Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века - Людмила Бояджиева

— Можешь не сомневаться, я уж точно припрусь. — Люси даже не стала расстегивать чемодан.

— На волшебной палочке или на метле? Ты хоть представляешь, сколько стоит билет? — Баппи набирала в фартук луковицы из стоящего за дверью мешка. И так вдруг ей стало тошно от этой кухни и ежедневного стояния у плиты. А ведь десять минут назад, затевая жаркое из хорошего куска баранины на ребрышках, она была совершенно счастлива.

— Билет мне оплачивают! — Люси подошла к телефону, набрала номер. — Мистер Оуэн? Это Люси Джонсон. Я в Нью-Йорке… Да… Вы заедете за мной? Вот это здорово! — Она аж подпрыгнула. — Знаете адрес? Потрясно!..

— Пф-ф-ф… — Баппи села у стола, из фартука выкатились и разбежались по комнате луковицы. — А знаешь, чем дело кончится? Этот авантюрист завезет тебя в какой-нибудь темный притон, напоит и изнасилует!

— Ой, не могу! — демонстративно расхохоталась Люси. — Здесь телку не нашел — из Вильсона вызвал! Ты просто завидуешь, старая карга. — Она обняла сестру за шею. — Да, я поеду с ним! И знаешь, что сделаю в первую очередь? Выйду замуж за самого знаменитого актера Голливуда. За самую звездющую звезду. Вот!

Оуэн ждал мисс Джонсон у входа в известную ему фотомастерскую. Он вышел из машины и встал у журнального киоска — если что, не поздно и сбежать. Волнения преследовали открывателя красоток — а вдруг фото все же сильно отретушировано? Как объясняться тогда с Майером, загоревшимся заполучить новый бриллиант? За такие просчеты можно и со студии вылететь. Сейчас выползет из ателье оштукатуренная каракатица с кривыми ногами… Оуэн мысленно обратился к Богу, что делал крайне редко.

Она вышла из двери задом, оберегая чемоданчик и большую, затянутую пестрым ситцем корзинку. Платье модели «праздник в богадельне» зацепилось за притолоку, издало треск. Мисс крепко выругалась и шлепнула чью-то руку, попытавшуюся ей помочь из глубины ателье. Расправила подол, выпрямилась и огляделась, ища глазами Оуэна. Набрав воздух в легкие, он слышал, как забилось его сердце. В какой чертовой глуши появляются такие лица! Мимолетного взгляда довольно, чтобы распознать королевскую кровь. Немыслимо! Изумрудные, разлетающиеся к вискам глаза в смоляных ресницах, изящнейший нос, достойный чеканки на золотой монете… А губы… горделивый и чувственный абрис. Да, ее нельзя назвать смазливой мордашкой. Перед этой клушей из Северной Каролины хотелось встать навытяжку, титул Ваше Высочество так и крутился на языке. Ряженая принцесса. Дикая Королева.

— Мисс Джонсон, я здесь! — помахал он ей журналом «Голливудский бульвар», как и было условлено в телефонном разговоре.

— Оуэн, помощник главного директора. — Ну, даете! Я думала, вы старый. — Она вытерла руку о юбку и протянула ему ладонь, сложенную «лодочкой»: — Люси Джонсон… а это вам. Совершенно необычайной величины яйца прямо с куриной фермы. Моя хозяйка, как только узнала, что я стану играть в кино, так разоралась, ужас! Вот, просила передать. Она очень любит ваши фильмы. Плачет до утра, даже через стенку слышно. Честное слово!

— Благодарю вас, мисс! — Он мысленно выругался, взяв корзину, но прикинул, как будет рассказывать эту историю завтра в ресторане «Донван», и улыбнулся. — Прелестный подарок. Надеюсь, они удачно пересекут воздушное пространство страны. Прошу, такси ждет. Вы не боитесь самолета? — Он помог ей сесть на заднее сиденье и захлопнул дверцу.

Она аккуратно расправила юбку:

— Не думаю, чтобы меня мог испугать какой-то железный ящик, умеющий подниматься в воздух. И запомните накрепко, предупреждаю: если что-нибудь эдакое надумаете — полицию позову. Ору знаете как? Уши лопнут. Со мной шутки плохи…

О, нет! Она не боялась, она радовалась, как дитя, каждому мгновению долгого перелета и даже легко уснула, откинув голову на подголовник, прикрытый кружевной салфеткой. Оуэн смотрел на нежное, словно мраморная камея, лицо и думал: вот поймал охотник в лесу дикую зверюшку, тащит, чтобы посадить в золоченую клетку. И ждет награды. Как же изменит эта дикая леди судьбу его, Оуэна? Как-то изменит, уж это наверняка.

…Лос-анджелесский вечер благоухал и сиял. В океане стайками мерцали огни яхт и причалов, сквозь буйную зелень пальм и кипарисов сверкали разноцветными гирляндами отели и рестораны. Звуки оркестров, запахи кулинарных чудес кружили голову… Оуэну показалось, что его Дикая Коро- лева покачивалась не столько от долгого перелета, сколько от впечатлений.

— Сейчас я устрою вас в гостиницу. Завтра утром мы встретимся с самым главным боссом кино. Запомните его имя — Луис Майер!

«Она прелестна и свежа — девчонка с захолустной фермы»

Номер в непрезентабельном отеле привел Люси в восторг. Бедняжка и не представляла, что бывают апартаменты пошикарней скромной комнаты с душем. Она, конечно, была голодна, и Оуэн повел девушку в кафетерий. Предлагать яичницу при наличии горы яиц было смешно, но она мгновенно смела порцию омлета с двойной ветчиной. Бармен с внешностью мачо выразительно косился на ужинавшую провинциалку. Клиф понял это как знак. Здешние бармены, работающие в перенасыщенной красотками атмосфере, утеряли нюх на женские прелести. А этот сделал стойку — считай, случилось невероятное.

Расправляясь с омлетом, Люси спрашивала, кто из кинозвезд еще живет в этом отеле и где снимает комнату сам Клиф. Доев, она зазевала, положила щеку на ладонь и смежила веки:

— Щас, допью чай, не выливать же.

Оуэн отвечал ей машинально, а сам прикидывал, какое впечатление его Дикая Королева произведет на Майера.

— У вас есть другое платье для визита на студию? — Он печально оглядел глухо закрытый темный балахон. — Здесь, видите ли, жарковато.

— Есть, само собой. Но оно хуже. Слишком яркое и вызывающее. Я же не какая-нибудь…

— Дорогая Люси! Кто же посмеет плохо думать о вас? Но это приморский город, город киночудес. И сейчас лето! Поверьте мне, лучше все же одеться полегче. Я буду ждать вас в фойе — ну, там, где лифты, ровно в девять часов. Не проспите?

— С чего это? Я быстро засыпаю и сплю, совершенно как бревно. Хоть из пушек пали. А в шесть прямо вскакиваю.

Клиф слегка улыбнулся, протягивая ей ключ от номера:

— Спокойной ночи!

— Эй! — окликнула она уже удалявшегося опекуна. — А комнаты тут хорошо запираются? Тот жирный, что за стойкой, не вздумает полезть? Скажи ему, что я не из тех. Нос так расквашу, что доктор не залечит.

— Спи спокойно. Никто тебя не побеспокоит, детка.

Утром она вышла из лифта свежая, как политая клумба. На лазурном фоне летнего платья цвели маки. Туалет дополняли широкий лаковый пояс и шляпка. Клиф перевел дух. Подумать только — осиная талия, упругий контур бедра, холмы высокой груди — все а-ля натурель, без всяких женских ухищрений! Во рту пересохло, он с трудом произнес: