тогда ещё медленно. Её отвели обедать — по-прежнему без Гаэлара, — потом вернули обратно в комнату для занятий, и только через час после этого туда вошла принцесса Матьяса. Она смерила Альду холодным взглядом и спросила:

— Где мой сын?

— Я не знаю, госпожа. Его увели — я думала, что по вашему распоряжению.

Холодность на лице принцессы сменилась тревогой, почти что страхом. Её черты ожили и стали… красивыми.

Матьяса обернулась с служанке и прошипела:

— Немедленно отыскать второго господина.

Она вышла из павильона, а Альда, не спросясь, бросилась следом за ней. Служанку, уведшую Гаэлара, быстро нашли. Она сказала, что мальчик находится в покоях первого господина.

Когда принцесса ворвалась туда, то нашла сына на одной из террас. Он спал на подушках в тени, а двое слуг махали над ним опахалами.

Принцесса подошла к нему, а Альда остановилась у входа. Гаэлар спал? В середине дня? В покоях своего отца? Что же здесь происходило?

С протяжным всхлипом принцесса опустилась на колени возле сына и разразилась рыданиями. А потом она начала кричать…

Слуги забегали, прислужники заметались, в покоях появились первый господин и Шкезе. Принцесса плакала и кричала, спрашивала, зачем они сделали это с её сыном, а Альда ничего не могла понять. Она только заметила, что запястье Гаэлара замотано белой тканью, и принцесса указывала именно на эту повязку.

Потом, в приступе злости и отчаяния, Матьяса сорвала ткань с запястья Гаэлара и швырнула мужу прямо в лицо.

Альда, стараясь держаться подальше от разъярённой принцессы, вдоль стены проскользнула к Гаэлару, который всё ещё спал. Крики должны были давно его разбудить, и это значило, что сон не естественен: его либо чем-то опоили, либо он был под действием заклятья.

Запястье Гаэлара оплетала свежая татуировка. Из-за того, что кожа покраснела и припухла, нельзя было в точности разобрать рисунок, но напоминал он сплетение угловатых ветвей. И это был не просто рисунок, линии как будто выступали над кожей.

Альда сначала подумала, что это была обычная ритуальная татуировка колдуна. Гаэлар был достаточно взрослым, чтобы получить первую. Альда не разбиралась во всех тонкостях, но знала, что с помощью особых татуировок колдуны могли увеличивать свои силы, или получать власть над определёнными стихиями, или осваивать ранее недоступные заклинания. У Арбэта Алмоса татуировок было так много, что на правой руке они поднимались выше локтя.

Но принцесса Матьяса не стала бы так неистовствовать из-за колдовской татуировки.

И тут Альда вспомнила про мисочку с голубой жидкостью и поняла.

Это была не колдовская татуировка, а татуировка назначенных звёздами. Клятва, не произнесённая словами, а высеченная в человеческой плоти. Она связывала пару окончательно, так что один не мог без другого.

Её полагалось нанести в десять лет, но принцесса Матьяса как могла оттягивала этот момент, потому что это окончательно связало бы её сына с простолюдинкой. И вот её муж просто сделал это — приказал Шкезе взять кровь Альды, приготовить особую краску и нанести татуировку.

— Ты сделал это намеренно! — кричала принцесса. — Чтобы он не мог уже избежать этого проклятого брака!

— И чтобы ты не решила, упаси нас великие боги, избавиться от девочки, — спокойно ответил Арбэт Алмос.

Арбэт Алмос в отличие от своей жены не терял достоинства, не кричал, не кружил по комнате и не бросался угрозами.

— Только не говори, что тебя заботит судьба этой замарашки! Или веления звёзд! Тебе плевать! Чего ты добиваешься, скажи! Чего?! Чего ты хочешь? Ради всех богов ада, почему ты делаешь это с моим мальчиком?