Ты убивала колдунов? (СИ) - Свирская Анна

— А сам он не может? Он же величайший колдун!

— Нет… Я пытался научить его и братьев, но у них ничего не выходит. Колдуны же обычно не всесильны. У кого-то получается лучше одно, у другого — другое. Один может наслать на врагов безумие, а другой — призвать грозу. Мне неподвластно то, что делает отец, а ему — то, что делаю я. Но, если честно, я не знаю ни об одном другом колдуне, кто мог бы замедлять время. Отец прочитал тысячи книг за свою долгую жизнь, но ни в одной не написано о таком…

В голосе Эстоса послышалось нечто отдалённо напоминающее гордость, но очень отдалённо. Больше было разочарования.

— Ты думаешь, что это связано с твоей болезнью, о которой тоже не написано ни в одной из книг? — догадалась Альда.

— Болезни начинаются тогда, когда в теле или душе человека что-то разладилось. Возможно, во мне оно разладилось таким образом, что я стал способен на колдовство, недоступное другим.

— А если ты ошибаешься? Твои умения ведь не пропали, когда прекратились боли…

— Нет, хотя… Хотя кое-что я давно не пробовал. Испытаем на тебе? — у Эстоса загорелись глаза. — Какое-то короткое заклятие, например, слепоты, или парения, или острого слуха…

— А обязательно испытывать это на мне? — уточнила Альда, которой не очень то хотелось ослепнуть или воспарить, пусть и на краткое время.

— Хорошо, выберем что-то другое… Вот это! — Эстос взял с подноса маленький круглый орех.

Он положил его на ладонь и, не сводя с ореха взгляда, начала что-то шептать. Альда не могла разобрать слов, лишь шелест губ и протяжный напев.

От орешка потянуло холодом — и это был не настоящий холод, а тот особый, который окружал покои третьего господина. Холод времени.

Потом напев вдруг сменился, а потом и вовсе оборвался. Эстос опустил руку, а орех остался висеть в воздухе.

Альда рассмеялась, в такой восторг привело её это простое колдовство. Она почувствовала себя ребенком, наблюдающим за рыночным фокусником.

Эстос смотрел на неё, позабыв об орехе, и Альде казалось, она кожей ощущает тёплое прикосновение этого взгляда.

— И что дальше? — спросила она.

— А, дальше… Вот, смотри!

Эстос отошёл к своему столу и взял высокий чёрный кувшинчик. Вынув деревянную пробку, Эстос высыпал что-то на плоскую деревянную лопаточку.

По золотистому блеску Альда узнала ту самую пыль, что обнаруживала колдовство.

— Посыпь на орех.

Альда перехватила тонкую рукоять и, стараясь держать лопатку на вытянутой руке, быстро перевернула её над орехом.

Пыль осыпала его и медленно осела на пол — и вот там начала искриться, вспыхивать и вспениваться.

— Здесь заклинания повсюду, — пояснил Эстос. — На полу, на стенах, на окнах, на потолке.

— Но орех… — Альда в замешательстве толкнула его пальцем и тот медленно поплыл по воздуху. — На нём есть заклятие. Это же очевидно, что есть, раз он летает! Почему пыль не подействовала?

Эстос поймал подплывший к нему орешек и подкинул вверх.

— Всё то же самое, — сказал Эстос. — Время. Когда я произносил заклинание, я немного придержал ход времени, на одно лишь мгновение. И теперь заклинание оказалось как будто бы в прошлом. По какой-то причине время непроницаемо для магии.

— Орех сейчас — как эти покои, только маленький! — догадалась Альда.

Сердце тревожно билось в груди: и от того, как проста и могущественна была магия Эстоса Вилвира, и от того, что она догадалась наконец, почему Дзоддиви желал его убить!

Эстос говорил ей, но она не поняла сразу — слишком сильно было поражена его историей и слишком сосредоточена на том, что ей самой сказать, как себя повести. Магия Эстоса не просто замедляла время, она отрезала его покои от всего остального мира. Эстос наколдовал проход для себя и избранных слуг, которые носили особые бляшки, но для всех прочих комната была неприступна. Собери Дзоддиви целую армию, обрушь он на поместье самые страшные заклятия, в личные покои третьего господина всё равно нельзя было бы проникнуть.

