Ты убивала колдунов? (СИ) - Свирская Анна

Столько имён… Одно было стёсано. Оно находилось чуть выше уровня глаз в самом начале строки, значит, около семи или восьми поколений назад. Альда ничего об этом человеке не знала. Его имя было стёрто со Стены Клятв, вымарано из книг, а родным было запрещено о нём говорить, чтобы память о клятвопреступнике не передалась потомкам. Альда, да и все остальные из Льессумов, кого она знала, задавались вопросом, что заставило того мужчину или ту женщину нарушить родовую клятву и что было потом. Какая последовала кара? По рассказам, она была ужасной: преступник будет умирать медленно и в страшных муках, его кровь сгорит в жилах, но по-настоящему никто не знал, как это будет.

У Альды что-то противно, боязливо сжалось с животе.

Почему именно она? Почему? Почему?

Столько столетий и всего одно стёртое имя. Сотни Льессумов забирали жизни, не зная сомнений, почему именно ей выпало это — узнать свою жертву, касаться её целовать, смотреть на его лицо, такой спокойное и счастливое во сне, смеяться от его шуток, сжимать в объятиях и любить, любить, любить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Почему, великие боги, именно ей досталась такая судьба?

— Мы волновались за тебя! — Сарса рассматривала наряд Альды и даже начала щупать ткань. — Несколько дней прошло и ни одной весточки. Ладно бы ты уехала из города, так ведь нет…

— Ты же понимаешь, что у меня было дело.

— И как? Оно завершено? — спросил Тервел с почти враждебной требовательностью в голосе.

— Пока нет. Поэтому мне нужно будет вернуться.

— Куда? Туда, где тебя нарядили в эти роскошные тряпки?

— Это богатое поместье, — Альда и не подумала отвести глаза и смотрела в лицо Тервела с вызовом. — Там даже служанки одеваются хорошо.

— Как бы ты не размякла от такой хорошей жизни!

Дядя Микас подошёл к ним вплотную:

— Тервел, имя Альды высечено на Стене Клятв. Она давно не ученица и не нуждается ни в чьих советах в том, как ей подобраться к своей цели.

— Да он просто хочет забраться к ней под юбку! — зло выкрикнул Тервел.

Альда лишь равнодушно повела плечами. В их семье женщины не считали зазорным использовать свою привлекательность, чтобы подобраться к жертве.

— Попасть в поместье я смогла, — сказала она. — Но я недостаточно близко подобралась, чтобы завершить дело.

— Это поместье вроде тех, что на Каштановом склоне? — спросила Сарса. — Большое? Это правда, что в таких даже стражники на входах — это слабые колдуны?

Альда хотела сказать, что не видела, чтобы кто-то из стражи колдовал. Палаши блестели немного странно, как будто бы были зачарованы, и ещё эти пылающие жезлы, но Альда не знала, обладали ли сами стражники силами. Она хотела про это сказать — и не смогла. Альда не чувствовала боли или, к примеру, чтобы горло её волшебным образом сжималось — она просто не могла произнести ни слова. Язык не слушался.

Альла похолодела, в груди стало пусто, словно оттуда вышел весь воздух.

— Я не могу про это рассказать, — произнесла она, стараясь не показать другим, что напугана.

А вот эти слова вылетели изо рта легко.

— А сады… Правда, что в них устраивают колдовские ловушки? — Сарсу нисколько не смутил отказ. — И что если кто обманом попадёт в дом, будет кружить, как безумец, по одному дворику, не понимая, как из него выйти?

Даже лучшие из наёмных убийц, вроде Льессумов, редко проникали за стены поместий. Слишком много там было чар. Легче было подстеречь жертву на улице или в ещё каком-то месте, которое не было столь тщательно защищено. Конечно, теперь всем не терпелось узнать, как охрана поместий была устроена изнутри, Сарса была лишь самой нетерпеливой из них.

— Я не могу рассказать, сестрица, — повторила Альда. — Я хотела бы, но это невозможно. Я принесла клятву. Мне пришлось… — Она опустила голову. — Дядя, я об этом хотела с тобой поговорить…

Микас Льессум нахмурился:

— Какую именно клятву ты принесла?

