Ты убивала колдунов? (СИ) - Свирская Анна

И если он был Гаэларом, то как он мог уцелеть? И почему она его не узнала? Разве возраст и болезни могли так сильно изменить человека? Или это из-за колдовства Соколиного дома он стал неузнаваем?

Нет, во имя семи небес, хватит! Хватит обманывать себя! Он вовсе не был неузнаваем! Да, он изменился на лицо, но ведь с самого начала ей казалось, что она где-то видела этого человека… Замечала что-то неуловимо знакомое. Она с первой же встречи знала, чувствовала, предугадывала!..

Альда указала на первое из платьев, которые служанки разложили перед ней. Пока Эстос занят с отцом она всё равно ничего больше не может сделать. Только ждать.

Эстос думал, что отец примет его, как обычно, в своей рабочей комнате. Той самой, где Кейлинн заметила серёжку младшей принцессы. Но слуги повели его к пустующим сейчас покоям двоюродного деда. Но и там они свернули не в главный двор, а в один из боковых, и подошли наконец к низкому зданию, которое, конечно, нельзя было назвать обветшалым или запущенным, но можно было — покинутым. Эстос не сразу узнал его, потому что редко бывал в этой части огромного поместья, но потом понял — это был фехтовальный зал. Двоюродный дед был сильным колдуном, хотя и не чета своему брату или племяннику, а ещё — лучшим фехтовальщиком Карталя и повелел построить отдельный зал рядом со своими покоями, чтобы со всеми удобствами там упражняться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У дверей зала стояла стража, но она расступилась перед Эстосом.

Когда он вошёл внутрь, то в нос ударил сладкий запах благовоний. Пахло даже сильнее, чем во время церемонии поминовения. И Эстос быстро понял, для чего это было сделано: на полу под светлыми покровами лежали тела.

Воздух казался чуть мутноватым от дыма из десятка курильниц.

Сам зал с необычным сводчатым потолком был пустым, даже скамеек, которые когда-то стояли вдоль стен, теперь не было. Кто-то распорядился принести высокое кресло для первого господина, но тот не стал им пользоваться и вместо этого расхаживал взад и вперёд. Ассар, облокотившийся на спинку кресла, следил за ним взглядом. Он первым заметил вошедшего Эстоса.

— Здравствуй, брат! — сказал он. — Как ты сегодня? Держишься на ногах?

— Всё хорошо, благодарю тебя.

— А вот и ты! — Ульпин Вилвир остановился и указал рукой на кресло: — Можешь сесть. Тебе, должно быть, тяжело стоять.

— Мне сегодня лучше, — ответил Эстос.

— Ассар, оставь нас, — распорядился Ульпин.

Ассар недовольно поджал губы и, зыркнув на отца исподлобья, произнёс:

— Как прикажешь, отец.

Уходя, он как-то странно и недобро посмотрел на Эстоса, но тот не смог разгадать, что бы это значило: то ли брат предупреждал об опасности, то ли, наоборот, завидовал тому, что отец захотел обсудить с младшим сыном нечто неизвестное наследнику дома.

— Я присылал слугу вечером, чтобы узнать, как твоё здоровье, отец, — заговорил первым Эстос. — Но он вернулся без ответа.

— Со мной всё хорошо. Мой лекарь предположил, что я мог бы выжить, даже если бы мне отсекли голову от тела.

— Как Римсгор Трёх Озёр? Я думал, это легенды…

— Может быть, и нет. Но проверять у меня нет никакого желания.

Отец больше ничего не говорил, и Эстос так и стоял на почтительном расстоянии от него. Оба смотрели на пол, где под светлыми покровами лежали тела. Эстос уже успел сосчитать: одиннадцать.

— Вчера говорили, что нападавших было четырнадцать, — сказал Эстос.

Отец повернулся к нему и усмехнулся:

— Несколько оказались ранены. Они пока живы, но скоро и их перенесут сюда.

— Они что-то рассказали?

— Ничего важного. Но я и не ждал другого. Те, кто планирует напасть на Соколиный дом, постараются остаться в тени, так что эти люди ничего не знают. Они не знали даже, кого им приказали убить.

— Разумеется. Они бы никого не сумели нанять, если бы объявили, что нужно убить первого господина нашего дома.