Понятно, что колдунам с правого берега не были особенно нужны эти небольшие покои, но Эстос мог создать подобную неприступную границу где угодно — лишь бы хватило сил. Благодаря его умениям в любой колдовской дом мог войти человек с магическим оружием или подверженный заклятию, и ни золотая пыль, ни что-то другое не обнаружило бы его. Колдовские дома правого и левого берега вели борьбу многие столетия, но они были на равных, потому что магия оставляла след, колдуны чувствовали друг друга, понимали, когда перед ними находилось проклятое украшение, замечали чары, наложенные на слуг и домочадцев. Но Эстос мог сделать колдовство невидимым, не оставляющим никакого следа…

Вряд ли Дзоддиви понимал, как Эстос это делает. Он знал лишь то, что третий господин мог скрыть магию и, таким образом, сделать её в два, в десять раз опаснее! Разумеется, такой человек должен был умереть. Он нарушал тысячелетний баланс между колдовскими домами правого и левого берега.

— Тебя это пугает? — спросил Эстос.

Альда подняла на него глаза.

Она забылась! Совершенно забылась! Позволила Эстосу увидеть её тревогу и страх.

— Как и всё прочее колдовство, — ответила она. — Но это… Ты делаешь золотой порошок бесполезным, а колдунов — слепыми. Если они узнают, то будут напуганы. Ты можешь проникнуть в их дома, может быть, в их тайники, укрытые магией… Они захотят убить тебя!

— Я это знаю. Моя магия нарушает равновесие. Я не хотел этого, лишь пытался найти способ избавить от боли, а когда понял… Мы с отцом решили, что нужно хранить это в секрете как можно дольше, но, кажется, нам не удалось…

— Почему ты так думаешь? — насторожилась Альда.

— Меня пытались убить. И даже не раз.

Альда обняла его и прижалась лицом к его плечу, едва не задыхаясь от любви, и вины, и боли, раздиравшей ей душу.

— Эстос… — прошептала она. — Я не знаю… Я не знаю, что с этим делать, как помочь тебе… Я… я…

Она почувствовала, как подступает к груди рыдание и замолчала.

Как же тяжела эта ложь! Хуже могильного камня, какие кладут на могилы самоубийц, опасаясь, что сила их отчаяния поднимет их после смерти.

Эстос положил ладонь ей на затылок.

— Меня не так уж легко убить, — прошептал Эстос. — Ты ведь знаешь про второе сердце?

— Да, знаю, — ответила Альда, а внутри кричала: «Не говори мне! Не говори! Не доверяй ещё и эту тайну!»

Глава 12. Второе сердце

Эстос ничего больше не стал говорить про второе сердце и колдовство. Он ласково гладил Альду по голове, и это было так странно, что Альду прохватила дрожь. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать, никто из близких уже не считал её ребёнком, которого можно было бы вот так гладить или утешать из-за мелочей. Она не была ещё убийцей, но готовилась встать на этот путь — а на нём никогда не будет утешения.

— Может быть, — тихо начала она, — тебя хотят убить из-за чего-то другого? У Соколиного дома множество врагов.

— Я слабый колдун, который большую часть месяца не может подняться с постели. Если кто-то и станет меня опасаться, то только из-за этого. Моя магия слаба, но она невидима… Другие дома, даже на нашем берегу, вряд ли смирятся с этим.

— Я буду защищать тебя, — твёрдо сказала Альда. — Я могу…

— Я не сомневаюсь, что можешь, Кейлинн, — Эстос прижал её к себе сильнее. — Но у меня достаточно охраны.

— Ещё один клинок не помешает.

— Послушай, — Эстос разжал объятия. — Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. И к тому же ты вошла в наш дом наложницей. Даже если бы я хотел, я не могу дать тебе лук и стрелы или меч…

— Достаточно кинжала, я сумею спрятать его даже в тех скудных одеяниях, что мне положены.

— Хорошо, — кивнул Эстос, целуя её. — Я ни в чём не могу тебе отказать, когда ты просишь или требуешь.

— Тогда я попрошу тебя ещё кое о чём, — подхватила Альда. — Раз ты считаешься достаточно здоровым, чтобы помогать отцу, то, быть может, ты достаточно здоров, чтобы выйти в сад? Ну, хорошо, не выйти… Пусть тебя вынесут в кресле. Или это опасно? Мне так жаль тебя. Ты сидишь, словно в тюрьме, в своих комнатах!