— Клятву верности дому. Это был единственный для меня способ проникнуть туда, и я помню, чему ты учил… Клятвы дому налагают при…

— Пойдём-ка со мной, девочка, — сказал он.

Альде стало тревожно от последнего слова. Он назвал её «девочкой», это значило, что она очень-очень провинилась.

Комната дяди была маленькой и тёмной. После смерти отца Альды пустовало несколько больших комнат в дальнем конце дома, но дядя так и остался жить в скромной клетушке на втором этаже. Лишь когда в самую жару солнце накаляло крышу, дядя Микас вместе с тётей переселялись в просторную комнату с окнами во внутренний двор.

— Это была клятва дому? — спросил дядя, едва они вошли и он закрыл за собой дверь. — Не роду?

— Нет! Нет! Это очень знатная семья… Разве они будут принимать служанок в свой род?

— Ты уверена? Тервел говорит, что ты проникла в дом воспользовавшись тем, что один из младших господ…

Альда яростно дёрнула головой:

— Тервел злится, когда я заговариваю хоть с кем-то, кроме него! Вот и всё!

— Он привязан к тебе и, что важнее, беспокоится о тебе.

— Обо мне не надо беспокоиться, дядя! Я могу убить человека голыми руками, не успеешь ты досчитать до трёх.

— Но чувства твои уязвимы…

Дядя никак не мог сделать таких выводов из одной короткой фразы, сказанной Тервелом сегодня. А это значило…

— Что Тервел тебе наговорил? — спросила Альда.

— Ничего такого, о чём бы он знал наверняка, но вообразил он про тебя и того молодого господина многое, уж поверь!

— Дядя, он не должен был! Это…

— Я знаю, знаю, — Микас опустился на стул и указал Альде на другой. — В наших жилах течёт холодная кровь, а вот Тервел, как бы мы его ни учили… Он другой.

— Ты же не думаешь, что он…

— Нет, не бойся, — не дал её договорить дядя Микас, угадав всё по лицу. — Я не собираюсь изгонять его. Пока. У него есть время научиться владеть собой.

— Не наделал бы он глупостей, — покачала головой Альда. Ей на пару мгновений стало не по себе: Тервел пока не знает, что она вошла в Соколиный дом наложницей. Что будет, когда узнает?

— Я приглядываю за ним, — ответил дядя. — Тебе дал поручение сам Дзоддиви. Не хватало ещё, чтобы какой-то мальчишка помешал тебе… Делай свою работу, Альда, и ни о чём не беспокойся. — Микас вздохнул, потирая колено, — оно было искалечено несколько лет назад, и, хотя сильные боли давно ушли, привычка растирать его осталась. — Лучше скажи мне, что там всё же с этой клятвой.

— Я помню, что ты говорил, дядя: нет ничего сильнее родовой клятвы вроде нашей, которую мы приносим у Стены. Поэтому я решила, что клятва другому дому не заставит меня нарушить свою.

— История нашего клана говорит, что так оно и есть, но ведь и клятвы бывают разными.

— У меня были сомнения, но… Я бы очень хотела посоветоваться с тобой и дядей Кафасом, но у меня не было такой возможности. Мне надо было ответить быстро. От меня не требовали немедленного ответа, но я подумала, что отказ или промедление могут всё испортить. Я не могла так рисковать! Я думала, что та клятва никак не повлияла на меня, но…

— Но что?

— Когда Сарса спросила меня про поместье, оказалось, что я не могу вымолвить ни слова!

— Колдовские дома налагают такое заклятие на всех слуг, чтобы они не выболтали их секреты. Я думаю, что сейчас беспокоиться не о чем, — сказал Микас, хотя сам напряжённо свёл брови. — Пока клятва дому не противоречит твоей главной, глубинной клятве, она действует. Но если настанет тот самый миг, клятва колдовскому дому не сможет тебя остановить. Клятвы Льессумов ей не пересилить. Наша стена в незапамятные времена благословлена жрецами Двора Смерти, её накладывает не какой-то там колдун, а сами боги!

— Ты уверен, дядя?

Альда поняла вдруг, что в глубине души хочет этого: хочет, чтобы клятва Соколиному дому оказалась сильнее, и тогда бы ей не пришлось… Великие звёзды, она уже даже помыслить об этом не может!

Тогда бы ей не пришлось убивать Эстоса Вилвира.