— И тебя, — добавил Ульпин Вилвир. — Им описали двоих, сын: тебя и меня.

— Снова меня… Это хорошо, — заметил Эстос. — Мы сможем сильно сузить круг виновных. Тех, кто может злоумышлять против тебя, наверняка тысячи, а вот против меня… Это должен быть кто-то достаточно близкий нам, чтобы знать про мое особое колдовство. И то, как они проникли в поместье, сумев обратить защитное заклинание, кажется, сужает круг ещё больше, так?

— Да, это мог быть только кто-то из присутствовавших в Ирисовом зале.

— Я не уверен до конца, но похоже на то…

— И в чём же причина твоей неуверенности? — спросил первый господин.

— Сначала я рассуждал так: портал в куполе мог быть открыт только с нашей стороны, ведь если бы его могли открыть снаружи, то сделали бы это в любое другое время. Например, открыли бы его ночью, когда в Ирисовом зале никого нет, и можно попасть в поместье никем не замеченным. Но, возможно, наши враги рассудили иначе. Найти кого-то ночью в огромном поместье, полном охраны и колдовских преград, не так-то просто. Можно блуждать до утра и так и не пробраться в наши покои. Не проще ли дождаться, когда все соберутся прямо под куполом?

Ульпин Вилвир посмотрел на сына с лёгким оттенком одобрения в суровом взгляде.

— Я размышлял ровно так же, — сказал он. — Но я и девятый господин изучили купол: портал открыли изнутри. Был изменён рисунок защитного поля, совсем незначительно, но это позволило сильному колдуну с другой стороны распахнуть портал.

— И как он сумели проделать это незаметно? — спросил Эстос.

— Почему ты думаешь, что незаметно? Когда ты творил своё заклятье, ты чувствовал что-то постороннее?

— Я был сосредоточен на собственном колдовстве, поэтому не особенно вслушивался… Я чувствовал, что кто-то использовал защитные чары. Но это обычная вещь, — добавил Эстос.

Когда колдун брался накладывать большое, сложное заклинание, другие часто создавали вокруг себя защитное поле, на всякий случай. Мало ли как поведёт себя заклятье…

— Ты можешь сказать, кто именно это был? — спросил первый господин.

— Нет, мне было не до того. Но это был не один человек и, мне кажется, даже не два и не три.

— Я и твои братья почувствовали тоже самое.

— Защитные чары использовались самые простые: Белый круг, Пурпурный круг, Щит Дутула… — задумчиво произнёс Эстос.

— Да, самые простые, грубые, и сквозь них мы не смогли ощутить другое заклинание. Как во время раската грома не услышать шуршания крысы под полом. Мы нашли в Ирисовом зале следы того заклинания, что поменяло рисунок, но понять, кто его сотворил, невозможно…

— То есть, мы знаем, что один из наших гостей — предатель, но поделать с этим ничего не можем?

— Это не страшно, сын мой… Совсем не страшно, — равнодушно протянул Ульпин. — Я каждого из них всегда считал и буду считать возможным предателем. Когда поднимаешься на такую высоту, то удара в спину ждёшь от каждого. Даже если мы найдём того, кто открыл портал, это всё равно не очистит всех прочих от подозрений. Куда больше меня волнуешь ты…

— Я?

— Ты очень мне дорог, — Ульпин развернулся и положил руки Эстосу на плечи. — Ты мне дорог как сын женщины, которую я безмерно любил, и как колдун, умеющий то, чего не умеет никто больше. Ты видел вчера: даже искуснейшие из заклятий можно разрушить, и только твоя магия нерушима и неприступна. Она как замок, к которому никто не сможет подобрать ключ. Поэтому ты должен оставаться при мне.

— Конечно, отец.

Эстос хотел сказать, что он как раз хотел просить разрешения уехать из города на несколько недель, но понял, что это будет худший момент из возможных.

— Ты — ценность нашей семьи и всего Соколиного дома, — продолжал тем временем Ульпин. — И меня тревожит…

— Что именно, отец? — спросил Эстос, когда Ульпин вдруг замолчал.

— Тревожит женщина рядом с тобой.

— Вчера она спасла мне жизнь! — воскликнул Эстос, хотя не мог не признать: его тоже в ней что-то тревожило, и даже не странные вопросы, которые она задавала утром, — всё началось намного раньше.